Хуже ли России сегодня, чем полтора века назад? Аналитическая статья Скурлатова

Поскольку в России так до сих пор и не сложилась «критическая масса» экономически-самодостаточных и потому политически-субъектных низовых хозяев, то не можем мы вырваться из порочного круга «нищета-авторитаризм». Пётр Аркадьевич Столыпин предпринял попытку форсированно взрастить такую «критическую массу», справедливо усматривая в ней базис нации, демократии и процветания, но великого нашего реформатора убили, дело его не довели до конца, порочный круг остался по сей день.

Конечно, Пётр Аркадьевич не изобретал велосипед. Главный рецепт – безвозмездно или за символический кредит наделить желающих соотечественников самодостаточной земельной собственностью – изобрел не он. У него перед глазами – и успех «хомстед-акта» 1862 года, позволившего Аврааму Линкольну выиграть Гражданскую войну в США, и бесплатная раздача земли крестьянам в ходе Революции Мэйдзи после 1868 года, позволившая Японии скачком осуществить буржуазно-капиталистическую модернизацию и через тридцать с небольшим лет разгромить полуфеодальную Российскую Империю. В путинской же России землю у крестьян отнимают спекулянты-лендлорды, и мы отбрасываемся в неофеодализм, на полтора века назад.

Первое впечатление – полтора века назад наша мучительно продирающаяся к модернизации страна была ближе к продвинутому Западу, чем ныне. Кроме фантастических природных ресурсов (немало их и сегодня), тогда имелся сказочно-жизнеспособный талантливый народ (пусть во многом в крепостном рабстве), имелось стремление царя-реформатора сделать что-то хорошее для общества (а не получить побольше полномочий) и имелась более креативная и не такая дебилизированная «общественность», как ныне (хотя тоже предпочитающая витать в кущах надстройки и не ощущающая базиса, «корней травы»). Да, тридцать лет тому назад, 14 декабря 1825 года, произошла трагедия – провалилась попытка верховых русских субъектников (декабристов) свернуть Россию на путь буржуазного развития, как это удалось сделать дюжине молодых японских самураев в Революции Мэйцзи через сорок лет. Глубиннейшее же отличие в том, что в позапрошлом веке Россия кипела пассионарностью и реально могла выбирать судьбу, а после низвержения Сталина полвека назад наш народ сам низвергся в духовный вакуум и вслед за своим верхами постепенно впадал в шкурничество и в конце концов пал ниц перед Золотым Тельцом, предал сам себя. И рухнула тысячелетняя страна, и лишился пассионарности народ, и превратился в «больного человека» мира, и вымирает и уходит из истории. И заведующий кафедрой социологии семьи и демографии социологического факультета МГУ Анатолий Антонов заявил вчера, что нас, русских, через сорок лет останется всего-то около 40 миллионов.

В одном и том же порочном круге мы, в кюветах и болотах, никак не прорвемся на историческую магистраль. Сравниваю сегодняшнее с полуторавековой древностью – одни и те же противостояния односторонностей, одни и те же проблемы, одни и те же блуждания в трёх соснах недомодернизации-недосубъектизации. Сравнение уместно при чтении статьи «Идеалы свободы под сенью самодержавия: Распространение английских либеральных идей в России в 1850-1860-х годах», которую написала доцент кафедры всеобщей истории Дальневосточного государственного гуманитарного университета, член-корреспондент РАЕН, кандидат исторических наук Марина Ибрагимовна Романова (Свободная мысль, Москва, 2007, № 3 /1574/, стр. 164-171). Статья написана на основе следующих материалов Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ): Ф.109 (1826-1880 гг.) - III экспедиция Третьего отделения («наблюдение за иностранцами»); Ф. 677 (1845-1894) - Александр III; Ф. 1165 (1811-1826) - Особенная канцелярия Министерства Внутренних дел; Ф. 1717 - Собственная канцелярия А.X. Бенкендорфа.

«После неудачи либеральных экономических реформ 1990-х годов в российском обществе сложились полярные оценки либерализма. У него есть небольшое количество апологетов и достаточно большое число противников. Степень неприятия разнится от попыток обосновать необходимость поиска своего российского варианта либерализации, в связи с невозможностью осуществления либеральных западных моделей в нашей стране, до активного отрицания либеральной идеологии как таковой.

