Рода радости ради

Укладываюсь спать на деревянную кровать - а за окном плещет море, шуршит по гальке волна. Разговаривает оно то мягко, то сурово, поет свои старинные песни - и понимаешь, что и сто, и тысячу лет назад оно так же билось об этот тихий берег и так же пело. Из маленького оконца льется тусклое молоко северной белой ночи. Ситцевая занавеска, дощатый пол, темная икона в углу.

В этой комнатке с низким потолком, без электричества, с керосиновой лампой да оплавленной свечой можно, кажется, всю жизнь прожить. Ее хозяин, собственно, такой выбор и сделал. Правда, тихим созерцателем его не назовешь. Деятельный, сильный, хваткий.

Александр Комаров на Терский берег переселился из Ревды лет пятнадцать назад. Здесь, говорит, и сына родил, и дерево посадил, и дом построил. Дом - это скромно говоря. Вообще-то Комаров выстроил целый мир. Называется - историко-этнографический комплекс «Тоня Тетрино». Музей под открытым небом, он же теплый гостеприимный дом, он же работающая рыбацкая тоня, поморский хутор. И все это сделано волею и усилиями одного-единственного человека, без малейшей помощи. Правда, сейчас у Комарова побывали специалисты областного центра по охране историко-культурного наследия. И под крыло возьмут, и помощь обещают. От помощи Александр Борисович не отказывается, хотя давно привык пробиваться самостоятельно. И сына этому учит. Тринадцатилетний Дима с малолетства каникулы проводит на тоне, лишь зимой - в Умбе с матерью. Рыбу почистит, в паре с отцом сходит на карбасе невод проверить, ужин приготовит, гостей примет - все умеет. И за старшего на хуторе оставаться не робеет. Как и отец, немногословен, умел, серьезен.

- Димка у меня знает: хочешь хорошо жить - надо учиться, - говорит отец. - Я из него помора делать не пытаюсь, просто здесь ему хорошо. Но при этом он и учиться отлично успевает, и языки знает. Молодец!

Комаров в жизни сам успел немало. И на ГОКе поработать, и ревдинский краеведческий музей выпестовать... Даже погибшие самолеты оживлял: тот «Харрикейн», что стоит в Рев-де, - его работа. Нашел, реставрировал, установил. И та мемориальная железная птица, что в пограничном норвежском Киркенесе, тоже из его рук вылетела. Поисковая работа, военная история - отдельная страница комаровской жизни.

О боях на Кандалакшском направлении он знает то, чего в учебниках не прочтешь. Масса документов, редких снимков, переписка с ветеранами из самых разных стран, сотрудничество с архивами... В музейном комплексе на Белом море нашлось место и для военной экспозиции. Фотографии, найденные на местах боев предметы, рассказы, письма...

Впрочем, начинаем знакомство мы вовсе не с военной темы. Вначале просто примеряемся друг к другу: Александр Борисыч на язык остер, да и резким быть умеет. Глядит испытующе, проверяет... Слишком много приезжает сюда людей, чтоб каждому доверять. Стоит тоня километрах в семи от дороги, добираться надо по отливу, по мокрому песку, «уазик» или «буханка» - лучший транспорт. Мобильной связи в помине нет. Да и обычной, телефонной, не бывало. Жилья вблизи никакого. А коли прибудет вода - размывает дорогу и вовсе не выберешься. Как на острове. Но народ к Комарову едет валом.

- Господи, хоть бы сегодня ночью никто не приехал! - смеется хозяин перед ужином - а за завтраком мы выясняем, что он, считай, еще не ложился: всю ночь размещал новых гостей.

Началось все лет семь назад. На пологом беломорском берегу, на самом краю мыса Турий, упрямый человек задумал непосильное дело. Самостоятельно восстановить древнее поселение, одно из старейших на Терском берегу.

- Здесь, именно на этом месте стояла одна из самых уловистых тоней, - говорит Комаров. - Причем тоня была жилая, то есть на ней жили круглый год, а не только во время путины. Правда, большого поселения не возникло, потому что пресной воды в округе мало: единственный ключ, из которого мы воду и берем.

Мой экскурсовод дает мне отпить студеной воды, зачерпнув огромным деревянным ковшом. Вкусная, прозрачная, ледяная. Из этого колодца черпали ее шестьсот лет назад, а то и больше. Архивы хранят упоминания о тоне Тетрино начиная с XV века, но хозяин уверен: населили ее много раньше.

Здесь жили еще лопари: сохранилось немало лопарских названий. С пришедшими позже русичами соседствовали мирно, бок о бок. Поэтому часть экспозиции воссоздает поморский быт, а часть - лопарский. Лопари селились подальше от берега, ведь основная опасность - разбойники - грозила с моря.

Кувакса - чум - покрывалась дерном - получалась естественная маскировка. Конструкция очень удобная, тепло хранит отлично.

Мы сидим в куваксе на теплых оленьих шкурах: места как раз на двоих, тепло и тихо. Ни ветра, ни комарья... Ровно над головой в отверстие для дыма виден кусочек пронзительно-голубого неба. Оно здесь высокое, ясное...

