Как пермяки 150 лет назад Космомольск-на-Амуре основали

Ровно полтора века назад под Читой стучали топорами мигранты из европейской России – строили себе паромы для будущего сплава на Дальний Восток. Людей этих было не так уж много: 15 семей – из Воронежской губернии, 104 – из Вятской, 57 – из Тамбовской, да 40 – из Прикамья. И именно последним 18 августа 1860 года предстояло заложить на левобережье Амура село Пермское, позже ставшее Комсомольском-на-Амуре..

В основном, они памятны по фамилиям: Силины, Рудневы, Кузнецовы, Бересневы, Барабановы, Козинцыны, Бормотовы, Чернышевы, Гладких, Алатарцевы, Горшковы, – но есть и более подробные сведения. Вот, например, данные о двух первопоселенцах из Оханского уезда: Феодосий Тимофеевич Силин, 1812 года рождения, податный крестьянин деревни Симоновой Чистопереволочной волости, и Яков Никонович Горшков, родившийся в 1822-м в деревне Горшки Бабницкой волости. Оба, кстати, могут считаться основателями дважды, ведь спустя четыре года после высадки на Амуре тронулись дальше и 1864-м осели на берегу Японского моря – в бухте Святой Ольги, что в трёхстах километрах от Владивостока.

Там они создали самое восточное поселение с названием Пермское, которое в своих странствиях в начале XX века посещал на пару с Дерсу Узалой и знаменитый путешественник Владимир Арсеньев. В своем романе «По Усурийскому краю» он вспоминал: «Село это можно было назвать образцовым во всех отношениях. На добровольные пожертвования они построили у себя в деревне школу. У ребятишек было много книг по природоведению и географии России… Кабака в селе Пермском не было. При нас один новосел позволил себе выругаться площадной бранью. Надо было видеть, какую проборку задали ему старожилы».
ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
На 1888 год в селе Пермском-на-Амуре насчитывалось 26 крестьянских хозяйств и 160 жителей, в 1910-м, соответственно, 29 и 234, а ко времени прибытия строителей Комсомольска-на-Амуре – более 300 обитателей на 49 дворов. Но уже в декабре 1932-го население нового города состояло из 8620 человек, в том числе из 1050 детей до 3-х лет и 1200 – от 3-х до 16.
Во время походов Арсеньева тихоокеанские «пермцы», как он их окрестил, и правда, жили не худо, а вот в начальные-то годы им пришлось несладко: посевы внезапно смывались субтропическими ливнями, пригнанный скот пожрали местные тигры. Но выходцы из Прикамья освоились и здесь: в конце концов, справляться с гигантскими кошками они научились еще на Амуре, а лучшие места под пашню определили методом проб и ошибок.

Вернемся, впрочем, к собственно исходу будущих «пермцев» вперед заре навстречу. Их путь и процесс врастания прикамских переселенцев в новую приамурскую родину описал в романе «Амур-батюшка» Николай Задорнов. К слову, в 1952-м отец нынешнего популярного сатирика получил за это произведение Сталинскую премию – и получил заслуженно. Единственно, что основанное пермяками село обозвал Уральским, но тут, очевидно, постаралась цензура, поскольку Пермь с 1940-го по 1957-й именовалась Молотовым.

Кроме того, из цензурных же, видимо, соображений Задорнов подал события как случившиеся после отмены крепостного права, высочайше объявленного в феврале 1861-го, то есть тогда, когда реальные прототипы литературных героев совершали уже свою первую зимовку. Меж тем, были они крестьянами не помещичьими, а лично свободными, в статусе государственных, как и остальные 74 процента сельского населения Пермской губернии в то время. Кстати, в 1857-1860 годах Прикамье пережило подряд четыре неурожайных лета, цены на хлеб и фураж выросли, и это стало дополнительным стимулом к переезду. Основными же были весьма неплохие льготы, предлагавшиеся властями.

Во-первых, переселенцы освобождались от подушной подати и воинской повинности – рекрутского набора. Во-вторых, им выделяли по 60 рублей подъемных на каждого члена семьи из шести человек. В-третьих, списывались прежние недоимки. В-четвертых, площадь занимаемой земли не ограничивалась: мол, берите, сколько сможете обработать. В-пятых, предполагались серьезные налоговые поблажки, что позже выразилось в отсрочке по уплате поземельного налога сроком на 20 лет. Наконец, людей манило то, что на необжитом Дальнем Востоке практически не было пока разного рода начальства: грезилась настоящая вольница.

Осенью 1858-го добровольные и указанные обществом по жребию кандидаты на переезд стали готовиться к странствиям. Вот как это описывает Николай Задорнов: «Кузнецовы сняли урожай, намололи муки на дорогу, набрали семян из дожиночных колосьев с тем, чтобы посеять их на заветном амурском клине, справили лошаденкам сбрую, продали избу, скот и хозяйство, расплатились с долгами… В Перми из уральских переселенцев, съехавшихся туда из разных деревень, была составлена партия. Назначили партионного старосту, и вскоре крестьяне двинулись Сибирским трактом за Урал…

