«Быть объективным не удается практически никому»

Доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии Российской академии наук Виктор Шнирельман прочитал в Политехническом музее лекцию «Национализм и образы прошлого». Slon публикует 10 фрагментов этой лекции.

Откуда человек узнает о прошлом? Что он о нем думает? Как он себе его представляет?

1. Люди мыслят образами – это достаточно тривиальное утверждение. Смысл его с особой силой раскрылся в последние десятилетия, которые связываются с приходом постмодерна. Почему так произошло? Период модерна в условиях господства империализма, колониализма, расизма характеризовался созданием образа мира, свойственного доминирующему населению. Взгляды меньшинств тогда мало кого интересовали. Да и общество, особенно в государствах с деспотическими режимами, молчало. А государственные институты – школа, СМИ и так далее – даже навязывали людям в целом и особенно меньшинствам свои образы мира.

При этом такие образы нередко апеллировали к научному знанию. И то, что от них отклонялось или противоречило, считалось ненаучным.


2. С распадом колониальной системы, развитием движения за права человека, падением известных тоталитарных режимов и нарастанием демократизации ситуация коренным образом изменилась. Теперь голос получили те, кто раньше подвергался дискриминации и кого до этого практически не было слышно. И выяснилось, что у этих групп имеется свое отношение к прошлому: у них есть свой образ мира, свое представление о том, что и как происходило в прошлом. На сцене появились альтернативные версии истории, которые вступали в активный и очень непростой диалог как друг с другом, так и с общепринятыми представлениями.

О каких группах идет речь? Это этнические меньшинства, низкостатусные социальные группы, сексуальные меньшинства, региональные группы, подвергавшиеся раньше гонению, диссиденты самого разного толка.

3. Сегодня обнаруживается, что и разные поколения могут придерживаться совершенно разных образов прошлого. Достаточно ознакомиться с версиями истории, которые создаются представителями такого рода групп, чтобы стало ясно, что та единая истина, Истина с большой буквы, о которой мечтали представители постмодерна, не существует по определению.

При этом выясняется, что для организации памяти важнее всего оказываются 3 компонента: время, место и социальная среда. Вот почему сегодня вместо понятия историческая истина в науке утверждается понятие социальной или исторической памяти. Речь идет об очень широком круге общественных и культурных явлений. Ведь когда мы говорим об истории, мы прежде всего представляем себе ученых-историков, которые создают исторические труды, проводят исследования и потом представляют нам свою «продукцию», предлагая им поверить. Но кроме этого социальная память включает еще очень многое: и кинопродукцию, и художественное производство, живописные полотна, музыку, скульптуру, архитектуру…

Немалую роль играет хронология. Нам кажется, что есть единая хронология событий, а оказывается, нет. Если поездить по миру и поинтересоваться, как люди датируют события, мы выясним, что кроме христианской хронологии есть еще мусульманская, индийская, иудейская, японская. И они тоже имеют прямое отношение к исторической памяти.


4. Более того, социальная память находит свое отражение в рекламе, мы встречаемся с ней повсюду. Если вы выйдете на Лубянскую площадь, то перед вами окажется Соловецкий камень, который сразу же порождает память о довольно печальных страницах нашей истории.

Нельзя забывать также о роли музеев и их экспозиции – они тоже дополняют память разными ракурсами и интерпретациями истории. Этикетки, денежные знаки, плакаты – это все тоже память, запечатленная в культурных реалиях или объектах, то есть овеществленная память.

Существует также индивидуальная память, которая связана либо с собственным опытом, либо с тем, что достается человеку от его ближайших предков: посредством писем, фотографий, семейных реликвий… При этом такая память может решительно расходиться с версией прошлого, которая навязывается людям по официальным каналам.

С индивидуальной памятью тесно связана память генеалогическая. У разных народов и разных социальных категорий она имеет разную глубину. Например, у тюрков и у вайнахов генеалогическая память включает, по меньшей мере, 7 поколений. У знатных людей в различных культурах обычно более длинная и разветвленная генеалогия, чем у простонародья.

Существует также живая память, которая периодически проявляется в массовых действиях. О чем идет речь? О ежегодных праздниках, чествованиях, юбилеях различных людей. Сегодня к этому еще прибавляются реконструкции исторических баталий. Это призвано закрепить определенным образом в памяти людей картину прошлого, четко определив его ключевые моменты. Именно ключевые моменты – поскольку прошлое, история включают огромное количество самых разных фактов, но в памяти народа, простых людей запечатлеваются лишь ключевые, наиболее яркие моменты. То есть те моменты, о которых вам постоянно напоминают. В Советском Союзе, например, ежегодно 23 февраля показывали фильм про Чапаева, в результате чего его образ глубоко засел в памяти советских людей.


5. Следовательно, образ прошлого складывается на основе различных источников. Когда-то историки предлагали различать образ прошлого как социальную память и Историю с большой буквы, которая пишется учеными. Но сегодня мы понимаем, что историки и специалисты тоже являются членами общества и тоже склонны воспринимать стереотипы и иметь предрассудки. Быть объективным не удается практически никому. Иными словами, представления о прошлом всегда культурно окрашены. Более того, они оказываются эпохально окрашенными, поскольку в каждую эпоху у людей разное мировоззрение.


