О чём поведали церковные книги

Однажды в «Калужских губернских ведомостях» я встретил план публикаций на ближайшие годы к юбилейным датам. В план была включена и тема Первой мировой войны. Задумался: а что было известно об этой войне в моей семье, в среде окружающих меня людей?

Оказывается, на бытовом уровне о событиях того времени редко вспоминали, хотя в России за годы войны было призвано в армию и на флот около 16 миллионов человек всех сословий и национальностей. Более двух миллионов погибло, пропало без вести, умерло от ран, около двух с половиной миллионов попало в плен.

О боевых событиях и фронтовой жизни я больше знаю по литературным произведениям иностранных писателей, таких как Ремарк («на Западном фронте без перемен», «Три товарища»), и по редким публикациям в отечественных журналах. И я думаю, тут дело не в специальном замалчивании кем-то той войны, как считают некоторые публицисты. Просто после Первой мировой на наш народ свалились еще более кровавые и более масштабные события: Октябрьская революция, разруха Гражданской войны, перемещение огромных людских масс на стройки пятилеток, в лагеря Гулага, а самое трагическое – Великая Отечественная война, которая затронула каждую семью. Эти события привели к утрате множества материальных свидетельств далекой эпохи, не пощадили и самих участников – вот основная причина неизвестности той войны.

Мой отец был в действующей армии на фронте два года. Он только-только успел жениться, как летом 1915 года вместе с другими деревенскими парнями вынужден был идти на призывной пункт. И мою старшую сестру, родившуюся вскоре, крестили в местной церкви уже без отца.

Первую мировую войну отец помнил по длительным маршам к месту боевых действий под дождем и зноем, в мороз и слякоть. Во всех случаях единственной верной спутницей была шинель, которая заменяла в походе и кровать, и одеяло, и подушку. Порой войска шли без остановки пятьдесят-шестьдесят верст, и тогда солдаты приноравливались спать на ходу, опираясь в тесной колонне на плечо друг другу. Когда обоз с полевой кухней отставал от колонны, солдаты питались сухим пайком в виде сухарей.

Где-то на привале вдоль железной дороги отцу довелось видеть царя Николая Второго, который приветствовал и ободрял войска, идущие в бой. В разговоре на эту тему отец никогда не забывал упомянуть: «Царь сидел на коне, вот так близко от меня, как тот дом через дорогу! А вокруг Николая – генералы…»

Однажды, как говорил отец, «на австрийском фронте» его подразделение попало под газовую атаку неприятеля. Много сослуживцев погибло. Отца выручил офицер – ротный командир. По его совету отец дышал через полу шинели, смоченную в болотной воде, пока ядовитое облако не рассеялось.

Отец был кавалером солдатского Георгиевского креста, чем очень гордился. Эту единственную память боевой молодости, которую удалось ему сохранить, закопав в саду вместе с документами, когда деревню оккупировали немецко-фашистские захватчики, а его угнали вместе с семьей в концлагерь в Прибалтику, он в первый послевоенный голодный год вынужден был отдать за хлеб на брянском рынке.

До конца жизни у отца (прожил он 82 года) сохранялись символы далекого военного времени: солдатская выправка, любовь к полувоенной одежде с какой-нибудь гимнастеркой навыпуск, с фуражкой, которую он мог носить до тех пор, пока не изломается козырек, с обмотками той поры, представлявшими собой длинные узкие полосы из плотной материи. И, конечно, не мог он расстаться с обязательным атрибутом мужчин начала двадцатого века – усами, как ни пыталась уговорить его мать избавиться от них.

В моем детстве, прошедшем в Жиздринском районе, уже редко можно было встретить фронтовиков Первой мировой. Был один старичок, вернувшийся из плена, которого удивляла жизнь германского крестьянина своей рачительностью в хозяйских делах, стремлением к использованию малой механизации там, где российский крестьянин надеялся только на свой горб. Другой ветеран вернулся с войны без ноги, вместо которой использовал деревянный протез в виде перевернутой вниз горлышком огромной бутылки. Он освоил профессию сапожника, мог ремонтировать конскую сбрую.

