Колыбель вод

Трудно найти человека, который бы не слышал о древнем Вавилоне или хотя бы о «висячих садах» Семирамиды. Согласитесь, сложно представить, что твои современники и земляки – наследники великой империи, чей след, казалось бы, затерялся в глубине тысячелетий


Неспешная степная речка Синюха петляет по равнинной части Кубани. За Курганинском рядом с ней на обочине шоссе стоит указатель «село Урмия». В переводе с ассирийского «урмия» означает «колыбель вод».

Так называется огромное соленое озеро в Иране. На его берегах расположены одноименный город и несколько сел, былое место массового обитания ассирийцев. Теперь их потомки живут здесь. Следовательно, Синюха и выступает в роли колыбели вод. Обычно упоминание об ассирийцах вызывает ассоциации с Месопотамией.

Действительно, трудно найти человека, который бы не слышал о древнем Вавилоне или хотя бы о «висячих садах» Семирамиды. Согласитесь, сложно представить, что твои современники и земляки – наследники великой империи, чей след, казалось бы, затерялся в глубине тысячелетий.

– Наш народ рассеян по всему миру, но никогда не прерывал нитей родства, – объяснил мне накануне поездки Олег Георгизов, председатель правления ассирийской ассоциации Кубани «Хаядта».

Историческая справка. Ассирия, загадочная древняя страна, просуществовала с конца III тысячелетия и до конца VII века до нашей эры. На протяжении этого времени она неоднократно вела победоносные войны, располагая мощной и умело организованной армией. Раскинувшись от Египта и Средиземного моря до Закавказья и Иранского нагорья, Ассирия тянулась на юг – до Персидского залива и Аравийской пустыни.

Именно в столице Ассирии – Ниневии – была собрана знаменитая библиотека клинописных табличек – бесценное и самое крупное собрание древних текстов. При упоминании этой державы чаще всего приходится использовать эпитет «первый». Первая государственность на Древнем Востоке, первый университет, первая нотопись, первая поваренная книга...

Империя испытывала взлеты и падения, но потом изжила себя. На фоне внутреннего кризиса усилились внешние враги. Ассирия погибла в 605 году до нашей эры под ударами своих соседей Мидии и Вавилонии. Часть ее народа попала в рабство, часть была уведена в плен. Но он не исчез окончательно. Ассирийский народ обитал на территории современного Ирана, Ирака и Турции. В самом начале нового летоисчисления ассирийцы приняли христианство. Быть христианским народом на Ближнем Востоке – тяжелое испытание.

Ассирийцы и Россия. В Грузии первые ассирийцы поселились в XVIII веке по приглашению царя Кахетии Ираклия II. Так начался их путь на север.

После русско-персидской войны они были переселены из Ирана в Эриваньскую область Армении. А после русско-турецкой им позволено было переехать в область Карса. Но когда российская армия, подорванная революцией, практически оставила Закавказье, ассирийцы и жившие рядом с ними в селе Араздаян армяне оказались беззащитными. Так началось их изгнание.Через Тбилиси беженцы добрались сначала до Поти, а потом пароходом до Туапсе. Стремление к Кубани не было случайным.

В начале XX века в Северной Персии стояли русские войска. Среди них был и казачий полк Лабинского округа. Кубанцы и ассирийцы подружились. Поэтому и в дни беды Лабинск казался им самым надежным убежищем. Земледельцы по призванию, изгнанники поселились в окрестных станицах – Курганской, Константиновской и других, батрача на богатых казаков.

Местные власти нашли им пристанище – малоиспользуемые земли, что находились в двенадцати километрах от станицы Константиновской. Здесь и был основан хутор. Назвали его в память о месте своего происхождения – Урмия. Рядом поселились и русские семьи.

В 1924 году были построены первые хаты на берегу Синюхи, недалеко от нынешнего моста. Сначала бедствовали, рассказывают уже их потомки, делали «чуни». Потом талантливые и трудолюбивые земледельцы, скотоводы и огородники постепенно наладили жизнь. Хутор уже насчитывал 50–70 дворов и нуждался в школе. Младшие классы стали заниматься сначала на дому у беженца Анудрона Осипова.