6. Образы прошлого, которыми питается общество, так или иначе находятся под воздействием научно оформленных исторических конструкций, создающихся учеными и положенными в основу учебной литературы. Ни один курс истории, сколь бы объемным он ни был, не может вместить в себя все факты. Но целью школы является не подготовка специалистов, ученых, а воспитание граждан данного государства. Поэтому учебник предлагает определенную схему исторического пути, одобренного государством. Авторам приходится тщательно отбирать факты и определенным образом их интерпретировать. Иными словами, национальная история – это всегда исторический миф, который обслуживает интересы правящей верхушки.


Во всем этом проявляется конструктивистская деятельность государства, заинтересованная в том или ином видении истории. Государство играет огромную роль в создании того, что очень интересный современный французский историк Пьер Нора назвал «узлами памяти», – то есть в отборе ключевых событий прошлого, которым национальная история дает особый смысл. Обозначив то или иное событие, государство делает все, чтобы закрепить его в памяти общественности, причем в нужной государству версии. Вот придумали праздник 4 Ноября, День народного единства, и постоянно про него говорят, чтобы это событие стало ключевым.


7. Одной из основных тенденций в формировании исторической памяти в наше время является то, что люди, которые в Советском Союзе считались уважаемыми, сегодня в глазах общественности становятся мерзавцами. И наоборот. Вспомнить хотя бы, как с годами менялось отношение к Богдану Хмельницкому, Мазепе, Столыпину или Колчаку.

Как возможно такое примирение, что оно означает? Такое примирение оказывается возможным только в обстановке утвердившегося национализма, который нуждается в своих исторических героях, выступавших в защиту народа. Иными словами, в таком контексте разные видения историческими деятелями этих народных интересов и их выступления по разные стороны баррикад оказываются далеко не самым главным фактором. А наиболее ценным в их духовном наследии и деятельности признается преданность родине и народу, готовность отдать за них свою жизнь, независимо от того, под каким флагом, под какими идеями. Сегодня восприятие героев окрашено национальными эмоциями, а не рациональными оценками.

8. Наибольший интерес к изучению социальной памяти проявился во Франции. Пьер Нора связывает это с ураганом индустриализации, который в XX веке практически смел со своего пути французскую деревню. Но вспомните: то же самое в те годы наблюдалось и в Советском Союзе. Но у нас тон задавали не историки, а писатели-деревенщики. Например, писатель Чивилихин своим романом «Память» разбудил интерес общества к поиску своих предков: даже дети стали интересоваться генеалогией.

Интересно, что хронология этих двух потоков – во Франции и в СССР – совпадала едва ли не до года. Но если во Франции резкие изменения трактовок недавнего прошлого произошли в 70-е годы, сразу же после смерти Шарля де Голля, то в Советском Союзе их время пришло на эпоху Перестройки. Кроме того, во Франции ревизии подвергся главным образом новейший период истории, а у нас начался пересмотр всей истории целиком. И уже в течение 20–25 лет не спадает волна так называемой альтернативной истории, в написании которой участвуют главным образом неспециалисты: писатели, поэты, ученые из других областей.

Нора пишет о том, как в 70-х годах во Франции расцвел культ наследия, а также о небывалом ускорении истории, приводящем к разрыву прежних традиций, потере связи с прошлым. Это приводит к размыванию того барьера, который ученые прежде пытались установить между образом прошлого и историей.

9. Бытует мнение, что всплеск альтернативной истории является спецификой лишь нашей страны, и что это происходило только в течение последних 20–25 лет. Между тем оба эти утверждения не верны. Образ прошлого тесно связан с поиском основ идентичности. А кризис идентичности, так или иначе, связан с исторической травмой и нередко встречается в самых разных странах современного мира, в том числе и в развитых государствах.


Например, в Германии кризис идентичности является производным от комплекса вины, который ощущают нынешние поколения за нацистское прошлое своих предков. Во Франции – это комплекс вины, связанный с массовым коллаборационизмом эпохи Виши, а также с падением Алжира, что заставило французов пересмотреть свое колониальное прошлое. В Соединенных Штатах – это комплекс вины, возникший вследствие резкого изменения общественного климата после эпохи борьбы за гражданские права, когда молодые поколения осудили расистское прошлое своей страны.

В таких условиях возникает потребность переоценки и пересмотра своей истории: ведь отвержение прежних ценностей влечет за собой развенчание былых героев, разочарование в том, что раньше считалось славными страницами истории. Старый миф подвергается сомнению, а на смену ему приходит новый, расставляющий совершенно другие акценты.


10. В бытовом представлении миф отождествляется со сказкой, выдумкой, фантазией, мало соответствующей реальности. Но в современном научном понимании миф вовсе не обязательно является полностью ложным образом. Речь идет о внесении некоторого порядка в хаотичное скопление исторических фактов. Факты отбираются и интерпретируются таким образом, чтобы создалась непротиворечивая картина исторического процесса, основанная на определенной логике и на определенной системе ценностей. При этом одни факты игнорируются, другие – интерпретируются так, что некоторым из них придается особое значение по сравнению с прочими. Благодаря такого рода процедурам возможно одновременное существование двух или нескольких версий истории.


В этом нетрудно убедиться, ознакомившись с современными школьными учебниками. Если вы возьмете учебник, написанный с либеральных позиций, а затем учебник, написанный с консервативных, то почувствуете, что это истории двух совершенно разных стран. Отбор фактов, интерпретация фактов, их оценка и придание им той или иной конфигурации ведет к созданию совершенно разных образов прошлого. По сути именно поэтому национальная история является мифом.

Все новости