Изучая историю Украины, изучаешь историю России и наоборот

На Украине этот процесс начался значительно раньше, у нас сейчас спецов по истории, экономике и политике России едва ли не меньше, чем аналогичных специалистов по Украине. Но в последнее время и в России тема изучения Украины стала более актуальной. Сегодня гость «ДК» российский исследователь истории Украины, кандидат исторических наук, научный сотрудник Института российской истории РАН, автор фундаментального научного труда «Украинское национальное движение в УССР. 1920-1930 годы» Андрей МАРЧУКОВ.

- Андрей Владиславович, вы российский историк, изучающий прошлое Украины, как вы оцениваете состояние исторической украинистики в Российской Федерации?

- Я занимаюсь вопросами становления наций в восточнославянском ареале и связанными с этим политическими, культурными и другими проблемами. Изучаю их на примере Украины. Точнее, тех земель, которые составляют ныне её территорию, и населения, которое там проживает. Вообще, на мой взгляд, невозможно вычленить какую-то отдельную «российскую» и «украинскую» истории, особенно если речь идёт о Руси или о XVIII–XX веках. Понятно, что за желанием их разделить стоят политика и национализм. Русь была единым пространством, где жил единый древнерусский народ. Кстати, ощущение им своего единства сохранялось и после распада Руси.

Развитие всех частей Российской империи и СССР было тесно взаимосвязано. Их искусственное разделение на «прошлое Украины» и «прошлое России» с исторической точки зрения бессмысленно: оно чревато непониманием истории, неумением увидеть событие в его подлинном масштабе и подменой исторического познания мифами. Примеров тому на сегодняшней Украине масса.

Изучая историю Украины, изучаешь историю России, и наоборот. Приходится сожалеть, что до недавнего времени в России украинские сюжеты как-то оставались «за кадром». Ведь ещё в советские времена «национальные истории» должны были изучаться местными «национальными кадрами». А в Москве занимались историей России - СССР в целом. Пока существовал Союз, этот перекос не ощущался. Но когда Украина стала независимым государством и там начали очень своеобразно толковать историю, ситуация не могла не измениться.

Отрадно, что с недавних пор интерес к истории Украины резко вырос (способствовала этому и политическая ситуация, особенно события 2004 года). Появились специалисты, всё больше издаётся научных исследований. Пусть и не по всем проблемам, по которым следовало бы, и не в таком количестве, как бы хотелось, но украинистика переживает подъём.

- Взаимодействуете ли вы с украинскими коллегами?

- Контакты есть. Например, между Российской и Украинской академиями наук. Это и участие в конференциях, и командировки, и работа в архивах. Например, моя монография в основном создавалась по материалам из архивов Украины. Однако настоящее сотрудничество подразумевает обмен мнениями, совместный поиск научной истины, а этого почти нет. Со всей ответственностью скажу о российской стороне: она старается понять позицию украинских коллег и, если это требуется, найти свои контраргументы. К сожалению, требуется это часто: ведь на современной Украине трудно найти такое, что не подверглось бы радикальному «переосмыслению».

- Можете ли вы охарактеризовать процессы, происходящие в украинской исторической науке?

- Было бы неверно утверждать, что украинская историография едина. В ней имеются разные подходы, её представляют разные люди. Есть учёные совестливые и ответственные, которые стремятся заниматься историей, а не решать с её помощью задачи «розбудовы нации» и «исправления» народного сознания. Можно назвать ряд серьёзных трудов, продвигающих научное познание. Именно их авторов возмущает то, как теперь трактуют голод 1932–1933 годов, как переписывают историю Второй мировой войны и прославляют террористов, как «делят» историю на суверенные куски, как изображают Россию извечным врагом Украины. Но голос этих ученых – глас вопиющего в пустыне. Не они определяют лицо нынешней украинской историографии, не на их трудах основаны образовательные программы по истории, литературе, общественным наукам.

Часто приходится слышать, что «переписывание» истории – это политический заказ нынешних властей Украины. В этом есть доля истины. Но сводить всё только к этому – значит упрощать проблему. Да, кто-то из историков действует из конъюнктурных или конформистских соображений. Но очень многие пропагандируют так называемую «национальную концепцию истории» не за страх, а за совесть, разделяя все её положения. Ведь они – представители украинской гуманитарной интеллигенции, а именно она была главным разработчиком и носителем украинской идеи, частью которой является и «национальная концепция истории». Нынешний политический заказ – во многом результат их устремлений и усилий.

