Кто же отравил Бориса Годунова?
Ровно 405 лет назад, холодным апрелем 1605 года, был, видимо, отравлен царь Борис
Остроумец Мопассан писал, что французы помнят из своей истории только анекдоты. Со всей очевидностью эта сентенция распространяется и на всех нас.
Для большинства даже образованных москвичей родная история – это скорее смесь штампов, художественных вымыслов, над которыми не грех и слезами облиться, и, конечно, анекдотов.
Особенно в этом плане не повезло Борису Годунову, который стараниями нашего всего – Пушкина и болезненного Мусоргского превращен в узурпатора и убийцу малолетнего царевича Дмитрия.
Приговор был вынесен окончательный и обжалованию в интеллигентских кругах не подлежал. Тут и «мальчики кровавые в глазах», и «нельзя молиться за царя Ирода». Да и наша церковь не осталась в стороне от сего печального и мутного события и своим именем как бы освятила эту сомнительную версию.
Правда, от Пушкина досталось и завистнику Сальери, герою «Маленьких трагедий».
Но если этого «отравителя Моцарта» историки оправдали, да и музыка его оказалась не столь уж плохой, то ситуация с Годуновым остается сложной. До реабилитации его как крупного государственного деятеля в глазах общественности еще далеко.
И дело тут, конечно, не только в пылком пушкинском воображении. Годунов – любимая цель и жертва всей так называемой романовской историографии, то бишь версии российской истории, выстроенной исключительно для подпирания трона последней русской династии.
Историков-то в основном и кормили для того, чтобы они своими «объективными» изысканиями возвеличивали правящие династии и попирали свергнутые. На вождей такое положение также распространяется автоматически.
Подданные должны были и с научной точки зрения убеждаться в том, какое счастье выпало им жить в эпоху Романовых, Стюартов или Бурбонов. В этой связи особых успехов добился мировой классик Вильям наш Шекспир, который очень грамотно «опустил» многочисленных безумных и кровавых генрихов и ричардов, показав, насколько должна быть счастлива старая добрая Англия под сенью знамен Виндзоров.
Оттого Шекспира и называют ныне первым в истории крупным пиарщиком.
А к Годунову у Романовых счет был особый, личный.
Мало того, что в общем плане необходимо было показать перьями придворных карамзиных, что вместо самозванца, «татарина и зятя Малюты», доведшего-де своими богопротивными деяниями страну до величайшей геополитической катастрофы Смутного времени, страна получила на троне истинных патриотов и печальников за народ-богоносец.
Проблема была и в том, что интересы клана Кошкиных-Захарьиных-Романовых и Годуновых неоднократно пересекались.
Годуновы против Романовых и Пушкиных
Фактический основатель фамилии Романовых (если не брать их родословную от вышедшего из Литвы Андрея Кобылы) боярин Никита Романович слыл человеком мудрым и не злым. Именно ему перед своей смертью Иван Грозный поручил возглавить нечто вроде регентского совета при своем юродивом потомке Федоре Иоанновиче, поскольку другой сын, Дмитрий, был слишком мал.
Выбор опекунов был неслучайным, поскольку Никита состоял в прямом родстве с первой женой Грозного, а входивший в этот узкий правящий круг Борис Годунов был братом жены Федора.
Однако вскоре Никита почил в бозе, и главным опекуном Федора остался его шурин Борис. Да ладно бы дело было только в этом. Смутное время идеологически возникло не на пустом месте в плане общественной психологии. Читатели «ВМ», следящие за нашими публикациями, надеюсь, помнят, как мучился Грозный слухами, что у первой жены его отца – Соломонии, заключенной по причине бездетности в монастырь, там, в узилище, родился-де сын. Законный наследник престола.
С кончиной «нищего духом» Федора Иоанновича также все было непросто. Кто-то запустил, видимо, чистую дезу о том, что-де перед смертью последний Рюрикович завещал трон сыну Никиты Романовича – Федору. Учитывая весьма деликатную ситуацию с пресечением богопомазанной династии, такие слухи могли иметь весьма опасные последствия для амбициозного Годунова. Более того, даже на Земском соборе, на котором все-таки избрали в цари Годунова, кандидатура Федора Никитича оживленно обсуждалась, что называется, в кулуарах. Особенно решительно руку будущего патриарха Филарета держали казаки.