В 1925 году в Москве было организовано Всесоюзное ассирийское общество «Хаядта». По всей стране развернулась агитация за переезд в Урмию, где планировалось создать культурный центр для ассирийцев.
Клуб – центр ассирийской диаспоры

Центр культурной жизни Урмии – клуб. Со знакомства с ним мы начинаем свое путешествие по селу. Входим в помещение, прохладное и немного сумеречное, после горячего и слепящего солнца, царящего на улице, и невольно останавливаемся. Прежде всего в глаза бросаются оконные витражи. Там, в пересечении алого, зеленого и синего, застыли черные грифоны. На одной стене зала – знакомые по книжным иллюстрациям и «Клубу кинопутешествий» ворота богини любви царицы Иштар, которые открывают дорогу в древний Вавилон.

На другой – крылатые быки, которые охраняли замки царей и вельмож той таинственной страны, что затерялась во мраке веков. «Керубы» – таково название этих мифических животных – по странным законам развития цивилизации, дошли до нас на страницах Ветхого Завета как херувимы. А вот еще рисунок на клубной стене: музыкант с флейтой («замара» по-ассирийски) и рядом с ним мальчик. Оба в ниспадающих диковинных одеяниях. Впечатление от их образов усиливает звучащая в зале мелодия. Оказывается, здесь находится юноша, который репетирует на фоне фресок.

Чуть дальше стенд с фотографиями земляков, которыми гордится село. Далее – уголок, посвященный Кларе Лучко. Она здесь особо любима, потому что фильм «Кубанские казаки» снимался поблизости, в Курганинске. А сама народная артистка не раз встречалась в этом клубе с местными жителями.

В Урмии тебя не покидает странное чувство таинственной близости давно минувшего и обыденности наших дней.
А между тем нас знакомит с сельским очагом культуры и его сотрудниками директор клуба Сурма Маргелова. Юношу, который в зале играл за клавишными, зовут Герман. Он сын Александра и Нуры Тамразовых, хореографа и певицы, ведущих занятия танцевального ансамбля. В разгар летнего рабочего дня трудолюбивым урмийцам было не до развлечений. Музыкальная группа, драматический кружок и прочие объединения по интересам сейчас были заняты другими делами.

А вот 1–2 мая уже двадцать лет подряд клуб становится центром всей ассирийской диаспоры. На фольклорный фестиваль «Хубба» («Дружба») съезжаются люди со всей России, стран ближнего зарубежья и, конечно, соседи-кубанцы. Они поют, танцуют, участвуют в турнире футбольных команд. Однажды и мне довелось побывать на «Хуббе», испытать на себе очарование древнего народа и его культуры. Но сегодня в Урмии фольклор – не атрибут праздника и не достояние стариков, а часть повседневной жизни и привычное развлечение молодежи.

– Недавно у нас был забавный случай, – рассказывает Сурма. – Культработники из Курганинска привезли в наш клуб свою дискотеку. Собрались в зале клуба все молодые урмийцы. Музыка играет. Ведущий балагурит. Но никто из наших не танцует. Все подпирают стенку. Мне уже неудобно перед коллегами. Но тут подходят ко мне ребята и просят, мол, нельзя ли начать танцы с традиционных ассирийских? И через минуту весь зал слаженно отплясывал шейхане, хэггя и другие танцы. Они только на первый взгляд кажутся незамысловатыми.

На самом же деле требуют ловкости, умения и сноровки. Лишь после того как урмийцы наплясались, наслушались ритмов, которые, наверное, живут у них в крови, дискотека двинулась по привычной колее.
Дружбе учит… школа

Следующая точка на карте нашего путешествия – школа № 27. Она средняя, но малокомплектная. В 11 классах учатся всего 87 детей. Несмотря на каникулы в школе многолюдно.

По классам и кабинетам нас водит молодой директор Светлана Терентьева. По образованию она историк, поэтому мы беседуем о прошлом ассирийского народа, об Урмии и судьбе ее семьи. Ведь здесь эти нити переплетаются неразрывно.