Но особенно мне запомнился дед Миша по прозвищу Гуцкий, которого с уважением в деревне считали местным знахарем. А все дело в том, что в царской армии он служил «коновалом» - так иногда называли людей, умеющих лечить лошадей. В прежних армиях лошадь являлась основной боевой единицей. На войне дед Миша в совершенстве освоил профессию лекаря животных. Вот к нему, безотказному и доброжелательному по натуре, и обращались за помощью жители, дрожащие над единственной коровушкой-кормилицей в семье, и он всегда выручал односельчан.

Казалось бы, далеко разворачивались кровавые битвы, но нашему Жиздринскому уезду, находящемуся в глубоком тылу, тоже не удалось избежать пагубного влияния войны. В связи с отправкой на фронт резко сократилось мужское население, и тяготы крестьянской жизни легли на плечи женщин, стариков и детей. Например, если в моем родном селе в 1903 году проживало 474 мужчины и 435 женщин, в 1914 году (накануне войны) – 611 мужчины и 518 женщин, то уже за первые полгода войны количество мужчин сократилось на 99 человек.

Недавно мне нужно было уточнить свою родословную на начало XХ века. Я обратился в областной архив к записям в метрических книгах по нашей Покровской церкви. И мне вдруг с неожиданной стороны раскрылась глубина народного бедствия, вызванного войной. Причем об этом свидетельствовали записи метрических книг по всем трем разделам: рождения (крещения), венчания, смерти.

В приходе значительно уменьшилось количество венчаний и рождения детей и увеличилась смертность населения. На все немалое население в Младенске и окрестных деревень в годы войны регистрировалось всего по пять-шесть венчаний. Впервые за десятилетия появились записи о рождении детей вдовами – женами солдат, погибших на войне.

Однородное население уезда, веками жившее своими постоянными общинами, создававшее семьи, как правило, в пределах своих приходов, в годы войны принимало в свою среду жителей Могилевской, Минской, Гродненской, Сувалкской губерний. И в метрических книгах уже появляются записи: «родилась дочь Софья, внебрачная, мать Калиновская, урожденная д.Бали-Великий Сувалкской губернии»; «вступает в брак Минской передвижной починочной мастерской мастеровой Андрей Иванович Изуткин и крестьянка Минской губернии Бобруйского уезда д.Щитов Софья Кузьминична Топоренок».

Также узнаешь, что фельдшер починочной мастерской Кувшинов вступает в брак с местной, из д.Поляна, крестьянкой Васильевой, гражданин Могилевской губернии создает семью с гражданкой г.Козельска и так далее. Фамилия Васильевых до последнего времени была известна в деревне Младенск.

В одной из метрических книг читаешь, как трагично сложилась судьба «находящегося на излечении в Судимирском госпитале для раненых пленного австрийца Имры Бодиева, 33-х лет». Его похоронили на местном кладбище с отпеванием православным священником войсковой части. Если судить по имени умершего, он по национальности венгр. И занесла же его нелегкая, как говорят в народе, на чужбину, чтобы сложить свою голову вдалеке от очага своих предков.

Здесь же от боевых ран скончались «рядовой 402 Усть-Медведицкого полка крестьянин Волынской губернии Владимиро-Волынского уезда д.Хмелевки Никулинской волости Николай Сидорович Крысов, 36 лет», «рядовой 3-го сибирского стрелкового полка крестьянин Томской губернии Ейского уезда Солонецкой волости и села Егор Морозов». Священник Грознов удостоверил: воинов отпевал приходской офицер станции Судимир. Иоанн Васильевич Грознов – тот самый священник Покровской церкви, который крестил мою старшую сестру Евдокию в 1916 году, когда отец уже был на войне.

Представлена только незначительная часть информации, как будто косвенной, по одному населенному пункту, которую удалось почерпнуть из метрических книг столетней давности. И даже эта информация дает некоторое представление о Первой мировой войне. Много еще страниц истории той неизвестной войны предстоит раскрыть. И я думаю, время для этого пришло.

Леонид ЕГОРЕНКОВ.
с.Борищево, Перемышльский район.

Все новости