Понятно, что с такой предысторией большой любви между Романовыми и Годуновым быть не могло. А потому в стиле жестокой эпохи Борис подвел Романовых под царскую опалу, раскидав их по дальним и холодным городам и весям. Вплоть до знаменитого Пустозерска, за которым все дороги кончались. Федор же был насильно пострижен в монахи под именем Филарета, что в те времена означало запрет на любую политическую деятельность. Но на деле все вышло иначе. Родитель будущего царя оказался просто гуттаперчевым политиком.
Присягнул Лжедмитрию, поддержал свергнувшего его Василия Шуйского, почетным гостем был в лагере Лжедмитрия-II, тушинского вора, фактически получив от него сан патриарха, входил в Семибоярщину, которая высказалась за приглашение на русский престол польского королевича Владислава. Такого деятеля палкой не пришибешь, но это уже совсем другая история.
Понятно, что подобная историческая память требовала компенсации. И стараниями романовских историков книжная участь «Бориски на царстве» была предрешена. Его вымазали в саже и буквально посмертно изваляли в перьях.
К слову, наш Александр Сергеевич, испытывавший известную любовь к отеческим гробам, также знал о своих предках, пострадавших от Годунова. Один из них был без затей сослан в Сибирь. А уже после смерти царя накануне прибытия «самозванца» в Москву в столицу с известием о приближении «законного правителя» примчались два дворянина – Плещеев и… Пушкин.
Сулема в чаше
И это при том, что, по мнению многих серьезных историков, было бы у Годунова в запасе еще лет десять спокойных, он на сто лет опередил бы петровские реформы. И так он отправил учиться за границу первую группу молодых людей, имел широкие планы строительства университетов и типографий. Разрешил свободно ездить по стране немецким купцам, привлек новых иностранных специалистов, включая военных. Вел широкое строительство городов, особенно на опасных южных границах государства. Немногие знают, что именно при нем был учрежден стандарт кирпича, который сохранился до наших дней. Учредил патриаршество. Отбил ряд потерянных при Грозном городов у Швеции.
Но для родовитых княжат Борис оставался все-таки «царем незаконным», а потому во многом его руки были связаны. А тут еще два года летних заморозков и страшных проливных дождей. Гибели озимых, абсолютного неурожая, страшного голода. Считается, что в нашей Москве из двухсот пятидесяти тысяч населения вымерло сто двадцать тысяч! Все срочные меры, предпринимавшиеся Годуновым, наталкивались на страшную коррупцию, тайный саботаж и неспособность общества к объединению после жестокого правления Ивана IV.
Борис впервые ответил террором на вызовы своих тайных и явных супротивников. Бил налево и направо, подозревая всех и вся. Назревал глубокий гражданский конфликт в стране, еще не восстановившейся полностью от последствий правления Грозного.
И вот на таком зловещем фоне и возник некий «чудом спасшийся Дмитрий», ставший той самой фигурой, позволившей консолидироваться всем оппозиционерам.
В конце концов, неожиданно умирает сам Борис. Обстоятельства его смерти так и не выяснены до конца. Известно, что он скончался скоропостижно после обеда с иностранными послами. У него вдруг хлынула кровь изо рта и ушей, и смерть была мгновенной.
Версия отравления выглядит вполне достоверной. Тогда же ее разделяли и немецкие придворные медики, но кто поверил бы иноверцам? Но ведь неспроста у царя началось столь бурное кровотечение. Некоторые эксперты склонны предполагать, что царя отравили сулемой. Так же отравили мать Грозного Елену Глинскую, через несколько лет отравой напоят Скопина-Шуйского, талантливого полководца, который вполне мог бы консолидировать нацию под своим царским скипетром, покончив со Смутой. Однако уж больно ему завидовал Василий Шуйский, нацепивший в спешке корону на свою лысую голову.