– Ассирийцы – талантливы от природы, – говорит Светлана, – словно великая культура предков передается в генах.
Почти все старшее поколение, в том числе и ее дед, играло на нескольких музыкальных инструментах и говорило без акцента на трех языках – ассирийском, русском и армянском. Наверное потому, что осознавало свою ответственность перед народом, ведь наиболее одаренная его часть погибла в начале 20-го века. Но самое важное – старики в чистоте донесли до сегодняшнего дня родной язык.

Собственно говоря, те, кто бежал в Россию, иных языков и не знали. Вот почему среди основателей села столько Ивановых, Осиповых, Давыдовых. Кто-то переиначил свое имя на русский лад, кому-то конторский служащий записал в документы то, что ему послышалось. Так, среди родни по матери Светланы Терентьевой все женщины носят фамилию Ему, а мужчины – Емовы.

– Позже из-за боязни преследования земляки стали в паспортах в графе «Национальность» писать «грек», «армянин» или «еврей», – продолжает свой рассказ директор. – В 20-е годы прошлого века в нашем селе и в некоторых других местах открыли в первую очередь начальную, а потом и среднюю школу с преподаванием на ассирийском языке. Педагогические кадры для них готовил Ленинградский институт истории, философии и языков, в Армавире – специально созданный техникум. До Урмии доходили издававшиеся в столице газета «Звезда Востока» и книги на ассирийском.

Но в 1930-х годах учебные заведения были закрыты, а национальная интеллигенция сослана или уничтожена. Спустя полвека на родном языке общались преимущественно в семьях.

В 1980-е годы, когда Светлана училась в этой же школе, делались слабые попытки проведения факультативных занятий на ассирийском языке, которые не приветствовались сверху. Лишь в начале 1990-х Олег Георгизов дошел до губернатора, и тот официально разрешил ввести уроки ассирийского в учебный план. Правда, они до сих пор считаются факультативными, но зато проводятся с 1-го по 9-й классы.

– Так что сегодня активным носителем языка является не только старшее поколение, но и молодежь. Те, в ком не угасла любовь к родному наречию, и те, в ком уже удалось вновь пробудить интерес к нему,– говорит Светлана Терентьева. – Впрочем, скоро и этот языковой «разрыв» поколений, приходящийся на 30–40-летних жителей Урмии, будет ликвидирован. На базе школы организованы курсы для тех, кто хочет в ускоренном темпе научиться говорить и писать на этом языке.

– Мы растим образованных людей 21-го века, а не обитателей резервации, – поясняет Терентьева.
У каждого педагога школы – персональный компьютер. В кабинете информатики компьютер приходится на двоих, а не на четырнадцать учеников, как во многих других школах. Каждый класс оснащен интерактивными досками. Поэтому неслучайно среди выпускников школы № 27 отличники отнюдь не редкость. Многие из них поступают учиться в вузы не только Армавира и Краснодара, но и Москвы.

Кстати, на занятия по ассирийскому языку много лет ходят все школьники, независимо от национальности. Абсолютно добровольно. На фотографиях, где запечатлены выступления школьного ансамбля, в лицах его участников угадываются черты славян, греков, армян, азербайджанцев, цыган, татар и даже корейцев. Так мы невольно выходим на актуальную тему толерантности и дружбы между народами.

– Селу уже больше 80 лет, но никогда здесь не возникали межнациональные конфликты. Отсчет идет от того дня, когда сюда пришли беженцы в слезах и крови, а казаки приняли их от всего сердца. Та доброта и породила благодарность и дружбу, – говорит Светлана Алексеевна, и высокий штиль ее речи не режет ухо. Ведь она – внучатая племянница одного из основателей села, председателя первого ассирийского сельсовета Павла Бородина.

– В традициях добрососедства деды воспитывали внуков, а мы воспитываем своих учеников. Мне кажется, они добрее и коммуникабельнее, чем их городские ровесники.

Этой сельской школе есть чем гордиться. Она уже третий год становится дипломантом Международного конкурса образовательных программ «Диалог – путь к пониманию». Его инициаторами являются московское правительство и комиссариат ООН. Защищали в Москве проект пятиклассники в национальных костюмах. Ничуть не смущаясь, они показывали, как проводится в Урмии День родного языка. Жюри более всего привлекла нетрадиционная форма уроков, включающих в себя игры и театрализованные представления.