Действительно, либеральные идеи всегда с трудом приживались на отечественной почве. Попытки либеральных реформ «сверху» в 1860-х годах вызвали неоднозначную реакцию и до сих пор являются предметом полемики для современных исследователей. Не получила поддержки в обществе и либеральная программа кадетов в начале XX века.

Политические доктрины английского либерализма сформировались в 1830-е годы, а экономические - в 1840-е. Практически одновременно в России в конце 1830-х годов формируется идеология западничества, сторонники которой заимствуют постулаты либерализма (свобода личности /требовали освобождения крестьян/, эволюционный путь развития, необходимость ограничения власти монарха). Однако подобные воззрения были достоянием небольшой части социума.

Более широкое распространение либеральных идей в российском обществе начинается позже, в 1850-1860-е годы. Этому способствовали два обстоятельства. Во-первых, уже была окончательно оформлена либеральная идеология в самой Великобритании: прежде всего ее «стрежневые» идеи, такие, как доктрина экономической и политической свободы личности, доктрина гражданского согласия и представительного правления. Во-вторых, в России изменилась внутриполитическая ситуация. После смерти Николая I начался процесс либерализации российского общества. В 1861 году был принят новый «Устав о цензуре», предусматривавший значительные послабления. Благодаря этому Уставу стала возможна публикация произведений идеологов английского либерализма (И. Бентама, Д. Рикардо, Д. С. Милля и др.).

Распространение либеральной идеологии в 1850-1860-х годах мы попытались проследить на специфическом источнике - письмах, перлюстрированных чиновниками III отделения. Эпистолярный жанр, хоть и не дает возможность показать все источники проникновения либеральных идей в русское общество, зато позволяет судить о том, насколько глубоко либеральные воззрения проникли в жизнь русских людей. Переписка также позволяет сделать определенные выводы о том, какие либеральные положения были заимствованы, а также как они были интерпретированы российскими последователями «философии свободы».

Со времени введения «чугунного» Устава о цензуре в 1826 году III отделе¬ние имело штат чиновников, перлюстрировавших и копировавших все письма заграничных и поднадзорных отечественных корреспондентов. Эта работа продолжалась и в 1850-1860-е годы, несмотря на снятие многих цензурных запретов.

Перлюстрированные письма 1830-1840-х годов не содержат высказываний, которые можно было бы отождествить с английскими либеральными идеями. Это обстоятельство объясняется прежде всего жесткой цензурой. В 1850-1860-х годах правительство Александра II, взявшее курс на либеральные реформы, ослабило полицейский надзор над идеологией, следствием чего стало распространение в русском обществе либеральных и радикальных идей. Судя по письмам, они часто перемешивались в общественном сознании, и авторы писем называли либералов радикалами и даже социалистами. Однако при этом в ряде эпистолярных материалах четко прослеживается два основных критерия английского «классического» либерализма: требование свободы личности и стремление к преобразованиям через эволюционный реформистский путь. Это позволяет отнести воззрения, изложенные в таких письмах, к либеральным, независимо от того, как их именуют сами авторы.

Основной либеральной идеей, чаще всего встречающейся в перлюстрированных материалах 1850-1860-х годов и напрямую заимствованной у английских либералов, является идея свободы личности и сопутствующих ей граждан¬ских свобод: слова, собраний, печати. Спектр высказываний здесь обширен - от личных переживаний по поводу несправедливости властей по отношению к близкому человеку до программных обобщений.

В качестве примера частного высказывания о свободе личности можно привести выдержки из письма Г. Перцова к Н. Перцову от 1 октября 1861 года. Автор жалуется, что по ложному обвинению арестовали его брата Платона, «который жил тихо, вдали от света». Он утверждает, что «в России, где царит гнет и произвол над личностью, могут запросто осудить невиновного». Очень современно для нашего общества, хотя и почти комично, звучит концовка письма Перцова: «Грустно, тяжело грустно делается на сердце, когда вспомнишь, как мало обеспечена в России личность человека, и это когда же? - Во второй половине XIX века!» (ГАРФ. Ф. 109, Оп. 1. Д. 1725. Л. 42. – «Выписка из письма Г. Перцова из Баириц от 11.10.1861 г. к его высокопревосходительству Н.П. Перцову в Санкт-Петербург).