Версия отравления косвенно подтверждается еще и последовавшим эа этим убийством заговорщиками сына и наследника Годунова – Федора Борисовича. Фактически это первое открытое цареубийство на Руси. Правившего всего семь недель европейски образованного юношу задушили. Причем есть даже красочное описание убийства: с физически сильным Федором никак не могли справиться четверо заговорщиков. Наконец, кто-то «схватил его за половые органы», и, воспользовавшись моментом, веревку на его шее затянули.
Есть еще одна исторически зафиксированная символическая сцена, позволяющая думать, что сам факт убийства царя не был секретом для современников. В частности, когда те же самые заговорщики бросились убивать уже Дмитрия, также помазанного на царство, которому все те же лица принесли присягу, то физически крепкий молодой человек высунулся из окна терема с обнаженной саблей, крикнув: «Я вам не Годунов!» Не исключено, что он-то как раз и имел в виду свою готовность до конца противиться цареубийцам. Погиб он как воин.
Словом, из такого противоречивого бэкграунда Годуновых романовские историки слепили свою версию событий, кульминацией которой стало обвинение Годунова в убийстве царевича Дмитрия.
Исторические счеты были сведены. А смерть с течением времени списали на что-то вроде инсульта, вызванного нервным напряжением по причине нечистой совести.
Так кто же убийца?
Суету вокруг расследования обстоятельств смерти Дмитрия можно вообще счесть началом начал наших судебных казусов, от которых Россия вот уже не одно столетие не в состоянии отречься.
Как это ни грустно, но и спустя четыре столетия гаишные и прокурорские чины, находящиеся в видимом затруднении по поводу обстоятельств аварии на Ленинском проспекте, унесшей жизни двух врачей, удивительно напоминают бояр, посланных с розыском в Углич.
Главное для Шуйского и Ко было не правду открыть, а под раздачу не попасть. А потому по мере раскручивания гражданской войны и смены лиц в Кремле обнародованные версии менялись кардинально. Все-таки такого позорного абсурда Русь не знала ни до ни после. То комиссия утверждает, что Дмитрий, страдавший падучей, сам упал на ножик и зарезался. Более того, на соборе, созванном специально для расследования обстоятельств гибели последнего Рюриковича, Василий Шуйский крест целует в доказательство того, что так все и было. Ну страдал царевич падучей. Что тут поделаешь.
Но сразу после смерти Годунова Богдан Бельский, ведший розыск в Угличе вместе с Василием Шуйским, стал всех уверять, что он-де героически мальчика спас.
Сам Василий на Лобном месте на Красной площади опять клянется народу – уже в совершенно противоположном. Мол, убит был и похоронен некий поповский сын, а Дмитрий спасся чудесным образом. Однако стоило новому правителю укрепиться в столице, как тот же Шуйский клянется, что это самозванец.
Старика приговорили к смерти, но Дмитрий (или Лжедмитрий) его помиловал.
Когда потом Шуйского пытали, где же он соврал, то лукавый старик нашел выход из пикантной ситуации, объяснив, что он знал с самого начала о самозванстве Лжедмитрия, но не было другого способа свергнуть проклятого и незаконного Годунова. Уф, русская политика – вещь тонкая.
Особенно хорошо держалась мамаша убиенного, Мария Нагая, которая сначала оплакала злодейски умерщвленного сынка, затем признала его, судя по всему, воскресшим в лице Лжедмитрия.
Когда же ее привели к Годунову и стали выспрашивать, где ее сын, то монахиня прикинулась простодушной и ответила: «Кто его знает!» За что царица, истинная дочка Малюты, матерно ее бранила и за волосья таскала.
Наконец, она первой была у гроба некоего подростка, привезенного в Москву уже при царе Шуйском, под видом святых мощей царевича. Еще неизвестно, не умертвили ли ради такой пропагандистской цели какого-нибудь дворового мальчика. Уж как труп мог выглядеть свежим спустя целых пятнадцать лет.
На таком фоне всеобщего лицемерия и продажности об особой аморальности Годунова говорить, естественно, не приходится.