– Что касается дружбы между народами, понятно. А вот как насчет любви? – спросила я собеседницу.

– Хотите узнать? Тогда приезжайте ко мне домой.
Ромео и Джульетта по-урмийски

– А как вы замуж вышли? – спрашиваю я уже не молодую, но по-прежнему отмеченную печатью яркой южной красоты женщину.

– Ой, трагедия была! – начинает причитать Лилия Владимировна Терентьева, а ее дочь, которая дома превратилась из Светланы Алексеевны просто в Светочку, – хохочет.

Но прежде чем начать волнующий рассказ, женщины выставили на стол угощения. В центре – мертуха, одновременно похожая и на халву, и на щербет, и в то же время полная своеобразия. Главное национальное лакомство варится из масла, муки и сахара в огромных котлах на костре несколько раз в год – к главным праздникам ассирийского календаря. Обычно готовят мертуху в складчину несколько семей.

Но в первую очередь угощают ею не тех, кто сдал деньги, а неимущих – у кого их нет. Часть же лакомства хранится для нежданных гостей. Лишь накормив того, кто переступил порог твоего дома, можно начинать беседу. Таков старинный обычай гостеприимства, который и поныне чтят жители Урмии.

Лиле Ему тогда было двадцать лет, и она вместе с отцом, Владимиром Иосифовичем Емовым, работала в местном колхозе. В середине семидесятых жизнь стала налаживаться. Но трудиться приходилось много.

И на колхозных полях, и на приусадебном участке, выращивая болгарский перец, который и прославил Урмию на всю страну. Наверное поэтому, не сразу девушка обратила внимание на высокого голубоглазого блондина, что стал так часто встречаться ей на родной Почтовой улице. Но однажды они все-таки разговорились. Выяснилось, что тракторист Алексей Терентьев ее ровесник и живет в Мостовском районе. Сюда же часто приезжает в командировки и давно заприметил невысокую смуглую девушку с буйными черными кудрями.

– Не могу я встречаться, – только вздохнула в ответ Лиля на его предложение. – На мне лежит обязанность продолжить свой род. Да отец просто убьет меня, если узнает о наших отношениях.

И все-таки они стали видеться, когда Алексей приезжал в Урмию, и переписываться, когда он возвращался к себе в Мостовской. Так продолжалось два года, но однажды Алексей позвонил: «Завтра мы приезжаем свататься», и повесил трубку.

– У меня сердце ушло в пятки, – рассказывает Лилия Владимировна. – Отец хоть и дружил преимущественно с казаками, а не ровесниками-ассирийцами, песни пел кубанские куда душевнее, чем родные, твердо стоял на позиции: смешение культур и обычаев до добра не доведет. Ведь у каждого ассирийца есть долг перед своим народом – сохранить и продолжить свой род.

Ну что в такой ситуации поделаешь? За домашними делами Лиля не успела по-настоящему предаться переживаниям и размышлениям. Вдруг раздался стук в окно. Это приехали сваты. Вся бригада деревообрабатывающего завода, где работал Алексей, плюс родственники – двоюродная сестра с мужем. Заводской транспорт им выделили заранее, и они решили не откладывать задуманное. Алексей мог показаться не слишком завидным женихом.

Поздний и единственный ребенок в небогатой казачьей семье, он потерял отца в последние дни Великой Отечественной войны. Вдобавок сердобольная мать вскоре удочерила двух соседских девочек, оставшихся сиротами. Поэтому коллектив отправился поддержать товарища. Им, молодым, конечно, было интересно посмотреть, что это за народ – ассирийцы.

Добрались на разбитой «Кубани» (был такой автобус-вездеход в нашем крае) до дома невесты, когда уже стемнело. Лиля, одернув занавеску, все поняла. А мама от неожиданности в ужасе забегала по дому: «Отец, вставай! Нашу Лилечку пришли сватать!».

– Кто? Русские? – Значит, два года он только делал вид, что ни о чем не догадывается. – Не буди меня! Скажи, что наша дочь еще маленькая, а детей замуж отдавать у нас не принято. Все!

– Да что это за обычаи такие? – возмутились гости. – Дайте хоть поговорить!

