Невероятная история шведов в России

Ренарт Фасхутдинов, Магнитогорск 02 июля 2015, 16:50

Михаил Абрамзон и книга «Iron Links» («Железные узы»). Фото: Ренарт Фасхутдинов.

Как шведские кузнецы попали на Южный Урал

В июне в Магнитогорске вышла в свет англоязычная книга «Iron Links» («Железные узы»). Посвящена она малоизвестным страницам пребывания шведских кузнецов на территории Урала и их влиянию на регион. В качестве редакторов выступили профессора Анн-Кристин Хогманн и Питер Олауссон со шведской стороны и двое отечественных ученых Михаил Абрамзон и Наталья Фролова. «Русская планета» побеседовала с одним из редакторов, доктором исторических наук Михаилом Абрамзоном и узнала, когда и как попали шведы на Южный Урал.

– Книга написана одновременно и шведскими, и российскими историками. А кому все-таки принадлежит сама инициатива ее создания — шведам или россиянам?

– Очень трудно определить, поскольку проект в полном смысле совместный. И он не заключается только в издании книги. Книга на самом деле — это не его итог, а только верхушка айсберга, видимая часть. Вообще, сам процесс изучения истории русско-шведских контактов на Урале шел с двух сторон сразу. У нас в селе Тирлян Белорецкого района Башкирии, в 120 км от Магнитогорска, живет учитель истории Борис Оглоблин. Он краевед, настоящий патриот своей малой родины, много лет изучает историю родного села. И, конечно, не смог пройти мимо такой важной вехи, как прибытие шведской колонии кузнецов в Тирлян в конце XIX века. Около двух десятков мастеров из Дегерфорса и Карслкуги, небольших шведских индустриальных городов в исторической области Вермлунд, приехали работать на местный железоделательный завод. В Тирляне до сих пор живут их потомки — Ларсены, Адамсоны и другие. Они совсем ассимилировались, забыли язык, многие сменили фамилии, но память о шведском происхождении все равно жива. В середине 90-х годов Борис Оглоблин начал собирать и восстанавливать по крупицам биографии этих семей.

А с другой стороны, почти в то же время этой темой заинтересовался известный шведский журналист, телевизионщик Пер Энеруд. Можно сказать, что именно он открыл для Швеции уральских шведов. Толчком для него стала история жизни Вильгельма Сарве, проповедника, миссионера, автора книги о русском фольклоре. Сарве хорошо знал Россию, не раз приезжал в нашу страну и некоторое время даже был пастором шведской общины в Тирляне. Пером он владел хорошо и оставил помимо всего прочего еще и небольшой этнографический очерк о Башкирии, о Тирляне, о нравах местного населения. Пер Энеруд прочитал его, и загорелся приехать в эти края — снять документальный фильм. С небольшой съемочной группой он отправился по тому же маршруту, который когда-то проделали шведские кузнецы — через Балтику в Петербург, а оттуда на Урал. До Тирляна добирались по той самой узкоколейке, которая сохранилась с конца XIX века. Она до сих пор действует. Я сам, когда был ребенком, катался по ней в этих старинных вагончиках и могу подтвердить — впечатления незабываемые.

– И в Тирляне они встретились с нашим краеведом-энтузиастом?

– Да, там они пересеклись с Оглоблиным. Это был 1999 год. Подняли на ноги всех местных чиновников, сняли отличный фильм. Когда он прошел в Швеции на телеканале SVT, тема шведов на Урале стала популярной, начала обсуждаться, изучаться. Отыскались родственники наших Ларсенов и Адамсонов, которые захотели увидеть своими глазами эти места. И в 2010 году собралась шведская делегация, человек двадцать, которая отправилась в Тирлян. Там были не только представители этих семей, но и журналисты, ученые. Администрация Белорецка обратилась за помощью в организации этих контактов на достойном уровне к нам. Так мы встретились со шведскими коллегами, пригласили их к себе в университет и начали совместно работать над детальным восстановлением и осмыслением истории шведов на Урале.