На самой Украине далеко не все довольны таким положением дел. И среди простых людей, и среди ответственных историков растёт недоверие к официозной «национальной концепции», недовольство тем, как и чему учат детей и молодёжь. Отсюда – интерес к тем, кто пишет «не так, как положено», к российским работам. Отсюда – желание докопаться до правды. Ситуация чем-то напоминает времена позднего СССР, когда людей перестал удовлетворять советский официоз. К слову сказать, даже в своей пропагандистской составляющей (не говоря уже об исторической) более правдивый и научно обоснованный, чем многие национал-украинские мифы.

- В своих научных работах вы много внимания уделяете украинизации 1920-30-х годов в УССР, теме малоизвестной даже на Украине. Что можно интересного рассказать об этом, есть ли какие-то параллели с современной Украиной?

- Строительство украинской нации активно велось в последней трети XIX – первой трети XX веков. До 1917 года её, как таковой, ещё не было. Украинское движение было относительно слабым, украинская идентичность, распространяемая в народе, проникла в массы незначительно. Кстати, именно в отсутствии народной поддержки кроется главная причина поражения украинских националистов в Гражданской войне.

Это теперь говорят, что красные и белые были на Украине чужими и оккупантами, а украинский народ стоял за УНР и петлюровцев. Всё было не так. Большевики и белые для многих были своими, имели поддержку в народе. Для других авторитетами были местные лидеры, скажем, вожди возникающих советских республик (ДКР), атаманы или тот же Нестор Махно, который украинским националистом никогда не был. Для миллионов людей чужаками были как раз сторонники украинских правительств. Кстати, до 1920-х годов термин «украинцы» означал не национальность, а принадлежность к украинскому движению, причём в этом смысле его употребляли и сами деятели украинства.

Возьмите воспоминания того же Махно. Он прямо говорит, что одной из причин возникновения повстанчества на юге и юго-востоке современной Украины стала не только австро-немецкая оккупация (закономерный итог «европейской ориентации» властей УНР и гетманской державы), но и хамское поведение заезжих «украинцев», с пренебрежением относившихся к местному населению, третировавших русский язык (родной для очень многих) и ругавших Россию. Любопытные параллели. Думаю, у многих возникнут ассоциации с отношением современных украинских националистов ко всем, кто не разделяет их взгляды.

Вспомним одного из вождей украинства - Владимира Винниченко. Как он был поражён, услышав, что его попутчики в поезде – украинские крестьяне – ругали украинские правительства, кляли «Украину» и ждали красных!

Решающим периодом в деле создания украинской нации стали как раз 1920–1930 годы. Руководствуясь собственными расчётами, большевики взяли на вооружение идеологию украинского движения и его главную идею – о том, что есть украинцы – особая, «нерусская», нация, и есть «Украина» – особый национально-государственный организм. И стали их создавать, в том числе при помощи политики украинизации. Именно большевики создали и сохранили Украину (в виде УССР) и даже несколько выделяли её из прочих республик, ведь из всех республиканских парторганизаций лишь украинская обладала собственным Политбюро. Именно большевики включили в состав УССР земли, имевшие собственную историческую судьбу, и объявили их, нередко без ведома населения, «Украиной». Нынешняя украинская государственность ведёт происхождение не от УНР или опереточной «державы» Стецько и Бандеры, а от советской Украины. А нынешний правящий класс – от советской партийно-хозяйственной номенклатуры.

Да, большевики, взяв дело развития украинской культуры в свои руки, оттеснили и частично репрессировали деятелей национального движения. Конечно, в 1930-е годы облик этой – уже советской – украинской нации стал сильно отличаться от того, о котором мечтали националисты. Украинско-советская идентичность бесит националистов не меньше, чем малорусская. Очень важное место в системе сознания «советских украинцев» играет победа СССР в Великой Отечественной войне. Как и советский период в целом: со своими трагическими страницами, но и с великими достижениями, стройками, сознанием силы и мощи нашей общей в прошлом Родины. Против этого сознания (как и против общерусской идеи) и ведутся нынешние пропагандистские кампании.