Впереди, с иконой, приговаривая «Господи, помоги!», вошла в дом местная бабулька, у которой квартировал Алексей, когда приезжал в Урмию.

– Мы, казаки, тоже обычаи чтим! Не знаю, как у вас, а у нас гостей прежде всего в дом приглашают! – сказал Иван, муж двоюродной сестры жениха, и на правах старшего родственника первым вошел в комнату.

– «Ну, ты согласна за него замуж выходить?» – спрашивает он меня, – вспоминает Лилия Владимировна. – А отец мне по-ассирийски приказывает: «Откажись, я тебя все равно не отдам».

– Вы ее запугиваете, – возмущаются сваты. – Лиля, сама скажи что думаешь.

– Я только головой киваю, мол, да, согласна.

Отец вновь на нее посмотрел и говорит по-ассирийски: «Они уйдут, и я тебя убью. Голову на порог положу и отрублю разом». Она, конечно, понимала, что это пустые угрозы, и подобного в Урмии отродясь не было. Но обычай послушания старшим все-таки заставлял девушку обмирать от страха. И тут вмешался замолчавший было Иван:

– Вы нас в дом впустили? А ужином угощать будете? Мы ведь вам подарок, как водится, привезли, – достали они клетчатый платок, а в нем каравай и солонка. – Пусть ваша дочь хлеб разрежет.

Лиля смотрит на отца. Он, в раздражении: режь! Она берет нож и разрезает каравай пополам. Только хочет дальше ломти нарезать, как тут Иван опять вмешивается:

– Владимир Иосифович! А у нас вот какой обычай. Если девушка хлеб перерезала, значит приняла предложение выйти замуж за нашего Алексея.

– А почему вы сразу об этом не предупредили? – растерялся отец.

– А почему вы нас сразу в дом не пустили? – наступает Иван, почуявший, что победил.

В общем, сваты уехали домой на рассвете. Предварительно «взяв согласие» (так по-ассирийски называется обряд помолвки) и надев кольцо на палец невесты.

Лилия на всякий случай отправилась на постой к тетке, чей муж, кроме старшинства по крови, был еще и бригадиром, начальником отца. Через неделю Владимир Иосифович послал жену за дочкой: «Приведи ее домой. Во-первых, я так соскучился, что уже терпеть не могу. Во-вторых, сегодня этот – он запнулся – наш зять приезжает». Тогда они и назначили день свадьбы. Вопреки и казачьим, и ассирийским обычаям, основные расходы взяла на себя родня невесты. Леша, выросший без отца, сразу назвал тестя папой.

Тот мгновенно и навсегда оттаял: «Сынок, все будет хорошо». Кстати, свой дом впоследствии Владимир Иосифович оставил семье зятя, а не сына, как это принято на Востоке. В случае неизбежных в молодой семье недоразумений, недопонимания и прочих мелких неурядиц тесть неизменно принимал сторону Алексея. Правда, порою они дружески посмеивались над обычаями двух народов.

Фамилия «Терентьев» как-то затерялась с годами среди Ивановых, Осиповых и Давыдовых. Число смешанных браков в Урмии растет с каждым годом. Но по-прежнему родители будущих супругов «берут согласие» друг у друга. Невесту одевают перед свадьбой младшие представительницы рода. Старшие же поют при этом грустные ассирийские песни, якобы навсегда прощаясь с родной кровинушкой. Вроде бы не зная, что сегодняшние браки основаны в первую очередь не на согласии родителей, а на любви детей.
Каща Гарун

Христианство стало тем стержнем, вокруг которого на протяжении веков разрозненные семьи стягивались в единый народ. Поэтому священник у них значил куда больше, чем только проповедник. Он еще и учитель, хранитель высокой национальной культуры. «Каща» – в переводе одних урмийцев значит «князь». Другие же считают, что это скорее старейшина, хотя по возрасту он может быть и молодым. Мудрость, мужество, преданность своему народу, любовь к людям и служение Богу – основные составляющие этого понятия.

Таким был каща Гарун – священник отец Харлампий Осипов. Он умер в 1956 году, но продолжает оставаться легендарной фигурой не только для ассирийцев Урмии, Кубани, но и всей России. Пожелтевшая фотография свидетельствует о том, что попрощаться со старым священником и проводить его в последний путь собралось многочисленное православное священство не только из ближайших мест, но и издалека.