– А почему вообще шведские кузнецы решили податься в наши края?

– Было две волны переселенцев. Первая прошла еще в начале XVIII века — после Полтавы и последующих сражений сюда отправляли шведских военнопленных. Их приписывали к различным уральским заводам — в Соликамске, в Перми, в Нижнем Тагиле. На демидовские заводы отправляли, на твердышевские. Многие офицеры на войну ехали с семьями — вот с ними их сюда и отправили. Заставили трудиться, но при этом положили жалование, ценили. Это во многом были образованные люди, среди которых нашлось немало военных инженеров, знатоков горнорудного дела. Хотя жилось им тут, конечно, трудно — места суровые, почти Сибирь. Многие умерли. Постоянно через своего консула в Петербурге они пытались улучшить свои условия, писали жалобные письма домой — их перлюстрировали, поэтому мы об этом знаем. Только в 1723 году им разрешили вернуться в Швецию. Большая часть уехала, но нашлись и те, кто уже врос в местную жизнь, осел. Те, кто были помоложе, женились на здешних красавицах. И с тех пор они и их потомки добросовестно трудились, поднимая уральскую металлургию. Следы их пребывания и влияния на регион до сих пор заметны.

А вторая волна — та, о которой я уже говорил. В конце XIX века Швеция была очень развитой в металлургическом плане страной. Но в Европе как раз бушевал экономический кризис, который Скандинавию накрыл достаточно сильно. В Швеции начинается огромный, миллионный отток эмигрантов, значительная часть населения вынуждена была из-за нищеты покидать свою страну. Куда они ехали? В те государства, которые были на подъеме. А это, в основном, США, Канада и Россия, которая тоже переживала промышленный переворот. Конечно, большая часть шведов предпочитала ехать за океан. Будучи профессиональными кузнецами-металлургами, они себя искали в Детройте, в других индустриальных городах, вливались в американскую промышленность. Там и сейчас много шведов проживает.

Но нашлась какая-то часть кузнецов, которая просто плохо посчитала, ошиблась. Они посмотрели расценки, как мы сейчас говорим, прайсы, увидели, сколько стоит пуд выплавленной руды, чистого железа. И впечатлились, потому что перепутали русское слово «пуд» и английское pound — «фунт». Из-за чистого созвучия приняли 16 кг за 400 г и решили, что немыслимо разбогатеют. Началось что-то вроде золотой лихорадки. И вот кинули клич по Дегерфорсу и Карлскуги, собрали компанию и отправили за 2,5 тыс. км на Тирлянский металлургический завод. Если быть точным, то 2 тыс. 697 км — в книге у нас все цифры подсчитаны и указаны.

 

Пока добрались, пока обосновались здесь, пока начали работать, прошло немало времени. Поэтому когда, в конце концов, правда о расценках выяснилась, большинство решило все равно здесь остаться. Тем более, многие успели жениться на местных девушках — русских, башкирках. Хотя нашлись и те, кто поехал обратно в Швецию. Тот же пастор Вильгельм Сарве, например.

– Как они тут приживались, тяжело было?

– Тяжело было первой волне шведских военнопленных. Потому что в начале XVIII века места были еще достаточно дикие, неосвоенные. Да и само их положение было другим — пленные, которых насильно заставили здесь работать. А вторая волна очень хорошо прижилась. Несмотря на развитость шведской металлургии, сам способ производства у них был достаточно традиционный. Кузнецы-металлурги жили целыми деревнями, в таких же, как у нас домиках, добывали руду старинным способом в небольших печах. Все это было очень похоже на наш Белорецкий горнозаводской округ. Поэтому, когда они приехали, то почувствовали себя как дома. Тем более, что приехали они не порознь, а крепкой сплоченной группой, настоящей колонией. Свою роль сыграл и географический фактор — эта часть Башкирии сходна со Скандинавией своим обилием лесов, гор, и рек. Все это им живо напомнило родину.

