Не надо обо мне. Давайте лучше о краеведении говорить...

Почётный гражданин города Белгорода. Лауреат премии «Прохоровское поле», автор четырёх с половиной десятков книг о Белгородчине. Совсем недавно - шестого мая - Александр Николаевич Крупенков отметил свой шестидесятилетний юбилей. Впереди - громадьё планов. И занятие любимым делом - краеведением. Он настолько увлечён историей родного края, что про другое и не говорит практически ничего. Зато в его словах - настоящие любовь и гордость за Белгородчину. В этом убедился наш корреспондент Алексей СТОПИЧЕВ, беседуя с ним на «гостевом диванчике» «Белгородских известий».

Лучшие воспоминания связаны с Белгородом...

Сразу скажу, что по месту рождения я не белгородец. Родился очень далеко от Белгорода - в Сибири, в Чите. Но в Белгороде я живу уже сорок девять лет. И, конечно, Белгород давно стал для меня второй родиной. Здесь я закончил школу. Здесь началась моя трудовая деятельность. После окончания школы работал в паровозном депо учеником слесаря. Потом призвали в армию. Через два года вернулся. Лучшие годы прошли в Белгороде, и лучшие воспоминания связаны именно с ним. Поэтому этот город для меня важное значение имеет.


После армии поступил в институт. Историей увлекался с детства, но, к сожалению, в то время исторического факультета в пединституте не было, и потому я поступил на иняз. Иностранный язык мне нравился. Но если бы был истфак, то поступил бы туда, не раздумывая. В институте краеведением ещё не увлекался. Увлечение пришло в более зрелом возрасте. Мне тогда уже было лет двадцать шесть - двадцать семь.
В 1977 году закончил институт, и меня направили работать в сельскую школу в село Топлинка Белгородского района. Там началась моя педагогическая деятельность. Работал я учителем английского языка и одновременно вёл военное дело. Через два года меня назначили директором школы.
Засиживались аж до утра!
И работал я в селе, пока его не затопили. Такая вот печальная судьба у села оказалась. Там строили белгородское море и затопили несколько сёл. А очень хорошее, живописное место было. Именно там я познакомился с нашим известным поэтом Александром Филатовым. Мы с ним дружили, вместе работали в школе. И от него я очень много взял в литературном и историческом плане. Потому что человеком он был очень интересным. Знал невероятно много и обладал даром рассказчика. Был членом Союза писателей. Знал и столичных писателей, и местных. Встречался с Рубцовым. И к нему в Топлинку приезжали поэты и писатели из Москвы, Ленинграда, Воронежа… Я с ними тоже перезнакомился. Были интересные литературные вечера у Филатова. Семья была очень гостеприимная, и мы порой засиживались аж до утра. Беседовали на любые темы, отмечали праздники и дружили.

Не любили, когда я приходил

Ещё когда я работал военруком, директор поручил мне ухаживать за братской могилой в центре села. И мы заметили, что каждый раз на девятое мая приезжала бабушка. То ли из Томска, то ли из Омска. Издалека, в общем-то. Люди давали ей табуреточку, и она весь день сидела возле могилы и горевала. В этой братской могиле был похоронен её сын. А больше никто и не приезжал. И однажды убираем могилу, а один мальчик у меня спрашивает: «Александр Николаевич, а почему у нас столько фамилий на памятнике, а приезжает только одна бабушка?».
И меня этот вопрос врасплох застал. Не задумывался я над этим никогда. Как никто, впрочем, не задумывался. И решил я пойти в белгородский военкомат и узнать, есть ли какие-то сведения о воинах, похороненных здесь. Оказалось, что на каждого погибшего солдата заведена учётная карточка с фамилией, именем, отчеством, номером воинской части. Воинское звание. Где служил, когда погиб. И две важные графы были - откуда призывался и сведения о родственниках. Я что-то сразу переписал. Потом с ребятами приходили и переписывали. Правда, в военкомате работникам это не очень нравилось - вот приходят, работать мешают. Я ведь когда приходил в военкомат, меня чуть ли не гнали оттуда. Потому что четвёртое отделение этим должно было заниматься - это их святая обязанность - сообщать родственникам, что их близкие похоронены здесь. А они этого не делали. А тут какие-то пионеры-энтузиасты делают то, что они не делают. Мне так и говорили: «Что вы там копаете? А потом будут говорить, что мы ничего не делаем!». И не любили, когда я приходил.

