Историческая самозащита

После того, как президент Медведев создал Комиссию по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России, реакция определенного рода изданий и публицистов оказалась в общем-то такой, какой она и должна была оказаться у этой группы: мягко выражаясь, крайне эмоциональной и болезненной.

Если отвлечься от не вполне удачного официального названия и ехидства критиков на тему о том, значит ли это, что фальсификации в пользу России будут считаться допустимыми, то суть возражений сводится к тому, что интерпретация исторических фактов – это вопрос научного творчества историков. И что историческая истина не может устанавливаться решениями органов государственной власти.

Вообще, формально, это абсолютно верно. Как верны все общие демократические постулаты и принципы, гарантирующие права и свободы человека.

Но уже здесь есть противоречия между правовой и конституционной трактовкой этих принципов, и той полной и ничем (кроме денег) не ограниченной свободой творчества в сфере истории.

Речь идет о том, что в большинстве случаев всем этим демократическим принципам соответствует формулировка: иначе, как по решению суда. То есть, демократические принципы действуют в той мере, в какой это не ограничено той или иной формой государственного контроля.

А тогда, даже в общей форме, нельзя отрицать права государства на ограничение "свободы творчества художника от истории", если такая свобода одного гражданина наносит ущерб интересам другого.

А вот это именно то, что отечественные защитники всех и всяческих прав никак не хотят признавать.


Исторические фальсификации могут быть использованы в целях реальной политической борьбы


Строго говоря, конечно, ничто не должно ограничивать их право на свои собственные интерпретации истории. Но это, среди прочего, не может не учитывать права большинства граждан на иную точку зрения – как и права не желать обсуждать ту точку зрения, которая рассматривается ими как оскорбительная для себя – в частности, затрагивающую честь предков, а также ущемляющую их национальное достоинство.

Более того, если бы последних было даже меньшинство – их честь, их верования, их точка зрения должны быть также защищены, как и точка зрения большинства.

Можно не верить в Бога и артикулировать точку зрения о том, что Христа не существовало. Но бесстыдно и оскорбительно для верующих писать рассказы на тему его сексуальной ориентации, соответствующих похождений и заболеваний.

Можно и нужно бороться с исламским фундаментализмом и разоблачать религиозные предрассудки – но отвратительно и недопустимо публиковать непотребные карикатуры на Мухаммеда.

Конечно, история – как и любая наука – должна определять, что с научной точки зрения верно, а что неверно не путем юридических запретов, а путем научных дискуссий. Конечно, определять рамки трактования исторических фактов в нормальных условиях должны не государственные инстанции, а институты гражданского общества и специалисты в данной области. Здесь регулирование, в первую очередь, должно быть этическим, а вовсе не правовым и уголовным.

Так должно быть в нормальных условиях. Но сегодня мы живем не так, как "должно", а так как есть. То есть в ненормальных условиях.

А в ненормальных условиях возникает вопрос и об использовании "ненормальных" методов. Потому что "нормальные" – не действуют.

Собственно, нормальные условия – это условия, когда соблюдаются некие нормы. Не только юридические, но и этические, когда действуют некие соглашения о приемлемых и соблюдаемых в обществе ценностях. А, когда в обществе подобные нормы не соблюдаются, – тогда и методы используются иные, "ненормальные".

Было бы очень хорошо, если бы в современной России гражданское общество (то есть совокупность отношений, не опосредуемых государством) было в силах устанавливать те нормы публичного поведения и соблюдения ценностных установок, которые принимались бы обществом и не требовали вмешательства государства для их обеспечения. И хорошо было бы, если бы ответственность и научная добросовестность историков (как и других ученых) были таковы, что не допускали бы их спекуляций на тех или иных вырванных из контекста фразах из документов. Как и удерживали бы их от скандализации тех или иных аспектов реальной политической истории.

Если бы ответственность историков была такова, а гражданское общество настолько развито, то не вставал бы вопрос о государственном вмешательстве в эти отношения. Гражданское общество – вообще по определению выше государства. И государство должно брать под свой контроль и под свое регулирование лишь то, с чем не может справиться гражданское общество. А оно сегодня не может справиться с тем, чтобы остановить людей, подчас не являющихся, а провозглашающих себя историками, от политического и коммерческого спекулирования на исторических темах.


Тем более, что исторические фальсификации, и любая информация, могут быть использованы в целях реальной политической борьбы, в частности, для уничтожения страны: разрушения исторической самоидентификации народа, разрушения государственного устройства.