– А как им удалось сохранить память о своих корнях после революции и последующих событий?

Читайте в рубрике «Титульная страница» «В роддоме даже не извинились»Почему жительнице Челябинска пришлось рожать перед закрытым шлагбаумом медицинского учреждения «В роддоме даже не извинились»

– У них была своя община, внутри которой чтились свои праздники и ритуалы. Шведы — протестанты, это тоже их заставляло держаться вместе, помнить о своем прошлом, о своих обычаях. Конечно, жить совсем уж замкнуто не получалось, все-таки их потомки были уже наполовину русскими, а дальше процесс ассимиляции шел все сильнее. Но с другой стороны, это способствовало тому, что шведская колония начала расселяться по окрестностям.

Судьба разных семей сложилась по-разному. Кто-то совсем обрусел и забыл о своем происхождении, а кто-то умудрился пронести эту память даже через века. Встречаются у нас, например, такие странные для Урала фамилии, как Симон. Выясняется, что они происходят от шведских офицеров, от их законных и незаконных браков. В Карагайке есть семья, где хранят дневники 300 лет. Начал вести предок после Полтавы, потом передал сыну. Закончилась рукопись в 80-х годах XX века. Около трехсот лет — один дневник семьи Кустин! Они его переписали в общую тетрадь и бережно хранят.

Есть финские шведы, которые тоже попали сюда разными путями, тоже здесь осели. У нас в Магнитке можно встретить шведов. Например, со мной на факультете учились когда-то две девочки-близняшки, сестры Абрамссон. Фамилия очень созвучна с моей, но она шведская. Есть известный в городе художник Эдуард Медер — он тоже швед.

А за самым ярким примером далеко ходить вообще не нужно. У одного из наших бывших проректоров работала секретаршей Марина Калиниченко. Так вот, по матери она Ларсен, прямой потомок того самого Ларсена, который приехал в Тирлян в конце XIX века. В Швеции, кстати, его помнят и чтут до сих пор. Когда мы поехали с ответным визитом в землю Вермлунд в 2011 году, то взяли с собой Марину, и она побывала на своей исторической родине, повидала город, где родился ее прадед Карл Ларсен, познакомилась со своими родственниками — четвероюродным братом, дядей.

Нас во время этой поездки очень тепло принимали, проект встретил огромную поддержку на уровне народной дипломатии. Собственно, именно там, в Швеции, мы впервые заговорили с коллегами о необходимости издания книги. Решили выпустить три тома. Первый из них недавно вышел, сейчас мы начали работу над вторым.

– Получается, над первым вы работали около четырех лет. Следующие тоже потребуют так много времени?

– Думаю, да. Работа на самом деле очень кропотливая. В первом томе собраны статьи разных авторов — шведских и наших специалистов. Им нужно было время, чтобы их написать. Потом мы это все переводили на английский, приводили к единому знаменателю. Причем каждую статью профессионально правили люди, разбирающиеся в металлургическом производстве, все термины проверялись. Одних только версток было пять или шесть вариантов.

Книга построена по образцу замечательного произведения историка Льва Копелева, живущего в Германии, «Западно-восточные отражения». Он описывает Германию и глазами русских и наоборот — нашу страну глазами немцев. Там очень хорошо разбираются и преодолеваются многочисленные ксенофобные штампы. Я предложил взять за основу тот же принцип — мы о шведах, шведы о нас. У нас же знания ограничиваются тем, что мы их били под Полтавой. А на самом деле существуют многовековые связи. Древнерусские княжества поддерживали контакты с правящими домами Норвегии, Швеции, Дании, никогда их не прерывая. Наши князья дочерей своих выдавали замуж за конунгов и королей, никто не брезговал брать прекрасных русских княгинь в жены. Эти связи развивались и дальше. В России XVII века служило много людей из Швеции. Только после Полтавы и по первую половину XIX века контакты почти прекратились, но потом снова возобновились. Как известно, швед Аксель Гассельблат строил наш Магнитогорский металлургический комбинат. Передовой шведский инженер был приглашен из Швеции, чтобы построить комбинат на краю Европы. Это история не только нашего города, это мировая история!