Люди стали приезжать

Тем не менее мы переписали все карточки и стали рассылать письма. По всем двумстам адресам. Но почти все наши письма вернулись назад с пометками «адресат выбыл», «по данным не значится», «дом сломан» или «такой-то улицы нет». И мы тогда пошли другим путём. Брали и выписывали все районы и области, откуда были похороненные у нас бойцы. И в редакции районных газет отправляли письма. Расчёт был простой. Даже если люди переехали в другое село или город - остались родственники или знакомые. Соседи. И они всё равно сообщали близким. Расчёт оправдался, и люди стали приезжать. Выяснилось, что близкие просто не знали, что их родственник погиб и захоронен именно у нас. В 1943 году получали официальную похоронку, в которой точное место захоронения не указывалось. Обычная формулировка была такой: «погиб в боях за нашу социалистическую Родину». Или «погиб в боях на высоте такой-то». А кто эту высоту знал, где она и какая? И люди смирились. Тем более чаще даже присылали письма не с формулировкой «погиб в боях», а «пропал без вести». И это имело даже негативный оттенок. Ведь если похоронка приходила - родственники получали компенсацию за потерю кормильца. А если «пропал без вести» - ничего люди не получали. Считалось, что мог и за границу убежать. Зато благодаря поисковым работам многие люди узнали, что их родственники не пропали без вести, а погибли в боях.
А пропадали без вести многие почему - ребята были молодые. Им давали гильзы или медальоны специальные, куда надо было вложить записку с данными. Но была плохая примета: если медальон есть с данными персональными - погибнешь. Многие выбрасывали их, и если у солдата погибшего документов не находили, то потом хоронили как неизвестного.

Увлечение стало работой

После того, как село затопили, я вернулся в Белгород. Стал работать в областном Доме пионеров руководителем городского клуба «Поиск». И именно это стало моей главной работой. Десять лет я там работал и десять лет занимался поисковой работой. И мы с ребятами разыскивали родственников всех солдат, похороненных в братских могилах Белгорода. Всего таких могил в городе шесть. Когда закончили работать с ними, взяли и пригородные сёла. Большое кладбище в Крапивенских дворах, в Яковлево, в Разумном и так далее. Но вообще начали свою работу поисковую с братской могилы на площади Революции. Хотя поначалу думали, что все родственники должны знать, что их близкие здесь - на главном мемориале похоронены. Оказалось, что не знают. Опять пришлось искать, восстанавливать связи с родственниками. Опыт уже был. И люди стали приезжать. Неожиданно приезжали. Семьями. Отовсюду. Помню, приехали в феврале два узбека. Мороз страшный, а они в тюбетейках и халатиках. Мы им в срочном порядке одежду тогда искали.

Счастливые ошибки

Было много очень интересных случаев. Сами ребята их называли «Счастливые ошибки». Это когда фамилия воина выбита на мемориальной плите, а он, оказывается, жив. Таких случаев у нас было больше десятка. Но особенно памятен мне один. В Грузии жил Шота Ильич Чкоидзе. На памятнике, где раньше был ДК «Юбилейный», была его фамилия. Мы написали письмо в редакцию: «Просим отозваться родственников погибшего Шота Чкоидзе». А он жив. Сосед прибежал с утра с газетой и говорит: «Шота, тебя ищут!». И Шота с газетой как был в трусах - выскочил из дому и бежал по селу и кричал: «Я жив! Я жив!» от радости. И потом каждый год приезжал на «свою» братскую могилу. Он до этого и ветераном не считался. Знали, что воевал где-то, но ни одной награды у него не было. До сорок третьего награды не давали практически, потому что отступление было. А в сорок третьем он в плен попал. Потом освободили, и он два месяца с Японией воевал. А домой вернулся безо всяких наград. Других ветеранов в президиумы приглашают, а он в зале сидит неприкаянный. А после публикации в газете он чуть ли не Героем Советского Союза стал для своих земляков. А потом сделали новый памятник, и так как человек был жив - фамилию убрали. А он приехал - и не нашёл себя. Даже обиделся на меня. «Зачем убрал?» - спрашивает.

Разыскали тысячу двести семей

За десять лет мы разыскали тысячу двести семей воинов, которые похоронены в белгородских братских могилах. В основном приезжали дети погибших, внуки, правнуки. Реже приезжали братья, сёстры и жёны. Всего дважды приезжали матери павших солдат, и им было уже за девяносто. И ни одного не было отца. Встречи были очень тёплые. Родственников встречали на высшем уровне. На площади выстраивались пионеры, и каждый вручал родственникам гильзу с землёй с братских могил. Ну а потом началась перестройка, и я увидел, что отношение к военно-патриотическому воспитанию сильно изменилось. Никому ничего не стало нужно. И я перешёл работать в институт усовершенствования учителей.

