Ах, этот «Декамерон»!

635 лет назад скончался Джованни Боккаччо

НЕКОТОРОЕ время назад, путешествуя по Италии, особенно – под небом Флоренции и Неаполя, то и дело вспоминал я этого человека...

Когда-то, более шести десятков лет назад, в школьной библиотеке совершенно случайно обнаружил книгу, которая там оказалась явно по чьему-то недосмотру. Да, в моем послевоенном пуританском ученическом мире, в котором для чтения рекомендовалась исключительно отечественная классика, а еще – романы, только что отмеченные очередной Сталинской премией (какой-нибудь «Кавалер Золотой Звезды» Бабаевского или «Алитет уходит в горы» Сёмушкина), вдруг возникло нечто, своим солнечным эротизмом (да знал ли тогда это слово?!) потрясшее всё существо провинциального отрока. Книга называлась «Декамерон», и написал ее совершенно мне тогда неведомый Джованни Боккаччо...

И вот теперь, по прошествии огромного времени, в начале двадцать первого века, жадно впитывал я в себя Италию – ее краски, аромат, музыку, с каждым новым мигом всё острее ощущая, что только вот в таком благословенном краю веселый умница Джованни Боккаччо и мог сочинить свое дивное творение.

***

НЕЗАКОННЫЙ сын купца Боккаччо ди Келлино, больше известного как Боккаччино из Чертальдо (селения к юго-западу от Флоренции), Джованни родился в 1313-м. По одной версии, это произошло именно там, в Чертальдо; по другой – в Париже, от случайной связи со знатной француженкой чуть ли не королевского происхождения. (Впрочем, история о рождении Джованни Боккаччо в Париже – пожалуй, такая же легенда, как и королевское происхождение его Фьямметты. Подобно Петрарке он обожал мифологизировать собственную жизнь). В ту пору Боккаччино работал на флорентийский банкирский дом Барди и спустя три года работодатели отозвали его с берега Сены во Флоренцию. Что ж, здесь, где наряду с коммерцией процветали искусства, маленький Джованни, изучая латынь и арифметику, всё больше очаровывался «цветущим» (это заключено в самом названии) городом, который живописно раскинулся над водами реки Арно...

Когда ему исполнилось семнадцать, отец отправил сына в Неаполь – чтобы изучал коммерцию и право. Но ни купца, ни юриста из Джованни получиться не могло, потому что больше всего его влекла поэзия. Оказавшись при просвещенном дворе короля Роберта Анжуйского, одаренный и впечатлительный юноша пристрастился к свободным искусствам – к античной культуре, поэзии трубадуров, поэтам «сладостного нового стиля», к Данте, который станет его кумиром навсегда. На могиле Вергилия Джованни поклялся посвятить жизнь служению изящной словесности...

Однажды (кстати – ровно через десять лет после знаменитой встречи Петрарки с Лаурой в авиньонской церкви Санта-Клара), а если совсем точно – 30 марта 1336-го, в Страстную субботу, под сводами неапольского храма Сан-Лоренцо Джованни увидел ослепительную красавицу Марию д'Аквино (по легенде – внебрачную дочь Роберта Анжуйского), которая – под именем «Фьямметты» («Огонек») – как Лаура для Петрарки, тоже станет его Музой. Сначала он будет воспевать ее романтически, как «идею любви», потом Муза обретет более земные черты – в пасторали «Амето», в поэме «Любовное видение», в «Элегии мадонны Фьямметты», в «Фьезоланских нимфах»... Когда они расстались, Джованни написал повесть «Фьямметта», полную столь пронзительного анализа сердечных переживаний (нет, не его собственных, а покинутой женщины), что ныне специалисты это произведение даже называют самым первым в европейской литературе психологическим романом... А еще в ту же пору из-под его пера вышли поэмы «Охота Дианы», «Филострато», «Тезеида» и роман «Филоколо»...

***

УВЫ, в 1339-м дом Барди потерпел крушение, Боккаччино потерял работу – и Джованни лишился содержания. Какое-то время его кое-как выручал скудный доход от маленького имения под Пьедигротта, которое подарил отец, но в январе 1341-го все же, по настоянию разорившегося родителя, возвратился во Флоренцию.