В убийстве Бориса Годунова обвиняли историки, исходившие еще из латинского принципа «кому выгодно».
Действительно, странная кончина последнего официального сына Грозного сняла все формальности на пути Бориса Федоровича к трону. Но разве только для него одного? Рядом с ним были отпрыски древнейших родов, включая и представителей других ветвей Рюриковичей – те же Трубецкие или Голицыны. Да и Романовы помнили о своих правах. Убийство же мальчика могло бы сдать карты властного пасьянса заново. Все понимали, что, пока Борис окончательно не укрепится, шансы у других надеть царские бармы остаются.
А в случае убийства наиболее виновным в глазах общества по-любому выглядел бы Борис – как самый вроде бы заинтересованный в таком преступлении.
Но вот что странно. Известно, что после вступления армии «самозванца» в пределы Руси Борис испугался и все требовал выяснить, кто же это такой. Если бы он приказал убить наследника Грозного, то вряд ли у него были бы такие глубокие сомнения.
К тому же при венчании на царство его сына Федора текст присяги включал в себя и вполне экзотический пассаж: не хотеть на царство Симеона Бекбулатовича, а также злодея, именующего себя Дмитрием. Ну, с Симеоном Бекбулатовичем связана своя таинственная, почти детективная история. Его сажал царем на Земщину Грозный, потом его то постригали в монахи, то ослепляли, но в покое до смерти не оставляли все подряд правители.
А вот упоминание в присяге имени Дмитрия – лишнее свидетельство тому, что Годуновы вполне допускали, что речь идет не о Григории Отрепьеве. И вряд ли сын не был посвящен в зловещие планы отца, если бы тот действительно отдавал приказ убить сына Марии Нагой. К тому же в Москве жили-поживали все близкие родственники Отрепьева, которые вполне могли провести опознание.
Конечно, можно предположить, что смелые бояре не выполнили злодейское поручение Бориса, спрятали мальчика, представив на всеобщее обозрение при содействии матери какой-то иной подростковый труп. Но, зная трусливость всех протагонистов той русской драмы, такое предположение можно принять только за народный эпос.
А был ли Дмитрий?
Тем не менее разговоры о возможной подмене трупа Дмитрия автоматически выводят нас на личность так называемого Лжедмитрия. Для официальной истории, так красочно иллюстрированной опусом Александра Сергеевича, нет никаких сомнений в том, что речь шла о беглом монахе Чудова монастыря Гришке Отрепьеве. Неприятные вопросы о том, отчего это безвестный монах умел произвести впечатление на опытнейших польских магнатов, прекрасно держался при всех дворах, был блестяще образован, остались без ответов. Да их и не стремились поднимать.
Ну хорошо, в версию спасшегося подростка, который из Углича ускакал на Запад, верится с трудом. Но есть совершенно революционная версия для узкого круга историков. А почему бы не допустить, что на историческую сцену вышел один из многочисленных незаконнорожденных потомков женолюбивого Ивана Васильевича. Сам Грозный признавал, что он растлил что-то порядка трех тысяч девиц. Известно, что таких младенцев, рожденных от его похождений, тут же убивали. Почему – понятно.
В Кремле страшно боялись появления генетических претендентов на трон, которые могли бы стать игрушкой в руках опытных князей. Но ведь могли убить не всех, и Дмитрий–Григорий мог как-то доказать обстоятельства своего происхождения. Иногда и бастарды становились в Европе королями.
Ныне под пластами заштампованной, много раз подчищенной и переписанной истории до правды докопаться неимоверно трудно. Официальные историки хорошо поработали в архивах. Просто уничтожив все то, что не вписывалось в простую версию счастливого для России прихода Романовых на смену кровавого узурпатора Годунова.
А потому художественный вымысел для нас милее.
В нашей компании всегда можно заказать разработку фамильного герба.
Давайте обсудим ваш вопрос или заказ!
Отправьте нам свои контактные данные. Мы с вами свяжемся, проконсультируем и обязательно предложим интересное и подходящее под запрос решение по направлению услуги