Старая история больше интересовала

Именно во время поисковой работы я стал заниматься и краеведением. Меня интересовали многие темы. И военные темы, и тема декабристов. Сам я родился в Чите, и её называют второй родиной декабристов. Там эти люди были увековечены. Многие улицы носили их имена. И когда я приехал в Белгород из Читы, то узнал, что именно здесь родина первого декабриста Раевского - друга Пушкина. Стал этой темой интересоваться. Но как-то со временем больше всего меня стала интересовать тема старого Белгорода. Стал собирать материалы, искать литературу. В то время в Белгороде её практически не было. Выходили сборники в шестидесятых годах. Двадцать страниц дореволюционной истории и остальные двести страниц - советской истории. А меня именно старая история больше интересовала.
Никто не знал про Иоасафа
Ещё когда работал в Топлинке, стал ездить в Москву каждый год во время отпуска и целый месяц проводил там. Тогда это было недорого. Да у меня и возможность была у родственников останавливаться. Работал в библиотеке имени Ленина, в исторической библиотеке, в архиве Октябрьской революции. Приходил к открытию и сидел до конца дня. Работал с удовольствием. Тогда-то впервые я и услышал имя Иоасаф. Но у кого бы ни спрашивал никто не мог сказать кто это. Это сейчас каждый школьник знает, что Иоасаф - Небесный покровитель Святого Белогорья. А тогда, в начале 80-х, этого не знал никто. Одна церковь в Белгороде была. Ну ещё на окраинах были две церкви - на Кашарах и в Пушкарном. В нашей прессе нашёл две заметки. Но там писалось о святителе Иоасафе в оскорбительном, антирелигиозном плане. А фактов из жизни не было никаких. И я, когда стал ездить в Москву, стал пытаться заказать книги о святителе Иоасафе. Был огромный зал каталогов. На каждую книгу имеется карточка. Бери и заказывай что хочешь. Обрадовался. Выписал требования на десять книг и стал ждать ответа.

Переписывал статьи вручную

Все требования вернулись назад. Пометки были разные: «книга на руках», «в ветхом состоянии», «на реставрации» и так далее. На следующий день заказал - то же самое. Но к этому времени я уже знал, что в сентябре 1911 года была канонизация святителя Иоасафа. Я прикинул, что должны же были писать про это и светские какие-то журналы или газеты. И стал заказывать светские журналы: «Русская старина», «Исторический вестник» и другие за август, сентябрь и октябрь 1911 года. Светские журналы мне выдали. Почти все они были посвящены канонизации святителя Иоасафа. Это стало огромной находкой. Ксероксов тогда не было, были ротаторы. Но было так сложно к ним пробиться! И я сидел и переписывал эти статьи вручную.

Мы с отцом получили премию

В итоге собрал большой материал. Домой приезжал - просматривал, систематизировал, обрабатывал. И в 1991 году, когда состоялось второе обретение мощей святителя Иоасафа, у меня вышла книга «Старый Белгород». Небольшой сборник очерков. И там был очерк о святителе Иоасафе Белгородском. Этот очерк был первым после семидесятилетнего перерыва публикаций о святителе Иоасафе.
Я продолжал каждый год ездить в Москву. Отец мой работал в «Белгородской правде» журналистом. И он, заметив, что я чем-то занимаюсь, спросил о моей работе. Я показал. Он и говорит: «У тебя ж тут материала на целую книгу!». Ну и договорились писать вместе. И написали книгу «Святитель
Иоасаф Белгородский». Довольно объёмный труд получился - около четырёхсот страниц. За эту книгу мы с отцом получили премию «Прохоровское поле».
Людей этих немного. Но они есть!
Раньше я так же, как и вы, считал, что никому не нужно ничего. Что никто ничем не интересуется. Но вы знаете, последние годы я переменил своё мнение. Есть сейчас молодые люди, которые очень интересуются и корнями своими, и духовным краеведением.

И храмами, и святителем

Иоасафом, и всем, что связано с историей Белгородчины. Есть такие ребята и в Пушкинской библиотеке, где я работаю. Ребята эти знают намного больше, чем даже я сейчас. У них возможности другие. Они прекрасно владеют компьютером, интернетом. Когда я ездил в Москву и занимался документами - всё было очень строго! Строгий отбор документов был. Сейчас всё просто - бери любой документ и занимайся. Раньше, когда я только начинал заниматься краеведением, белгородский архив находился здесь недалеко - в двухэтажном здании. Там и читального зала-то не было. Была только комнатка небольшая с одним столом. Два человека пришли работать - уже тесно. И приходили не историей или корнями своими интересоваться, а справки искали, чтобы, скажем, стаж свой подтвердить. А сейчас в архив приходишь - мест много, и все места заняты. Работают и пожилые, и молодёжь. Ищут по метрическим книгам своих предков. Восстанавливают родословную. Конечно, людей этих немного. Но они есть.

