Пушкин против Коминтерна Как наследие великого поэта вовлекали в политическую борьбу

03.06.2015

• Сергей Глезеров
• |
• Рубрика Наследие

В судьбе потомков поэта, как в капле воды, отразился весь трагический для нашей страны XX век. Само собой разумеется, что тех потомков поэта, которые не приветствовали то, что происходило в стране после 1917 года, для советского пушкиноведения как будто и вовсе не существовало. Даже если речь шла о потомках родного брата поэта – Льва Сергеевича Пушкина, которому при разделе наследства отошло знаменитое имение Болдино. Судьбой болдинских «Пушкиных», после революции оказавшихся в Эстонии, занимается исследователь Сергей ГАВРИЛОВ – петербуржец по рождению, уже многие годы живущий в Таллине.

– Сергей Львович, что стало отправной точкой ваших поисков?

– Меня заинтересовала судьба «последнего Пушкина», подпаска из деревни Даймище близ Гатчины. Но распутывать нить пришлось начиная с его отца полковника Александра Анатольевича Пушкина – внука Льва Пушкина. В генеалогии Пушкиных он долгое время считался последним достоверным представителем болдинской ветви, причем его биография была известна пушкиноведам только до Первой мировой войны. А что было дальше, оставалось за скобками.

По документам в эстонских архивах удалось установить, что полковник Пушкин, награжденный многими орденами, к апрелю 1918 года занимал должность начальника 14-й кавалерийской дивизии Русской армии. Затем он пробрался на юг России и вступил в Добровольческую армию генерала Деникина. В марте 1919 года стал руководителем операции, которую Деникин вел против «большевистски настроенных» чеченцев. Там он и погиб в бою 20 марта 1919 года...

Его жена Екатерина Ивановна принадлежала к купеческому роду Чикиных, владевших «медноплющильным» заводом вблизи Петрограда – на реке Оредеж близ села Рождествено. Поэтому для меня отправной точкой стал Музей-усадьба Владимира Набокова в Рождествене, в котором хранятся материалы, связанные с купцами Чикиными. Выяснилось, что Александр Анатольевич Пушкин и Екатерина Чикина обвенчались в 1909 году. В семье родились две дочери – Алла и Ирина и сын Александр (в семье его звали Шуриком).

Осенью 1919 года Екатерина Пушкина бежала из поместья Чикиных под Сиверской с дочерьми в обозе Белой северо-западной армии в Эстонию. В ноябре 1919 года она оказалась в Нарве. В момент бегства сын Александр был болен, поэтому его пришлось оставить на попечении родственников в деревне Даймище близ Рождествена. Тогда не терялась надежда, что отступление белых не будет длительным и вскоре можно будет вернуться. А пришлось в разлуке жить многие годы – родных разделила граница между РСФСР и Эстонией.

В госархиве Эстонии хранится так называемый нансеновский паспорт Екатерины Пушкиной, который выдавался эмигрантам без гражданства. Она осталась жить в Нарве – поближе к сыну. Недавняя помещица, Пушкина вынуждена была устроиться на работу воспитательницей в женский интернат при русской эмигрантской гимназии. Ее дочери, Алла и Ирина, учились в той же гимназии и жили в интернате вместе с матерью. Эмигрантская гимназия в известном смысле стала спасением для 33-летней вдовы, лишенной дома, родины, источников к существованию. Возможно, так бы все и продолжалось дальше, если бы не 125-я годовщина со дня рождения Пушкина, которую отмечали в июне 1924 года...

– Пушкиных втянули в политику?

– Да, помимо своего желания «болдинские» Пушкины оказались вовлечены в политическую борьбу вокруг наследия и самого имени поэта, развернувшуюся в 1920 – 1930-х годах.