Однако торговые операции сына по-прежнему не увлекали. Он продолжал заниматься поэзией и постепенно втянулся в общественную и политическую жизнь родного города. Оказавшись на службе у Флорентийской республики, стал даже ее авторитетнейшим дипломатом. И именно флорентийский народ – «пополо» – с его жизненными, общественными, а также эстетическими идеалами помог Боккаччо в своем творчестве достичь всей полноты ренессансного гуманизма... Ну а в разных жизненных неурядицах его поддерживала дружба Петрарки, с которым познакомился тоже здесь. Петрарку Боккаччо почитал с давних пор: его сонеты знал наизусть и, подражая им, сочинял собственные; да и пасторали писал тем же стилем и с такими же запутанными аллегориями... А еще Джованни придавала силы нежная любовь к своей незаконной дочери Виоланте, чью раннюю смерть потом горько оплакивал в стихах...

***

ВЫШЕ я уже упоминал произведения, навеянные сердцу Боккаччо счастливой встречей с Марией. Никогда до того ни один стихотворец не изображал любовь так всесторонне, так правдиво и вместе с тем так поэтично. Автор сознательно пользовался формами «старинного любовного предания» для утверждения новых эстетических, нравственных и общественных идеалов, бывших для него не только национальными, но и общечеловеческими. А предельно полное художественное развитие эти идеалы получили в «Декамероне» – самой главной его книге...

***

ПОЖАЛУЙ, в каждом старинном европейском городе непременно есть «чумная колонна», поставленная в честь избавления от ужасной эпидемии. Вот и до Флоренции в 1348-м эта беда, унесшая на просторах Европы двадцать пять миллионов человеческих жизней, тоже докатилась. Кстати, чума затронула и сами людские нравы: одни увидели в ней карающую руку Господню, и это стало причиной мощного всплеска религиозности; другие – их было большинство – сделали своим жизненным принципом: «carpe diem» («лови мгновенье»). Именно к ним относился и Боккаччо.

Еще задолго до этого события он собирал разные забавные притчи, истории и анекдоты. Их источниками стали и восточные сказки, и французские фаблио (бытовой комический жанр, отражающий жизнь городского простонародья), и «Римские деяния», и ранние сборники новелл, и дворцовые либо уличные сплетни, и реальные события того времени. Так вот, теперь, спасаясь от чумы в своем загородном имении Чертальдо, Боккаччо представил: трое юношей и семь молоденьких дам, подобным же образом на загородной вилле пережидающие коварную напасть, в течение десяти дней (отсюда и название: в переводе с греческого «декамерон» – десятидневник) рассказывают друг другу – каждый по десять развеселых историй…

И все же «Декамерон» – это не «пир во время чумы». Потому что, как считал Боккаччо, чума вовлекла Флоренцию в хаос анархии, разорвав сугубо человеческие и социальные связи между людьми, поправ тем самым законы природы. А эти юноши и девушки, наоборот, стремятся преодолеть общественный хаос и анархию, противопоставить им гармонию и свободу нового, «естественного» человека. Покинув зачумленную Флоренцию, они сразу же восстанавливают попранные чумой социальные связи и вырабатывают что-то вроде конституции, потому что для них, людей Возрождения, всякая дисгармония является признаком нежизненности. Их общество – это республика гуманистов и поэтов, чья основа – свобода, а цель – радостное наслаждение жизнью: «Каждый может себе доставить удовольствие, какое ему более всего по нраву». Удовольствия эти «естественны», но благопристойны и вполне интеллигентны.

Да, осмеивая аскетические нравы Средневековья и утверждая человеческое право на земные радости, эти люди в своих рассказах весьма озорны, фривольны и даже, как считали некоторые современники Боккаччо, непристойны. Однако и в самых скабрезных эпизодах «Декамерона» эротика не превращается в порнографию: от этого, слава Богу, спасает ирония и жизнерадостность самого автора...