Авторы писем, стремящиеся к политическим обобщениям, рассуждая о свободе личности, в первую очередь пишут о свободе слова и печати. Их высказывания часто настолько близки воззрениям английских либералов, что кажутся раскавыченными цитатами из трудов последних. Например, выписка из письма И. Лукьянова к Н. И. Варгину от 10 февраля 1858 года выглядит как парафраз из трактата Д. С. Милля «Представительное правление», написанного семью годами раньше (J. S. Mill. The Representative Government. L. 1851): «Свобода слова, убеждения, печати принадлежат к числу тех элементов общественной жизни, с которыми нелегко расстаются, и которыми нелегко жертвовать. Если эта свобода падет не на бесплодную почву, и если мы довольно созрели, чтобы дорожить ею, то гарантия ее лежит в нас самих» (ГАРФ. Ф. 109. Oп. 1. Д. 1717. Л. 4-5. - «Выписка из письма И.Лукьянова из Гессена от 10.02.1858 г. к Н. И. Варгину в Москву»).

На пример Англии как образца для подражания в этом вопросе ссылается в письме к самому И. Лукьянову анонимный русский автор из Лейпцига: «Я от души желаю России свободного развития подобно Англии, потому что нельзя не уважать страну, где на столбцах газет постоянно выставляются преувеличенные недостатки. Публичное выставление недостатков служит лучшим доказательством духовной силы государства».

Далее автор пишет о «проявившейся в русском обществе любви к Англии», но тут же отмечает, что идеи свободы слова разделяют немногие российские граждане; и даже те, кто поддерживает их, делают это в «форме платонизма», то есть не стремятся реализовать их практически» (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. Д. 1717. Л. 2. - «Выписка из письма без подписи из Лейпцига от 20.07.1851 г. к И. И. Лукьянову в Москву).

В этом высказывании анонимного автора верно схвачена суть будущих отличий либерально настроенных россиян от английских либеральных деятелей. Последние стремились воплотить в жизнь свои теоретические воззрения и последовательно боролись за них. Русские же либералы постоянно шли на уступки правительству, проявляя политическую и идеологическую слабость.

Причина этого проста. Русское либеральное движение не было подкреплено силой «общественного мнения» экономически процветающего «среднего класса», поскольку таковой в России еще не сформировался в то время. Русский либерализм стал уделом университетских профессоров, образованной злиты, не имевшей тесных связей с торгово-промышленной буржуазией. Английские либеральные идеологи, напротив, опирались на широкий круг общественности и в первую очередь на промышленников и торговцев.

Вместе с тем нельзя не отметить того важного обстоятельства, что либеральные идеи в России получили отклик не только у университетских профессоров, но и проникли в среду дворянства. Так, в январе 1865 года представители московского дворянства поднесли «Адрес» Александру II, в котором писали, что русский народ ожидает от своего государя провозглашения либеральных свобод - «простора мнению и печатному слову, свободы церковной, …свободы верующей совести...» (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. Д. 1731. Л. 9).

Однако именно потому, что идеи либерализма в России были ориентированы в первую очередь на наиболее образованную часть общества, еще одной важной темой многих перлюстрированных писем стала идея необходимости повышения уровня образованности общества, которая у авторов этих писем переплетается с идеей особой миссии образованных людей в России. Подобные взгляды также свойственны английскому «классическому» либерализму. Программы повышения уровня образования в английском обществе выдвигали такие крупные либералы, как Дж. Маколей, Д. С. Милль, Г. Спенсер.

Русские авторы писем настаивали в первую очередь на узости и обособленности круга образованных лиц в России. «Все русское общество состоит из простого народа и небольшого зерна действительно образованных людей... Образованный русский - отрезанный лапоть от всякого сословия: аристократ он или мужик, купец или чиновник, поп или помещик... В любом образованном кружке вы найдете всех и вся, но не найдете какого-нибудь сословного интереса».

Далее автор этого анонимного письма, адресованного И. В. Павлову в город Орел, выдвигает предложение, вполне согласующееся с идеями английских либералов. Он предлагает разделить русское общество на два сословия: «на народ и людей просвещенных». Причем последних он причисляет к элите общества.

К народу у него двойственное отношение: «громадная, свежая, но дикая безграмотная и почти что бессмысленная масса», которая без разумного руководства способна лишь к бунтам. «Произвести же что-нибудь лучше она... не может, потому что нигде и никакой народ... изнутри себя самого ничего никогда не производил в истории» (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. Д. 1718. Л.1, 3. - «Выписка из письма (без подписи) из Москвы от 16.08.1858 г. к И. В. Павлову в Орел...».