Впоследствии эмигрантский литературовед Никита Струве писал, что Октябрьская революция была победой антипушкинского начала, которое еще до нее выразилось в «писаревщине» (как известно, критик Дмитрий Писарев нигилистически относился к Пушкину, считая его представителем враждебной дворянской культуры. – Ред.), а затем – в требовании Маяковского сбросить Пушкина с корабля современности. Как бы в противовес по почину Союза русских просветительных и благотворительных обществ в Эстонии был устроен в 1924 году первый праздник «Дня русского просвещения», приуроченный к 125-летию со дня рождения Пушкина.

В рамках торжеств в редакции таллинской русской газеты «Последние известия», главного печатного органа русской эмиграции в Эстонии, тоже прошло памятное мероприятие. Выступая на нем, русский общественный деятель доктор Колпаков, эмигрант из Гатчины, рассказал о трагической судьбе Александра Анатольевича Пушкина, погибшего в рядах белого движения в Гражданскую войну, а дальше поведал о том, что сын героя остался в Советской России и влачит жалкое существование...

«Вот она, трагическая судьба потомков гения, которому столь невыразимо многим обязана Россия! – восклицал Колпаков. – Александр Пушкин, правнук и тезка великого поэта, – неграмотный деревенский подпасок. Алла и Ирина, правнучки Пушкина, – нуждающиеся нарвские беженки. Это ли не символ падения и разорения высших ценностей нашей национальной культуры?».

Выступление Колпакова подняло изрядный шум в среде русских эмигрантов. «Пушкинский проект» обрел дополнительный импульс, получил своих мучеников. Полковник Пушкин, павший в рядах белых, стал символом пушкинской России, не подчинившейся большевизму. А судьба подростка предоставляла возможность победить большевизм на отдельно взятом примере. Борьба за освобождение «последнего Пушкина» из «совдепии» приобрела международный размах. Это была одна из первых антисоветских кампаний, в основе которых лежал вопрос воссоединения семьи.

Для вызволения внучатого племянника Пушкина эмигранты собирали деньги по подписке. На них был оформлен советский загранпаспорт и организована «доставка» Шурика Пушкина в Эстонию. 20 мая 1926 года он прибыл в Нарву и воссоединился с матерью и сестрами. Его поместили в интернат для мальчиков при эмигрантской гимназии.

– Как восприняли эмигрантские круги его возвращение?

– Можно сказать, что его прибытие в Нарву стало катализатором проекта «пушкинского воспитания» русской эмиграции. Передовица таллинских «Последних известий» от 8 июня 1926 года под названием «Сила духа» открыто провозглашала пушкинское наследие противовесом коммунистической диктатуре. Вот что там говорилось: «И сейчас, в эти тяжкие и хмурые дни, когда Россия захлестнута стихией дикого коммунистического варварства, солнечный гений Пушкина есть для всех нас великое пророческое обещание и знамение... Сегодняшний, третий по счету, Пушкинский день, день русской культуры, требует особого, нарочитого избранного лозунга. Таким лозунгом должно стать... национальное пушкинское воспитание нашей молодежи».

Далее в публикации говорилось, что «растлители детских душ» в «совдепии» пытались сделать из правнука и тезки великого нашего поэта невежественного и нищего деревенского пастушонка, пытались «замутить чистый родник детской души и воспитать из даровитого русского ребенка изломанного калеку комсомола».

В рамках проекта «пушкинского воспитания» предполагалось сохранить эмигрантскую молодежь в лоне русской культуры и воспитать из них будущую интеллектуальную элиту России, когда коммунистический режим на родине падет.

К 1937 году, когда отмечалось 100-летие со дня гибели Пушкина, идеология противопоставления Пушкина как символа исторической России большевизму, Коминтерну и вообще всему коммунистическому приняла поистине глобальное значение. Из Эстонии пушкинский праздник под названием «День русского просвещения» распространился по всем странам русского эмигрантского рассеяния.

Очень ярко эту идеологию сформулировал Борис Бразоль, председатель Пушкинского комитета в Америке, в февральской речи памяти Пушкина в 1937 году в Нью-Йорке: «Пушкин – единственное имя, вокруг которого, как вокруг некоего священного знамени, могут собраться доселе нестройные наши рати, чудодейственно превратившись из «несчастных нарвских беглецов», от которых содрогнется сатанинская власть Красного Интернационала»...