Общество оправданно старается защитить себя от распространения информации о том, как самому сделать взрывчатку, как создать взрывное устройство, и, тем более – овладеть технологией производства атомного оружия. Но информация историческая может быть не мене разрушительным оружием.

Гордиться человеку историей своей страны или стыдиться ее: это вопрос и о том, защищать ему свою страну или радоваться ее поражениям.

Противники создания комиссии по противодействию фальсификациям истории заявляют, что история – это исторические факты. События, которые были. Но есть и их интерпретации – и каждый имеет право на свою интерпретацию, в зависимости от разделяемой им идеологии.

А раз интерпретация – это вопрос не исторический, а идеологический, то регулирование последнего просто запрещено известной статьей конституции, где утверждается идеологическое многообразие и запрещается установление той или иной идеологии в качестве государственной. Государственная же трактовка тех или иных исторических событий – это форма утверждения государственной идеологии.

Этот довод сознательно оставляет в стороне вопрос о том, что если некая, тем более, меньшая часть общества пытается навязать этому обществу свои трактовки, то есть свою идеологию, то как раз она и нарушает упомянутую статью конституции.

Да и утверждение о том, что трактовки – это вопрос идеологии, а не истории, тоже, в общем-то, несерьезно. В трактовках может быть идеология, а может и не быть. Да, есть идеология. Но есть и историческая правда.

Есть трактовки, которые служат идеологии и политике – а есть те, которые отражают объективную суть дела.

Утверждение же о том, что трактовок может быть сколько угодно, и никто не знает, какая истинна – это лишь воспроизведение в иной форме потмодернистского постулата о том, что истины вообще нет, и каждый имеет право на свою точку зрения, равнозначную всем остальным.

Но, если даже принять подобный поход, то получается, что истины нет, но есть трактовки полезные стране, и есть – вредные. А потому в выборе между ними всегда нужно избирать ту, которая выгодна и полезна – потому что, с одной стороны, она имеет такое же право на существование, как вредная, а с другой – служит интересам страны. Если нет критерия объективного, позволяющего сказать, что есть правда, а что – ложь, то тогда уж точно остается руководствоваться исключительно соображениями политической выгоды и государственных интересов.\

Кроме того, если определенная группа постоянно навязывает обществу трактовки, которые оскорбляют его историческую память и национальное (в гражданском смысле) самосознание – это она не считаются с мнением и ценностями реального общества. Это она, одновременно числя себя в демократах, то есть сторонниках народного суверенитета, заявляет "Народ не с нами! Так что же, бросим ему вызов!". Это она навязывает обществу холодную гражданскую войну.

Виталий Третьяков некоторое время назад предложил такой термин для обозначения подобных групп: "хтомики", ХТМ – "хамящие тоталитарные маргиналы" или "хамящее тоталитарное меньшинство".


Ведь постоянно предлагая вновь и вновь свои трактовки истории, оскорбительные для страны, они не только настойчиво хамят обществу – они вполне "тоталитарно" навязывают ему свою точку зрения, не предполагая за ним права на иную. И делают это именно как маргинальное меньшинство, потому что слушать их "оригинальные трактовки" на тему о "преступном режиме", "неудавшейся стране" большинству давно уже надоело.

При этом все их построения неоднократно опровергнуты. Но их тактика заключается в том, чтобы, будучи опровергнутыми, делать вид, что они никакого опровержения не услышали – и настойчиво твердить свои нелепости. Причем, они все строят именно на стремлении эпатировать и оскорбить большинство.

Их беда в том, что они перепутали время: им кажется, что, настойчиво повторяя фразы и формулы конца 80-х, они смогут как волшебным заклинанием вернуть это свое золотое время, обернувшееся ужасом, голодом и кровью для остальной страны в 90-е годы.

И их вина в том, что они не хотят слушать оппонентов. Они не признают за большинством страны права на другую точку зрения, признавая лишь за собой право безнаказанно оскорблять миллионы тех, кто думает иначе, чем они.

И общество, и государство должны от этого защищаться. Как каждый имеет право защищаться от обрушиваемых на него оскорблений.

И государство такую попытку предприняло. Само по себе – это действительно шаг в правильном направлении. Хотя, возможно, запоздавший на двадцатилетие.

Другой вопрос – что реально может сейчас сделать эта комиссия. Пожалуй, лучшее, что она могла бы сделать – это выработать организационные меры по созданию институтов, которые способны вести борьбу с фальсификациями, унижающими страну. И создать условия для мобилизации настоящих специалистов по истории, которые могли бы осуществлять такое противодействие.

Все новости