…Под Читой, на Хитром острове раскинулось огромное плотбище. С верховьев Читинки и Ингоды каторжные читинской колонии сплавляли лес, а переселенцы, объединившись по две-три семьи, строили себе паромы. Егор сговорился ладить плот с камским земляком Федором Барабановым, с которым шел всю долгую дорогу. Мельком знал он Федора на старых местах. Барабановы жили в одной из соседних деревень на Каме. Плоты, или паромы, строили по-сибирски, укладывая широкие плахи на длинные «арты» – долбленые толстые кедровые стволы. Переселенцам присылали на помощь солдат и каторжников, чтобы долбить «арты» и плотить…

…Переселенцы двинулись вниз со вторым сплавом. Первый ушел еще в мае следом за льдами… На вторую неделю пути выплыли на Амур… По реке шло движение, как на большой дороге. Сплавлялись вниз купеческие баркасы, баржи с солдатами, с казенными грузами и со скотом; на плотах плыли казаки из Забайкалья и везли целиком свои старые бревенчатые избы; попадались китайские парусные сампунки, полные товаров… Под Хабаровкой река заворачивала на север. Из-за островов пала Уссури, и Амур стал широк и величествен …»

Так они и расположились позже ниже Хабаровска по течению: села Воронежское, Вятское, Сарапульское, Троицкое, Малмыжское, Пермское, Верхнее и Нижнее Тамбовские – где кто высаживался. Пермяки (общим числом 228 человек), кстати, оказались единственными, «десантировавшимися» не на правом, как другие, – на левом берегу. И еще: место это – между гольдскими (нанайскими) стойбищами Мылки и Дзёмги – предложил для основания русского «станка» не кто-нибудь, а выдающийся российский ботаник и исследователь Дальнего Востока Карл Максимович. Впоследствии это выразилось в решении специальной комиссии, утвержденном генерал-губернатором Восточной Сибири Николаем Муравьевым-Амурским: «Здесь скаты нагорного берега пологи, грунт земли – чернозем, ближайшие места поросли дровяным лесом, более легким в вырубке, строевой лес, хотя в 6 верстах, но зато на противоположном берегу реки, текущей одним узким руслом, множество строевого леса, берег здесь приглубый, суда могут к нему пришвартовываться».

Правда, приступив к освоению новых своих угодий, прикамские переселенцы столкнулись со многими трудностями. В первую зиму свирепствовала цинга, хотя, казалось бы, клюквы, брусники, прочих витаминных ягод, включая доселе неведомый виноград, успели заготовить достаточно. А с весны пошли другие проблемы: слой чернозема оказался тонковатым, зато климат – таким, что сорняки росли с небывалой силой. Вдобавок, происходили наводнения, так что от хлебопашества постепенно пришлось отказаться. Зато выручали огороды с овощами и картофелем, хорошо родила гречиха: так, спустя пятнадцать лет, в 1875-м ее общий урожай в селе составил 136,5 пудов – почти 2,2 тонны. И, конечно, огромным подспорьем были река, полная рыбы, и лес с обилием птицы, мясного и пушного зверя. В первой – разные осетровые, осенью – нерестящаяся кета. Во втором – соболь, лиса, рысь, нередко, амба – тигр.
Из докладной записки унтер-офицера Андрея Качева от 18 февраля 1870 года:
«Приискав себе постоянное место жительства в Пермском селении на реке Амуре, я желаю поселиться в оном, и потому почтеннейшее честь имею просить Ваше Высокоблагородие ходатайства Вашего…
Докладываю о сем Вашему Высокоблагородию, что я уже здесь свой, купил дом и дюже желаю заниматься хозяйством, а на свою родину я не желаю потому, что я там не имею родных никого совершенно.
Присовокупляю к сему, что я имею законную жену и четверых детей, из них одного сына и троих девиц».
Хотя главными статьями дохода для выходцев из Прикамья стали круглогодичное обеспечение почтового сообщения и заготовка дров, ведь уже в 1860-м по Амуру ходили восемь пароходов, а в начале XX века – свыше трехсот. Дрова были семейным, так сказать, бизнесом: их пилили и стар, и млад всю зиму подряд, а в навигацию перегружали деревянное топливо на баржи. И жили весьма ничего себе: достаточно сказать, что каждый вкушал пищу из отдельной тарелки, тогда как в деревнях Центральной России и Урала ели из общих чугунков. В домах имелась приличная мебель, даже трюмо, кухонные шкафы, впрочем, как и нынче на Дальнем Востоке, чаще – made in Japan.

Еще более шикарное будущее намечалось для села после поражения империи в русско-японской войне 1904-1905 годов. Для обеспечения безопасности границ царским правительством было принято решение провести в фарватере Амура дноуглубительные работы вплоть до Пермского и заложить в нем три казенных производства: судоремонтное, золотоплавильное и артиллерийское. Но жизнь рассудила по-своему, передвинув эти планы далеко в советское время.

Лишь после Первой мировой, обеих революций, Гражданской войны и интервенции, уже в январе 1932-го Совет Труда и Обороны СССР вернулся к тем отложенным проектам, затем Совнарком постановил проложить от станции Урша до станции Пермское Байкало-Амурскую железнодорожную магистраль, а в районе последнего создать судо- и авиастроительный заводы.

И 10 мая 1932 года к пристани села Пермского подошли выполнявший роль ледокола пароход «Коминтерн», тащивший на буксире баржу «Клара Цеткин», и пароход «Колумб», доставившие первые девять сотен первых строителей будущего Комсомольска-на-Амуре. Но это уже – совсем другая история.

Все новости