– Книга издана на английском. Почему не на шведском или русском?

– Мы обсуждали этот вопрос. Изначально мы хотели делать ее и на шведском, и на русском, с большими аннотациями к каждому разделу на английском. Мы даже сделали такие аннотации, но потом отказались от этих лишних страниц. Просто поняли, что надо все-таки книгу делать для всей Европы, чтобы это был нормальный европейский проект. В Европе ведь практически все говорят по-английски. Где бы я ни обратился в Германии на улице к любому человеку, к продавцу мороженого, студенту, пенсионеру, все говорят по-английски. Как у нас в Советском Союзе все говорили по-русски. Хорошо ли, плохо, но остановишь любого узбека, таджика — международный язык был один. Это нормальное явление.

– То есть книга предназначена для широкого европейского читателя?

– Она написана хорошим научным языком. Но все-таки легким и интересным. Предисловие к ней написал Пер Энеруд, тот самый шведский журналист. То есть читать ее могут не только ученые, но и просто люди, интересующиеся этой тематикой. А интересующихся будет много, я уверен. Для европейцев тема генеалогии, поиск предков в каком-нибудь десятом колене, очень важна. А для шведов в особенности. Тут нужно понимать их менталитет. У нас, к сожалению, только одни мусульмане имеют свой шежере…

– Что это?

– Шежере — это родословная у тюркских народов. У казахов, у башкир. В любой уважаемой казахской семье есть родословное дерево, где расписаны все до седьмого-восьмого колена. Иногда все это уходит прямо в Средневековье. Когда приезжаешь к казахам в любой район, тебе показывают гордость семьи — шежере, где указаны все родственники. Вот и в Швеции в каждой, уверяю, в каждой семье ведут родословное дерево. Когда мы туда ездили, мне показывали огромные генеалогические таблицы. Они уходят в XVIII век, иногда в XVII, я нашел даже XVI век. А российская часть у них свободна. Они знают, что два брата Ларсен туда уехали, а что с ними стало, не знают. И для шведов это очень важно восстановить, ведь там, на Урале, их троюродные, четвероюродные братья и сестры. Для них это прямая родня. 1890-й год нам кажется далеким прошлым, а для них это совсем дата недавняя, 125 лет всего.

– А как там относятся к России?

– Вообще, интерес огромный. Нам пришлось в Швеции столкнуться с несколькими людьми, которые самостоятельно, без всяких университетов, освоили русский язык, чтобы читать русскую классику — Гоголя, Пушкина, Достоевского. Надо сказать, что они знают нашу литературу. Те, кто выучил русский, говорят на хорошем классическом языке конца XIX века, используют слова, которые мы уже редко употребляем. Говорят почти без акцента. Еще раз подчеркну, что многое нас связывает со Швецией исторически. Тот же чтимый ими Альфред Нобель жил в Петербурге, ездил по всей России. Он же фактически русский инженер был! Мы были в его доме, там на столе до сих пор лежит том Толстого — прижизненное издание с пометками самого Нобеля. Так что отношение к России теплое.

– Нынешний политический кризис между нами и Европой на этом не отразился?

– Я не вижу, чтобы какое-то охлаждение было. Швеция — нейтральная страна, и на уровне народной дипломатии никаких помех или проблем нет. Мне бы очень не хотелось, чтобы сюда вмешивалась политика. Контакты и взаимный интерес друг к другу должны сохраняться. В конечном счете, ради этого мы и затеяли наш проект.

Все новости