 – И как, содрогнулась?

– Внутри СССР в 1930-е годы шли свои внутренние политические изменения, связанные с отходом от идеологии мировой революции и поиском национальных основ большевистской власти. К 1937 году Пушкин и национальная история России были частично реабилитированы в СССР, а такие монстры ортодоксального классового подхода, как профессор Михаил Покровский, были посрамлены на идеологическом фронте образования. Преподавание русской литературы освободили от «вульгарного социологизма». В советские школы вернули курс русской истории.

На мой взгляд, не будет большим преувеличением сказать, что катализатором этой «культурной контрреволюции» была судьба семьи Пушкиных, потомков Льва Сергеевича, «несчастных нарвских беглецов».

– А что «болдинские» Пушкины, ставшие эстонскими: их судьба стала счастливее от причастности к «пушкинскому проекту»?

– Едва ли. Когда в 1937 году эмиграция торжественно отмечала столетие гибели поэта, Шурик Пушкин служил в эстонской армии и в торжествах участия не принимал. К тому времени часть «болдинских» Пушкиных уже переехала из Нарвы в Таллин. Ирина работала там на сапожной фабрике. Алла Пушкина осталась в Нарве и в этом же году удачно вышла замуж. Ее муж Арнольд Йыги был состоятельным человеком, владельцем магазина на центральной площади Нарвы.

Вообще же к середине 1930-х «болдинские» Пушкины проделали путь, характерный для большей части русской эмиграции, – от надежды на возвращение в Россию до врастания в общество той страны, где они оказались. Но очень скоро судьба сделала очередной крутой поворот.

Напомню, в 1940 году Эстония стала частью СССР. Пушкины лично не пострадали, правда, с магазином в центре Нарвы пришлось расстаться. Но многих «белоэмигрантов», активистов «пушкинского воспитания» советские власти незамедлительно репрессировали.

Вскоре после начала Великой Отечественной войны, 1 июля 1941 года, Шурик Пушкин был мобилизован в Красную армию. Его дальнейшая судьба неизвестна. Правнук брата поэта бесследно сгинул в мясорубке войны: справка военкомата гласит, что он пропал без вести в августе 1941 года.

– Как сложились судьбы его сестер и матери?

– В 1944 году Екатерина Пушкина и ее дочери вместе с отступавшей немецкой армией бежали в Германию. Повторялась история 1919 года: война, лишения, бегство в неизвестность...

В 1948 году Ирина Пушкина перебралась в Канаду, где нашла работу на обувной фабрике недалеко от Торонто. Пришлось снова привыкать к новой стране, к новому языку, к новой культуре. И при этом работать не покладая рук. Ирина сумела скопить необходимую сумму, чтобы оплатить переезд матери. Так они и жили вдвоем в городе Пиктоне в канадской провинции Онтарио более сорока лет. По старой, еще эстонской, памяти иногда устраивали пушкинские праздники для своих канадских друзей.

Екатерина Пушкина скончалась в 1991 году в возрасте 104 лет. Ее дочь Ирина всю жизнь так и работала на сапожной фабрике. Она скончалась в 2006 году. Похоронены они на кладбище Гленвуд, провинция Онтарио.

Что же касается Аллы Пушкиной, то она вместе с мужем оказалась в Венесуэле. Арнольд Йыги и там преуспевал, работая начальником фармацевтической лаборатории. Алла Пушкина-Йыги на два года пережила свою сестру и скончалась в венесуэльском городе Валенсия в 2008 году. Она была последней в роду «болдинских» Пушкиных – потомков Льва Сергеевича Пушкина, брата поэта. Ни у кого из них не было детей... Мне удалось найти личный архив семейства Пушкиных в Канаде и пробудить к нему интерес пушкиноведов. Сейчас он передан в Музей-заповедник А. С. Пушкина в Болдино.

 

Все новости