Главную трагедию русского общества автор письма видит в том, что образованная часть общества отдалилась от народа, став «важными людьми без всякой власти и влияния». «Образованные люди предались... чванству и... надменности». Он заключает с горечью, что «вся жизнь наша... была жизнью дурачка Иванушки: все неэффективно, все смиренно и глуповато, и дубовато» (Там же, Л. 4).

В этом письме интересно проследить соединение чисто западного, присущего во многом и английским либералам взгляда на народ как на невежественную массу, которую необходимо образовывать, и русского неверия в интеллигенцию, если она не связана с народом. Также чисто русским является и восприятие народа не только как темной и управляемой толпы, но и как очищающей, свежей силы, способной возродить к жизни нравственный и политический потенциал интеллектуальной части русского общества.

Зато автор другого письма, также анонимного, не сомневался в нравственном совершенстве образованной части россиян и поэтому горячо защищал студентов. В письме к ранее упомянутому И. Лукьянову он писал, что не разделяет «строгого взгляда» последнего на «студенческие выходки». Этот анонимный автор считал «распущенность студентов» издержками возраста, которые студенчество быстро перерастет. Вместе с тем он видел в университетах источник общественного прогресса. «Университеты, - утверждал он, - это сила, находящаяся еще в зародышевом состоянии и стесненная вековыми наслоениями рабства. Однако за ними будущее, и они, их развитие и забота о студентах станут гарантами процветания общества» (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. д. 1717. Л. 1).

Некоторые письма, помимо общих рассуждений, содержат и попытки создания программы народного образования. Так, в еще одном анонимном письме публицисту М.Н. Каткову предлагается «увеличить число гимназий (а со временем и университетов)», снизить в них плату «до пяти рублей в год, а бедных совсем освобождать от платы и даже давать им некоторые пособия», ввести всеобщее среднее десятилетнее образование с шестилетнего возраста» (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. Д. 1734. Л. 6 /об./. - «Выписка из письма без подписи из Берлина от 18.03.1866г. к М. Н. Каткову в Москву»).

Анонимный автор (студент, по мнению полиции) этой вполне реально осуществимой программы «образования всех слоев народа» впрямую ссылается на опыт Запада, в частности «немцев и англичан».

Либерально настроенная часть русского общества, как и английские либералы, осознавала значимость вышеизложенных идей. Более того, некоторые видели в их реализации единственный путь исторического развития России. «Свобода обучения и гласность... Эти две могущественные силы сами притянут к себе все остальные человеческие права, затерянные по выражению Белинского "в грязи и навозе"» (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. Д. 1719. Л. 7-8. - «Выписка из письма А. Скалона с Нововоронцовской станции /Херсонская губерния/ от 1.09.1860 г. к И. П. Павлову в Москву»).

Вместе с тем они понимали, что реализация этих направлений невозможна в современной им российской действительности и для их осуществления необходимы либеральные реформы.

По поводу глубины и характера этих реформ в эпистолярном материале 1850-1860-х годов можно найти две точки зрения. Первая, радикальная, наиболее полно выражена в анонимном письме на имя И. Д. Асташева. Его автор выступает против абсолютного монархического правления, «свойственного только диким народам», и предлагает реформировать государственные учреждения по образцу «просвещенных практических народов, к которым бесспорно надо причислить англичан» (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. Д. 1737. Л. 5-6. - «Выписка из письма без подписи из Санкт-Петербурга от 2.01.1868 г. к И. Д. Асташеву в Томск).

Вторая точка зрения, умеренная, сводилась к предложениям идти «своим путем», то есть сохранить существующее монархическое правление, но осуществить ряд реформ по либерализации общественной жизни. Эта часть авторов поддерживала либеральные реформы, осуществляемые правительством Александра П, но предлагала внести в них некоторые коррективы. Сторонники этой точки зрения отрицали возможность перенесения английского опыта либеральных реформ на русскую почву. Наиболее полно эта мысль выражена в письме одесского профессора права Лохвицкого (инициалы отсутствуют) к Е. Ю. Феоктистову (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. Д. 1714. Л. 1. - «Выписка из письма Лохвицкого из Одессы от 26.12.1857 г. к Е.М. Феоктистову в Москву...»). Он критикует тех, кто говорит, «что все хорошо только в одной Англии»; в частности М.Н. Каткова и его журнал «Русский вестник», пишущий о необходимос¬ти «пересадить английский дух и английские учреждения на русскую почву». Лохвицкий пишет, что для российских либералов «привязка всего хорошего к Англии практически нехороша», поскольку в России нет английской конституционной монархии, а следовательно, не может быть английской модели либерализма.