Об украинизации на Украине пишут много, но однобоко. Её преподносят как долгожданную победу украинского движения, которую веками жаждал украинский народ. И умалчивают, что процесс этот не был вековым чаянием народа. Сторонников украинства (в основном, интеллигенции) – да, но не народа, ведь многими эта политика воспринималась как насилие. Люди писали жалобы в Харьков и Москву, но с их мнением не считались. Когда в начале 1930-х в РСФСР (на Кубани и Черноземье) украинизацию отменили и вернули русский язык в сферу образования и делопроизводства, то население (в том числе кубанские казаки) встретили это с облегчением. Но в отношении УССР её никто и не думал отменять. Хотя в обществе и в партии имелись разные точки зрения на национальный вопрос. Это следует помнить всем, кто теперь обвиняет большевиков в стремлении ассимилировать или уничтожить украинцев.

Украинизация стала силовой политикой, целью которой было формирование у народа украинской идентичности. А она была лишь одним из возможных вариантов национального развития. Но все прочие (та же малорусская и общерусская) расценивались как проявления реакции и контрреволюции.

Поскольку украинизация – это политика строительства украинской нации, она не ограничивается только теми годами. Сейчас идёт её новый этап, сутью которого вновь стало вытравливание из народного сознания любых черт и проявлений русскости, а теперь ещё и советскости. Русскости не как чего-то российского, а тех глубинных пластов в сознании и культуре самих украинцев, которые восходят к чувству общерусского единства, их собственному мироощущению, исторической памяти.

- Сейчас Украина пытается добиться признания голода 1933 года геноцидом против украинского народа. Какова ваша точка зрения на это событие и на чем она базируется?

- На украинском уровне уже признали. Принят закон, и в школах учат, что это был именно «голодомор-геноцид» украинской нации. На международном – не добились и не добьются. Нет у украинской стороны сколько-нибудь убедительных доказательств того, что это был спланированный геноцид.

Да, «голодомор» – это идеологическая концепция, инструмент воздействия на массовое сознание. Раньше она использовалась как оружие против СССР. Теперь – против России и тех людей на самой Украине, которые не считают последние 350 лет, и советский период в особенности, «потерянным временем».

Творцы концепции – украинская эмиграция и её покровители – государственные структуры США. В 1981 году при Гарвардском университете была основана программа исследований голода на Украине, результатом которой стало появление книг Джеймса Мейса и Роберта Конквеста. Они характеризовали голод как акцию советского руководства, направленную на то, чтобы сломить украинское крестьянство и нацию и окончательно покорить Украину. В 1984 году конгресс США создал специальную Комиссию для исследования «причин голода на Украине в 1932–1933 гг., инспирированного советским правительством». Во время перестройки эта концепция, наряду с прочими идейными постулатами украинского национализма, проникла на Украину. После «оранжевой революции» кампания резко активизировалась, а тезис о геноциде был превращён в догму. Но впервые публично назвал голод геноцидом ещё Кучма.

Цели концепции таковы. Во-первых, ещё раз обозначить «исторического врага» (Россию). Во-вторых, внедрить в сознание украинцев чувство жертвы. В-третьих, убедить мировое сообщество в том, что украинцы являются такой жертвой. В-четвёртых, привить этому «врагу» комплекс вины и наложить на него моральные и материальные обязательства по искуплению вины. В-пятых, скрыть результаты собственного правления.

«Голодомор» также призван сплотить нацию и стать крепким фундаментом государственности. Формировать «нового украинца» надлежит, исходя из главного принципа украинской идеологии, гласящего, что украинцы и русские – совершенно разные, чужие друг другу народы, судьбы и интересы которых абсолютно противоположны. Здесь и должна сыграть свою роль концепция организованного Москвой «голодомора» - геноцида.

При этом особое внимание уделяется советскому периоду. В сознании молодого поколения он должен отложиться как эра колониального угнетения, морального и физического уничтожения народа. Фальшивым объявляется всё, чем жило несколько поколений, их идеалы, завоевания. Тем самым, подводится базис под дегероизацию прошлого, очернение святынь (например, Победы, прорыва в космос, превращения страны в передовую научную и промышленную державу) и расчищается место для новых «героев» и «сакральных вех». Неслучайно кампания по пропаганде «голодомора» ведётся параллельно и теми же людьми, что и «пересмотр» истории Великой Отечественной войны, возвеличивание ОУН-УПА. Всё это - звенья одной цепи.