Ну а в качестве героев повествования там – представители всех итальянских сословий: аристократы и короли, купцы и рыцари, священники и монахи, крестьяне и ремесленники. Например, уже в первой новелле «Декамерона» – о ростовщике Чаппеллетто – Боккаччо показал, что авантюрист новой формации в отличие от многих других «старых» хищников наделен своего рода внутренней свободой: он свободен от страхов Средневековья. Именно это обусловливает виртуозность его предсмертной лжи и в известном смысле поднимает его над средневековыми идеями. К изумлению братьев-ростовщиков, Чаппеллетто, не задумываясь о вечном блаженстве, нагло и бескорыстно лжет на смертном одре: «Вот так человек, – говорили они промеж себя, – ни старость, ни болезнь, ни страх близкой смерти, ни страх перед Господом, чей Суд свершится через какой-нибудь час, – ничто не отвлекало его от греховности и желания умереть таким, каким он жил». А всё дело в том, что Бог здесь вынесен за пределы человеческого бытия, в котором высшая ценность – сам человек. Поэтому желание Чаппеллетто – «умереть таким, каким жил» – не столь неразумно, как это кажется расчетливым ростовщикам. Разыгрывая исповедующего его монаха, Чаппеллетто не обманывает Бога, о котором просто не думает, а в последний раз выявляет заложенные в нем человеческие возможности, утверждает своеобразие своей индивидуальности и тем самым по-своему, в гротескной сфере, достигает единственного вида бессмертия, которое – согласно убеждению гуманистов Возрождения – было возможно для земного человека…

Конечно, в «Декамероне» Боккаччо обогнал свое Время. Причем колоссальный успех книга имела не только в Италии – ведь скоро была переведена на многие языки: над ней хохотали и во Флоренции, и в Лондоне, и в Париже... А вот с церковных кафедр в ее адрес чаще всего неслись проклятия... Пройдет не менее ста лет – пока идеи, язык и стиль «Декамерона» наконец-то станут идеями, языком и стилем новой итальянской прозы. И дальше, век за веком, из этого великого творения будут черпать свои образы Шекспир и Мольер, Лопе де Вега и Свифт, Лафонтен и Лонгфелло, Гёте и Байрон...

***

В ДАЛЬНЕЙШЕМ Боккаччо посвятил себя серьезной публицистике, создав интереснейшие исследования: «Генеалогия богов», «О знаменитых женщинах», «О несчастиях знаменитых людей». Однако еще больший успех у читателя имела его биографическая книга «Жизнь Данте», которого боготворил – не зря же во флорентийской церкви Сан-Стефано ди Вадиа читал публичные лекции-комментарии к семнадцати песням «Божественной комедии».

Ну а потом с героем моего повествования случилась метаморфоза: после нескольких любовных неудач, особенно – после связи с некоей разбитной флорентийской вдовушкой, всё зло, какое только есть на свете, Боккаччо вдруг обнаружил в... женщине. И написал сатирическую повесть «Ворон», сурово осуждающую представительниц прекрасного пола за лживость, притворство, хитрость – словно и не величал их когда-то «мадоннами» и «нимфами». Приведу оттуда лишь несколько фраз – благо сегодня не Восьмое марта:

«Мышь пробежит по комнате, ветер стукнет ставней, камешек упадет с крыши – и вот они дрожат, бледнеют, обмирают, будто перед лицом смертельной опасности. Но зато как они бесстрашны, когда им надо обделывать свои бесчестные делишки! Сколько было и есть женщин, что крадутся по крышам домов, дворцов и башен, когда их призывают и ждут любовники! (...) Все помыслы женщин, все их старания и усилия направлены к одной-единственной цели – ограбить, подчинить, облапошить мужчин. Поэтому так охотно посещают, приглашают, ублажают астрологов, чернокнижников, ворожей и гадалок. (...) Женщина превосходит яростью тигра, льва и змею; каков бы ни был повод, вызвавший гнев, она тотчас прибегнет и к огню, и к яду, и к булату...»

***

На КЛАДБИЩЕ в Чертальдо есть надгробие с такими словами: «Studium fuit alma poesis» – «Занятием его была благая поэзия». Да, скончавшийся в 1375-м, 21 декабря, Джованни Боккаччо дело Данте и Петрарки завершил достойно: благодаря и ему тоже эпоха Возрождения восторжествовала!

Все новости