– У него два имени, – объясняет Сурма Юхановна Маргелова, его внучка, директор местного клуба. – Прабабушка, в очередной раз спасаясь от преследователей, родила сына в греческом селении. Роды приняли местные жители и нарекли младенца именем Харлампий. Для своих же соплеменников он всегда оставался Гаруном.

Каща происходил из простой семьи, но природа наделила его красотой, красноречием и отличной дикцией. Он был музыкален, умен и грамотен. Поэтому Гаруна легко приняли в духовную семинарию. Это было еще в Турции, откуда урмийцам в свое время пришлось бежать, как из Ирана. Тянуть с отъездом стало уже крайне опасно; вдобавок вокруг Турции свирепствовал тиф – эпидемия косила соплеменников. Но пока отец Харлампий не отпел последнего из ассирийцев, он не двинулся с места.

В 1918 году он вместе с земляками пришел в Россию. Был в Тбилиси, жил в Москве, Ленинграде и Геленджике, но чувствовал себя там неуютно.

– Что же мы, как будто изгнанники, продолжаем жить, как в Турции, на каменьях, – обратился он к тем, кто, как и он, пытался заниматься земледелием на отведенной им скалистой почве близ этого черноморского города. – Нужно перебираться туда, где есть земля и вода. Пусть это будет село, потому что в городе наши дети разбалуются. Мы должны сохранить нашу веру, нашу культуру и наш народ в пока еще не знакомой нам стране.

Каща не только кормил свою паству. Днем его дом превращался в класс церковно-приходской школы. До сих пор нет в Урмии ассирийца, который бы не знал Библию. По вечерам у него во дворе собирались старики, решали сообща главные вопросы жизни села.

Сталинские репрессии, развернувшиеся по всей стране, не миновали и Урмию. Многие не имели советских паспортов, но имели заграничных родственников, поэтому были явными кандидатами во «враги народа». Рассказывают, что кого-то каще удалось спрятать даже от зоркого глаза НКВД. Но чаще трагедии разыгрывались прямо на глазах односельчан.

В начале февраля 1938 года из райцентра приехал «черный ворон» и забрал одиннадцать урмийцев – ровно столько, сколько поместилось в машину. Больше их никто и никогда не видел. Каща молился о них, а община помогала выжить их семьям.

Храма не то что в самом селе, но и по соседству не было. Поэтому в дом Гаруна на улице Заречной приходили православные, независимо от национальности. Отец Харлампий святил вербы и пасхи, крестил, венчал и отпевал, осеняя своим крестом жизненный круговорот Урмии.

В годы Великой Отечественной войны каща благословлял уходивших на фронт защитников Родины. Их было более ста. Назад вернулось менее половины. Теперь в центре села высится памятник в их честь, тоже сооруженный общими усилиями селян. А тогда каща вместе со школьниками и молодежью рыл окопы и чем мог помогал фронту.

В семье батюшки родилось тринадцать детей, выжило – пять. Один из них был сын Юхан. Он учился в Кропоткинском железнодорожном техникуме. В числе первых ушел на фронт. Вернулся, дойдя до Берлина.

Авторитет отца Харлампия был незыблемым. Молодежь следовала неписаному правилу: прежде чем взять слово, обращалась за разрешением к каще. Это было проявлением внутренней культуры и глубочайшего почтения, утверждают старожилы.

Слава о скромном сельском священнике обошла города и веси, где нашли приют люди его народа. Многие приезжали в Урмию, а московские же и ленинградские ассирийцы частенько обращались в свои епархии с просьбой о приглашении отца Харлампия провести богослужения. Как правило, ему предоставляли один из лучших храмов, и он всегда был переполнен. По обычаю, на стол ставили два блюда.