- В истории много мифов. На веру принимать не хочу ничего, что могу доказать и проверить - только о том говорю, - веско роняет хозяин. Лопарский быт воссоздавал он скрупулезно, как знаток. В свое время, еще в бытность свою в Ревде, прошел весь маршрут Владимира Чарнолусского - ученого, этнографа, оставившего блестящие исследования о культуре Кольских саамов. Так что, строя музей под открытым небом, воссоздавал то, что видел своими глазами. И святилище, и куваксу, и тайник, где в крохотном домике метрах в двух над землей от медведя и лисы хоронились припасы.

Комаров уверен: лопари и поморы жили по соседству, мирно, постепенно ассимилируясь. Поэтому и память о тех и других жителях лесистого мыса здесь рядом. В нескольких метрах от лопарской стоянки - типичные постройки рыбацкого хутора.

Вот жилая изба - в ней-то мы и ночуем. Чистота - полы, выскобленные добела, теплая печь, уютные тюфяки на самодельных деревянных кроватях, полог от комаров над ложем хозяина, крохотные оконца, за которыми сразу - море.

- О, тут часто тюленя можно увидеть или белуху, - говорит младший Комаров. - Вы посмотрите подольше, посидите - может, появятся.

На бревенчатых стенах фотокопии любопытнейших документов: заявления о приеме и выходе из колхозов первых лет советской власти, хроника местной коллективизации. Рыбаки жалуются на колхозы, уверяют, что вступили по принуждению, после того, как у них отняли снасти и при этом обложили высоким налогом... Схемы неводов, фотографии давно исчезнувших людей, степенные лица... Комаров о каждом документе или снимке может рассказывать часами. В его доме каждая вещь с легендой.

- У меня все подлинное и всем можно пользоваться. Каждая вещь должна жить! - объясняет Александр Борисович. - Вот мы почему за руку здороваемся? Тепло передается, люди ближе делаются, друг друга узнают. А старинные вещи помнят тепло стольких людей! Их энергию. Прикоснешься к ним - что-то поймешь...

Дима отправляется во вросший в землю ледник, или погреб. Возвращается с красавицей-рыбиной - коптить ее, свеженькую. Рыбное меню Комаров гостям обеспечивает на редкость разнообразное. На плитке уже кипит ушица из беломорской селедочки, от костра идет вкусный дымок, в миске - кусищи соленой горбуши. Белоснежный хлеб, привезенный из Умбы, душистый чай...

А мы пока отправляемся в море проверять неводы, в которых уже плещется, бьет хвостами зашедшая рыба. Море волнуется, рыба может уйти. За сутки на карбасе Александр Борисович выходит в море несколько раз. Дима - его первый помощник. Но мне повезло, вопреки нелюбви к журналистам и дурной примете о женщине на корабле Комаров берет меня на подхват. Выдает рыбацкие сапоги, непромокаемую куртку...

- Пошли, рыбачка Соня! - командует он, и нас уже покачивает на волнах. Мокрый невод режет руки, я по пояс в соленых брызгах, а хозяин знай себе посмеивается:

- Вот она, работа наша! Ну что? Тяжело? Учись! Не страшно?

Да нет, конечно! Разве бывает страшно с таким? Обветренное лицо, выцветшие на ветру и солнце волосы, железная хватка.

Вода на дне карбаса серебряная от чешуи, словно звезды с неба насыпались нам под ноги. Горбушины бьются в руках, сильные, живые...

Едва пришли на берег - уже готовится уха, а хозяин учит меня делать икру-пятиминутку. Красные зернышки, вкусные, крупные - таких в магазине не бывает! Умываемся из медного умывальника, старинный чайник пыхтит на огне, керосинка тускло мигает, патефон томно поет о несбыточном. За окном пронзительно кричат хищные бакланы. Штормит.

Здесь время стирается, и в уютном доме быстро забываешь, в каком веке живешь... Недаром туристы к Комарову рвутся - очередь за два месяца занимают. Много наших соотечественников, еще больше - иностранцев. Самой необычной гостьей была старушка-француженка, преодолевшая осеннее бездорожье... на велосипеде с прицепом.

- Жуткая ночь была, штормило, открываю дверь - а там старушка лет 90 с виду, по-русски - ни слова. Объяснила кое-как, что путешествует по России, а обо мне узнала через Интернет... - смеясь, вспоминает Александр Борисович.

Гостеприимный и сильный, влюбленный в свое дело, он порой признается, что мечтает... хоть однажды выспаться. Отдохнуть от людей. А еще - чтоб не пропало вынесенное им на собственных плечах дело. Унывать себе не позволяет. Радоваться умеет и знает, как принести радость другим. Знакомым и незнакомым - тем, кто просит крова.

- Радость - это жизнь, - объясняет он, провожая нас у часовни покровителя моряков Варлаама Керетского, выстроенной на крутом берегу. - Видите поклонный крест? Там надпись сделана, очень мне нравится: «Рода речивого радости ради распят был». Хорошо ведь сказано? Больше и не надо ничего...

Все новости