Не могу остановиться...

Что меня заставляет краеведением заниматься? Я уже просто не могу остановиться. Я этому делу посвятил более тридцати лет. Как началась поисковая работа, так я и втянулся. И противодействие было. Хотя и помощь была огромная. И когда во Дворце пионеров работал. И сейчас, в Пушкинской библиотеке. У нас библиотека-музей. Я работаю здесь с 2003 года. Я помню, как она создавалась. Станислав Степанович Косенков у истоков этой библиотеки стоял. И я в то время ходил на заседания фонда культуры, где решался вопрос о создании этой библиотеки. Правда, тогда ещё не подозревал, что мне придётся в ней работать.

При чём Пушкин и Белгородчина?

Здесь я работаю научным сотрудником. У нас создана прекрасная музейная экспозиция. И именно по теме «Пушкин и Белгородчина». Сначала я и не представлял себе, при чём Пушкин и Белгородчина? Но когда окунулся во всё это - сам поразился. Очень тесные связи у Александра Сергеевича с Белгородчиной были - дружеские, родственные, творческие. Семь предков Пушкина служили у нас на Белгородской черте. Три предка были воеводами - один воевода Белгородский, второй - Хотмыжский, а третий - Яблоновский.
Если говорить о дружеских связях - раньше на слуху были только два имени - Раевский и Щепкин. А когда мы начали разрабатывать эту тему - нашли очень много нового. Например, когда на Страстном бульваре в Москве открывали памятник Пушкину, прекрасную речь сказал Достоевский и другие писатели. Но никогда в советское время не говорили о главном действующем лице при открытии памятника. А главным действующим лицом, совершающим молебен, панихиду по Пушкину, был наш земляк - митрополит Макарий. Памятник ему сейчас установлен у нас в духовной семинарии.

Каким он был, Белгород дореволюционный

В старом Белгороде проживало всего двадцать две тысячи человек. Большая деревня! Современный Белгород - больше трёхсот тысяч. Конечно, жить в современном Белгороде намного удобнее и комфортабельнее. И правильно, что город наш год от года становится лучше и краше. Но, с другой стороны я представляю, каким он был, Белгород дореволюционный. Слава Богу, сохранилось около четырёхсот открыток, изданных купцом Вейнбаумом. Это большая заслуга купца. Правда, у него трагически судьба сложилась - в двадцатом году Вейнбаум был расстрелян в Харькове. Сохранился его дом, напротив Смоленского собора стоит. Сейчас в нём находится областное управление культуры. В этом доме была и типография купца, где он печатал свои открытки. По открыткам мы прекрасно видим, каким Белгород был сто лет назад. Были и другие фотографы и издатели, но они выпустили всего несколько фотографий, и полной картины города не было.

Городу не повезло

В чём-то современный Белгород лучше. Есть хорошие дома, широкие улицы. Но в чём-то Белгород современный и уступает старому. Нет тех храмов, которые были. Нет тех домов. И, к сожалению, Белгороду с сохранением исторического, культурного и архитектурного наследия очень не повезло. Уничтожали город весь двадцатый век: сразу после революции, в годы гонения на церковь, в 30-е годы, во время Великой Отечественной войны. Особенно пострадал Белгород при второй оккупации в марте 1943 года, когда беспрерывно бомбили фашисты город. Много очень посносили старинных, хороших домов в пятидесятых годах, когда Белгород стал областным центром. Ломали старинные дома и в 80-е годы. Сейчас, надо сказать, более внимательно относятся к старинным памятникам. Правда, сносят иногда и теперь. Взять к примеру пекарню Оглы - это бывшее профтехучилище №11. Там сейчас фонтан установили.

Восстанавливают много

Но зато и восстанавливают много. Костёл восстановили. Правда, он не костёл сейчас, но здание восстановлено и отреставрировано. Сейчас там духовно-просветительский центр. Девятая школа восстановлена - это бывшая женская гимназия. Мужская гимназия восстановлена - сейчас там теологический факультет БелГУ. Совсем недавно было принято решение восстановить усадьбу Курчаниновых, возле Успенского собора. Дом купца Селиванова восстановлен, где сейчас литературный музей. Прекрасный дом! Или городское кладбище. Это же уникальный исторический уголок Белгорода! А ещё лет десять назад люди боялись ходить туда на могилки.