На одно верующие клали пожертвования на храм, на другое – деньги для священника, прибывшего издалека и, как все знали, жившего небогато.Но отец Харлампий неизменно брал только «проездные», то есть сумму, равную стоимости билетов туда и обратно. А остальные деньги отдавал на благо храма.
Главное дело жизни

Краеугольный камень в основании будущего храма Ефрема Сирина закладывали под льющим уже несколько дней беспрерывным дождем. Потому и холм, где определили место первому в истории села храму, казался неприступно крутым. Соскальзывая, напрягая сильные руки, чтобы удержать у сердца белый мрамор, поднимались вверх самые уважаемые мужчины села. В их числе и Виктор Мурадов, единственный посланец Кубани на Первом ассирийском конгрессе СССР в 1990 году. Камень, что тогда заложили, говорят, был привезен из Святых мест.

Он являлся воплощением клятвы урмийцев построить храм и их надежды на обретение новой жизни. Это событие тогда стало центром большого и шумного фестиваля национальной культуры, на который съехались ассирийцы со всей России и даже из-за рубежа. Прошло 14 лет. Храм готов процентов на 90. Отсутствуют пока купол и внутреннее убранство. Последние метры к церкви мы решаем пройти пешком. Первым встретившимся нам жителем села из тех, кто прокладывает новую дорогу к храму, оказался Виктор Мурадов.

– Был депутатом, и, вообще, жизнь за плечами разнообразная, – рассказывает он. – Но теперь, оставив все, я делаю главное дело своей жизни – строю храм, чтобы то, что мы заложили в святой день, дети и внуки продолжали…
Мы беседуем, а рядом с нами продолжают работать юноши. Александр и Василий решили время, оставшееся между окончанием школы и призывом в армию, посвятить благоустройству прилежащей к церкви территории. Конечно, безвозмездно, как это и заведено в селе, где благочестие прививают с детства. Главный, но не единственный жертвователь храма Петр Айвазов является его старостой. Сегодня Петра нет, но обычно, засучив рукава, не считаясь с силами и временем, он трудится на благо церкви.

В это время к площадке подъезжают старенькие «жигули». Отец Сергий ведет машину на приличной скорости – экономит время. Ведь у него на попечении девять храмов. В их числе не только церкви, но и дома, предоставленные жителями поселений – Свободы, Светлая Заря и других, где они еще не построены.

Отец Сергий Смирнов – местный уроженец. Буквально с детства приверженный вере, он, как и большинство детей Урмии, даже не задумывался о своей национальности. В их потомственной казачьей семье говорили по-ассирийски так же свободно, как и по-русски. По вечерам мальчишки играли в общие игры, угощая друг друга незамысловатыми лакомствами. В шестнадцать лет тогдашний десятиклассник местной школы Сергей Смирнов испытал сильную тягу к служению Богу. В народе о таких говорят: «Бог позвал». «Почему так?» – задумывался позже батюшка.

А потом узнал, что многие его предки пострадали за веру. Брат прабабушки, что растила его, был расстрелян. Звали его Ильей. Владимира, брата прадедушки, сослали на Соловки. Еще одного родственника замучили голодом. Так что не случайно говорят о генной памяти и необходимости платить за веру. А еще он вспомнил рассказы старших об отце Харлампии, чье служение Богу было подвигом…

В восемнадцать лет будущий батюшка женился и был рукоположен сначала в сан дьякона, а потом – священника. Первый приход получил в горах за Псебаем. Лишь через год был направлен во вновь открытый приход в соседней станице Ново-Алексеевской. Первую службу проводили буквально под открытым небом. Теперь стараниями колхоза «Рассвет» и самого батюшки там построен Святовознесенский храм, где он продолжает служить.

Кому-то покажется, что это не так, но отец Сергий считает: храм в селе в честь Ефрема Сирина буквально вознесся у него на глазах.

– Я уже мысленно вижу и те великолепные фрески, и тот иконостас, что будут выполнены в восточном или византийском стиле, – объясняет отец Сергий.

А как же иначе? Ведь здесь он ведет службу на трех языках – старославянском, ассирийском и греческом.

– Приходят все, независимо от того, на каком языке идет проповедь и к какой национальности относят себя прихожане. Бог един, и Он видит сердце человека. Православные принимают причастие, ибо все они братья и сестры мне и друг другу.
Обитель земная

– Вы в раю живете! – то и дело восклицал заезжий журналист. От коллег по перу, микрофону и телекамере его отличало то, что он говорил по-ассирийски. Гость представлял иранское телевидение. Канал, вещающий на город Урмию и близлежащие деревни, что и были когда-то родиной предков нынешних жителей кубанского села.