Автор данного письма предлагает свою, русскую либеральную модель. С его точки зрения начать преобразования надо с либеральной судебной реформы (введение суда присяжных, адвокатуры), которая вполне совместима с «неограниченным правлением и не требует Конституции». Затем надо провести ряд других либеральных преобразований - таких, как введение свободы слова, печати, совести. И только потом поставить перед царем вопрос о введении конституции.

В рассуждениях Лохвицкого есть два интересных момента. Первый, и очень важный для нас, заключается в том, что автор письма не допускает и тени сомнения в стремлении всего общества к либеральным свободам, речь идет только о том, как их осуществить на российской почве. Этот факт служит важным показателем того, что либеральные идеи уже проникли в российское общественное сознание и воспринимались как прогрессивные.

Второй момент интересен тем, что Лохвицкий нисколько не сомневается в том, что правительство пойдет на либеральные реформы и будет их осуществлять. То есть автор письма в своей программе либерализации русского общества делал ставку на эволюционный путь реформ в рамках абсолютной монархии. При всей нелогичности такого предположения, как известно, так оно и случилось.

Таким образом, сторонники «своего пути» преобразования общества действительно учитывали российские реалии, а не были прожектерами. В их письмах также идет речь о конкретных вариантах либеральных реформ, предлагаемых правительству. Большинство склонялось к тому, чтобы в первую очередь провести реформу местного самоуправления (а некоторые предлагали ею и ограничиться) (См. например: ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. Д. 1720, 1721).

Например, «Александр», автор письма к И. П. Миклашевскому, видел в государственной волостной реформе «начатки будущей свободы и конституционной жизни» (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. Д. 1721. Л. 1. – «Выписка из письма за подписью "Александр" из Парижа от 3.08.1860 г. к И. П. Миклашевскому в посад Клинцы Черниговской губернии...»).

Необходимо отметить, что практически все авторы писем, рассматривая в качестве обязательных либеральных преобразований введение свободы слова, печати, совести, реформу суда, местного самоуправления, образования, не упоминают об экономических реформах. Лишь в одном из писем содержится намек на либеральное разрешение экономических вопросов. Автор его пишет: «От всей души я желаю Отечеству,... чтобы в нем была обеспечена личность каждого, и всем предоставлены были бы одинаковые гражданские права, чтобы имущество каждого было неприкосновенно» (Там же).

В большей части писем либерализм трактуется скорее как этическое учение, нежели экономическая и политическая доктрины. Такое понимание либерализма отличается от английского «классического» образца, где важнейшей основой выступает фритрейд.

Говоря о способах проведения реформ, авторы всех рассмотренных писем признают только один - ненасильственный эволюционный путь развития общества. Страх перед революционными потрясениями существовал не только у правительства. Он проявлялся и у либерально настроенной части русского общества. Довольно откровенно его высказал в своем письме А. Бычков: «Да идет мимо России чаша 1789 года, которую так желают поднести ей некоторые» (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. Д. 1719. Л. 11. – «Выписка из письма А. Бычкова из Санкт-Петербурга от 19.12.I860 г. к г-ну Обручеву в Париж»).

Еще более ярко отрицание насильственного революционного пути преобразования общества звучит в письме Гечевича (инициалы отсутствуют) (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. Д. 1724.- «Выписка из письма Гечевича из Молоечено, Виленской гу¬бернии от 9.10.1861 г. к полковнику С. И. Гечевичу в Санкт-Петербург»). Он пишет о том, что в русском обществе существуют две силы и две тенденции: «партия умеренных, мечтающая удовлетворить его (то есть общество. - М. Р.) постепенным преобразованием и повременным улучшением», и партия «прогрессистов-радикалов, которым ни кровь, ни топор нипочем». Автор обвиняет правительство в том, что оно отторгает умеренные либеральные элементы общества и провоцирует культ насилия, тем самым приближая революционное развитие событий. Он уверен в неизбежности социалистической революции, «которая неминуемо осквернится деспотизмом надутого кумира времени, и для возвеличивания последнего потребуется несметное количество человеческих жертв и прольется кровь потоками» (Там же. Л. 3).