Готовим сразу три книги

Раньше я работал над многими темами, а сейчас оставил себе три: старый Белгород, Святое Белогорье и Пушкинская тема. Сейчас год Святителя Иоасафа, и я не только сам пишу, но и работаю с соавторами. Сейчас больше всего сотрудничаю с отцом Олегом - настоятелем Преображенского собора. Мы и раньше с ним работали вместе. В 2006 году подготовили большое, фундаментальное издание - «История Белгородской епархии». Большой труд, мы над ним начали работу ещё в мае 2001 года, и в 2006-м опубликовали. Там собрано всё, что нам удалось найти по истории Белгородской епархии. Эту книгу, кстати, владыка наш подарил Патриарху Алексию II, и Патриарх высоко её оценил. Потом с отцом Олегом мы написали ещё несколько книг. Это «Главный храм Святого Белогорья» - о Преображенском соборе, «Святитель Иоасаф. Жизнь и Прославление». И в этом году мы готовим сразу три книги к столетию канонизации святителя Иоасафа. Одна книга - документы Святейшего Синода - о прославлении епископа Белгородского Иоасафа. Документы считались утраченными. Святейший Синод был в Петербурге. И в 1919 году документы исчезли. Где они находились - не знал никто. Но отец Олег разыскал эти документы. Они полсвета обошли и вернулись в Харьков, где сейчас и находятся. Мы подготовили эти документы к публикации. Половина книги будет состоять из документов, набранных нынешним текстом, а другая половина - именно факсимильное издание подлинников.
Вторая книга, которую мы совместно готовим, будет называться «Пещерка святителя Иоасафа». Она находится на углу проспекта Богдана Хмельницкого и Свято-Троицкого бульвара. Пещерка эта - первое место упокоения святителя Иоасафа. Святитель был похоронен в склепе, и склеп этот назвали «пещеркой». В 1927 году ломали кафедральный собор и пещерку засыпали. И вот теперь её откопали и соорудили там часовню. Из часовни будет идти подземный ход в пещерку. Там будет воссоздана та обстановка, которая была изначально. Ведь пещерка эта уникальна. Её посещало огромное множество паломников. Среди них были и очень известные чиновники, вельможи и военачальники. Даже императоры посещали - Александр I и Николай II. К пятому августа - к Дню города - будет открытие пещерки.
Третья книга называется «Храмы города Белгорода». Появилась потому, что много новых храмов. Да и история старых храмов становится известной.

Самое главное, чтобы не было перекосов

Краеведение претерпевало разные изменения. До 1917 года преобладало духовное краеведение. В частности, в Белгороде. Потому что Белгород был центром паломничества. Тут находились две главные святыни - нетленные мощи святителя Иоасафа и чудотворная икона Николая Ратного. После революции краеведение стало другим. И хотя принято называть 20-е годы прошлого века золотым десятилетием краеведения, я с этим не вполне согласен. Действительно, краеведение тогда было массовым. Привлекали всех школьников. Но это была не история. Это было изучение успехов советской промышленности. Меня такое краеведение мало интересует.
В тридцатые годы краеведение неофициально было запрещено. Потому что политика была одна, а краевед мог докопаться до дел, которые идут вразрез с линией партии. И в тридцатые годы даже были суды над краеведами. Например, крупное воронежское «дело краеведов». Были репрессии. До девяностых годов советское краеведение было больше литературным и военным. И только сейчас, я считаю, возрождается настоящее краеведение. И светское, и духовное. Только самое главное, чтобы не было перекосов. А то сейчас смотришь - всё советское плохое, а всё что было до 1917 года - хорошее. А это совсем не так. Взять Белгород. В нём в 1915 и 1916 годах выходила газета «Белгородские силуэты». Газета была действительно независимой. Выпускал её местный толстосум Барышников Павел Иванович. Он очень сильно всех критиковал и вскрывал такие пороки, как взяточничество, кумовство и так далее! И местные власти запретили эту газету.

Давайте лучше о краеведении

Сколько книг выпустил? Недавно только подсчитал - сорок пять. Одиннадцать написал сам. Одиннадцать в соавторстве. И двадцать три книги выпустил как составитель.
Творческие планы? Буду продолжать работать над темами: старый Белгород, Святое Белогорье и Пушкин и Белгородчина. О семье и о себе? Два брата у меня есть. Я женат. Есть дочка. Она студентка юридического факультета. Не надо особо о себе. Давайте лучше о краеведении говорить...

Все новости