– А как вы там живете? – не скрывали они своего любопытства.

– Тяжеловато. Часто проводим забастовки и митинги. Как и раньше, ассирийцы – национальное меньшинство. Их подвергают гонениям, – в ответ поведал журналист.

Гостя поразило то, как выпускники местной школы владеют ассирийским литературным языком. Как в Урмии сохраняют свою древнюю духовную культуру.

Но разве можно этого достичь без истинных интеллигентов, просветителей и энтузиастов с горящими глазами. Такого человека я и встретила в Урмии в свой первый приезд в село. С годами я забыла сложно звучащее имя своего знакомца. Просто зашифровала его для себя самой яркой деталью нашего с ним тогдашнего разговора.

– А как найти того старика, что обещал не умирать, пока не посадит возле Урмии рощу? – спросила я, чуть освободившись от дел.

– Юхана Харлампиевича Осипова? – меня поняли сразу. – Только его уже нет, а с его дочкой вы ведь уже знакомы. Она директор местного клуба.

Так я еще раз встретилась с Сурмой Юхановной. В замужестве она стала Маргеловой, а в девичестве была Осипова. Значит, ее отцом и был тот самый Юхан, сын кащи Гаруна. Это он заронил в мою душу немного романтическое восхищение ассирийским народом и интерес к его древней истории. Он столько знал, что показался мне как минимум профессором. Теперь же выяснилось, что у Осипова было среднее техническое образование.

– За что любили и уважали Юхана Харлампиевича?

– За его душу. И, конечно, за то, что он был сыном священника. Хотя он и сам достоин уважения. Умный, добрый, он не избрал стезю отца. Но он донес любовь к людям и веру в Бога до самого конца своего жизненного пути. Недаром его называли совестью Урмии.

Но однажды любовь и доверие односельчан подверглись испытанию. Осипов работал тогда в сельпо. Где-то на базе раздобыл дефицитный по тем временам товар. Но пока добрался до магазина – стемнело. От усталости не проверил накладные. Продавец же, воспользовавшись его доверием, стала продавать эту фотоаппаратуру по завышенной цене. Конечно, первая же проверка обнаружила обман. Завели уголовное дело и «закрыли» Осипова. Пока шло следствие, из Урмии в Курганинскую прокуратуру отправились старики. Там оторопели от вида седовласой делегации и стали всех по одному приглашать к руководству:

– Кем он вам приходится? Сын? Племянник? – задавали все одни и те же вопросы.

– Не родственник. Просто человек, за которого мы можем ручаться больше, чем за сыновей. Это ошибка. Юхана обманули, – отвечали старики.

И добились, что власти решили провести открытый суд в старом клубе станицы Ново-Алексеевской. Продавец, рыдая, прилюдно призналась, что она вырвала лист и переписала документ. Юхана Харлампиевича освободили прямо в зале. Не успели Осиповы доехать до дома, как все село собралось во дворе. Каждый нес что мог, и гуляли всю ночь, отмечая торжество справедливости. Кстати, рейсовые автобусы тогда в райцентр не ходили – только редкое грузовое такси. Так что старейшины, бывало, добирались пешком.

Трудно перечислить, сколько добрых дел Осипова осталось в памяти урмийцев. Ведь это по его инициативе установили на реке Синюхе колеса точь-в-точь как у их далеких предков в Междуречье Тигра и Евфрата. Они вращались под действием речного потока и поднимали воду в холмистую часть села, давая возможность выращивать сладкий болгарский перец, который и лег в основу благосостояния Урмии.

В 1970-е годы сын кащи Гаруна вместе с другим ассирийским просветителем директором школы Георгизовым собрали в Урмии всех сынов ассирийского народа, которыми гордилась тогда вся необъятная страна, – ученых, военных, деятелей культуры.

Было нечто библейское в желании посадить рощу в безлесной степи. Под закатным летним солнцем массив шелковичных деревьев кажется алым от щедрого урожая ягод. Уже прощаясь с Урмией, я понимаю, что роща посажена с наиболее ветреной стороны, словно защищая село от непогоды и невзгод.

Все новости