Этот пророческий лист, написанный в октябре 1861 года, страшно читать потомкам, знающим об Октябрьской революции, Гражданской войне и сталинском терроре. Остается только удивляться прозорливости безвестного поляка Гечевича с хутора Молоечено Виленской губернии, попавшего под надзор полиции. Стоит учесть, что он еще не знал даже эсеров, не говоря уже о большевиках, и весьма смутно представлял себе социалистические идеи.

Подведем итоги. В России либеральные идеи были распространены в основном в университетской среде, в кругу образованной элиты, не связанной экономическими интересами с торгово-промышленной буржуазией. Поэтому «классический» английский либерализм воспринимался в первую очередь как этическое, нравственное учение. Из него заимствовалась та часть, которая была связана с гражданскими и личностными свободами. Главными либеральными идеями, прижившимися на российской почве, стали идеи свободы личности, слова, печати, совести, а также идея нравственного совершенствования через образование. Экономических требований российские либералы практически не выдвигали.

Важной чертой российского либерализма, роднившей его с английскими «классическими» воззрениями, было отрицание насильственного революционного пути развития общества. Часть отечественных либералов представляла себе эволюцию общественного строя по аналогии с английской. В своих программах они стремились копировать английские политические учреждения, полагая, что те будут жизнеспособны в России.

Российское понимание либерализма, помимо сходства, имело ряд отличий от английской «классической» модели. Эти отличия касались, во-первых, отрицания закрепления роли нравственной элиты за образованной частью общества - носителем стихийной нравственности для русских либералов был народ. По всей видимости, это является следствием менталитета российского дворянства с его ориентированностью на общину.

Во-вторых, признания возможности «своего пути» эволюционного развития общества - осуществления либеральных реформ в рамках абсолютизма.

Именно эта модель легла в основу либеральных преобразований 1860-1870-х годов. Кстати, на их проведение в определенной степени повлияли английские либеральные реформы первой половины XIX столетия. Российские власти внимательно изучали аболиционистское движение в Англии, проведение муниципальной, судебной реформ и законов об образовании.

Попытка либерализации под руководством самодержавия должна была примирить английский идеал свободы, воспринятый интеллектуальной элитой, с ментальностью общины, свойственной русскому народу. Однако попытка не оправдала себя в силу половинчатости и непоследовательности проведения либеральных реформ.

В силу особенности экономического развития России в ней не сложились развитые сословия «новых дворян» и буржуазии, как это было в Англии. Россия оставалась крестьянской страной. Отсутствие социальной силы, которой был бы необходим либерализм, привело к тому, что он так и не стал одной из доминирующих идеологий, а продолжал оставаться уделом узкого круга интеллектуальной элиты (небольшая часть дворянства, разночинцы).

Таким образом, уже в 1850-1860-е годы закладываются предпосылки для победы радикальной (социалистической) идеологии, определившей революционный путь развития российского общества».

Как видно из приведенных свидетельств, за полтора столетия практически ничего не изменилось, всё вернулось на круги своя, к тем же нерешенным задачам модернизации. Однако есть существенные различия. Во-первых, никаких потуг сверху провести какие-либо освободительные реформы не видно и не предвидится, учитывая шкурно-компрадорскую суть правящей верхушки и её нацеленность на десубъектизацию страны, общества, человека. Во-вторых, и революционного прорыва порочного круга «нишета-авторитаризм» тоже не просматривается, учитывая прошкуренность низов и потому рассыпанность и депассионаризацию народа, и дюжина орговиков-модернизаторов вряд ли возможна по крайней мере в ближайшие годы, и несплоченные единицы «несогласных» не в счет. И остается два варианта. Один из них похож на чудо – через сколько-то лет господства Путина (думаю, не более тридцати) вдруг наверху появится реформатор типа Петра Столыпина, и его не убьют, и он сможет осуществить «столыпинизацию» и тем самым субъектизацию России и повести наш народ в постиндустриальный прорыв. С трудом верится, что подобный государственный муж с нешкурной мотивацией может появиться в организованной вокруг Путина правящей группировке. Вероятнее необратимая утрата смысла существования и воли к жизни нашего народа и соответственно продолжение его нынешней социально-политической апатии и стремительного вымирания, в результате чего произойдет мутация имперских «римлян» в периферийных «румын» и растворение их в складывающихся на наших глазах других более успешных общностях.

Все новости