Политические события 2004–2007 годов ещё раз подтвердили отсутствие внутреннего единства Украины и углубили её ментальный раскол. Этим и вызван новый раунд борьбы за её «сплочение» при помощи «голодомора». На самом деле «террор голодомором» приводит к обратному: ведь миллионы людей, особенно на юге и юго-востоке страны, которые в целом оценивают советский период положительно, по сути, объявляются неполноценными. А кому это понравится?

Непредвзятому человеку, знакомому с источниками, а не черпающему «свiтогляд» из газет «национально-державного» толка, ясно, что на самом деле в 1932–1933 годах в СССР был страшный голод. Он стал результатом политики коллективизации – одной из главных составляющих промышленной и социальной модернизации страны (необходимого условия сохранения её независимости). Как бы к этому ни относиться, теперь уже ясно, что именно в тот, очень короткий период, были заложены основы громадного задела, за счёт которого существуют постсоветские общества, в том числе и Украина.

Надо было кормить города, армию, быстро растущую промышленность. Нормы поставок повышались, а производительность труда и урожайность заметно упали (так бывает при резкой перестройке хозяйства). На Урале и в Западной Сибири уже в начале 1932 года возник голод.

За два голодных года потери населения СССР составили от 5 до 7 миллионов человек, из них в УССР – от 2,9 до 3,5 млн., а не 8–15, как заявляют некоторые. Кроме УССР голод поразил Россию (Среднее и Нижнее Поволжье, Северный Кавказ, Центральное Черноземье, Урал, часть Сибири), а также Казахстан (тогда автономию в составе РСФСР). Самый страшный голод был в наиболее хлебных регионах. Ведь УССР и Северный Кавказ поставляли почти половину от всего заготавливаемого в зерновых районах хлеба. Украинская ССР пострадала не потому, что там жили украинцы, а потому, что была главной житницей страны.

Голодало и умирало от голода не только украинское крестьянство. Да и в УССР этому страшному испытанию подверглись представители всех национальностей. Люди умирали не по национальному признаку, а по месту проживания – на селе, а миллионы горожан-украинцев никто голодом не морил.

В последнее время стал очевиден кризис концепции. У её сторонников нет никаких доказательств, которые позволяли бы утверждать, что голод в УССР имел иной характер, нежели в других частях страны. От них отказались даже виднейшие западные учёные. Скажем, в своём недавнем исследовании известные историки Р. Девис и С. Виткрофт опровергают тезис о спланированном геноциде. С их выводами вынужден был согласиться и один из творцов концепции - Конквест. Недавно рассекреченные документы из архива президента Российской Федерации (в ноябре была их выставка в Москве, Харькове и Днепропетровске) ещё раз подтвердили отсутствие у советского руководства планов искусственно создать голод и кого-то уничтожить. Кстати, эти документы свидетельствуют о том, что большая доля ответственности лежит на украинском республиканском руководстве.

А вот интересные цифры, которые позволят по-иному взглянуть на проблему. За период независимости Украины (1991–2003 годы) с учётом вымерших и покинувших страну убыль населения Украины составила свыше 4,3 млн. человек. Если продолжить примерную динамику до 2008 г. включительно, то убыль населения составит около 6 млн. человек. И это без «голодоморов», репрессий и войн! И если адепты «голодомора» считают тот голод геноцидом, то им надо открыто признать геноцидом и вымирание населения (кстати, более масштабное!) в 1991–2008 годах.

- Сейчас на Украине происходит процесс реабилитации украинских националистов из ОУН-УПА. По-вашему, они достойны реабилитации или нет?

- Это имеет место. И день памяти Степана Бандеры или присвоение Роману Шухевичу звания Героя Украины тому подтверждения. Это не может не тревожить. Ведь тот же Шухевич имел звание гауптмана, в 1930-х годах прошёл обучение в четырёх разведшколах, патронируемых Абвером, состоял в созданном немецкой же разведкой диверсионном батальоне «Нахтигаль», который участвовал в карательных акциях. Осенью 1941 года из оуновцев и других националистов был сформирован «Шуцманшафтбатальон 201», заместителем командира которого стал Шухевич. Батальон принимал участие в карательных акциях в Белоруссии, за что заслужил высокую оценку немцев. Лидеры ОУН постоянно подчёркивали, что совместно с Германией борются за установление «нового мирового порядка». Очевидно, сожжение белорусских, польских сёл (часто с их жителями), как и террор против своих же соплеменников, по их мнению, способствовали торжеству «национального дела». До самого конца войны ОУН занимала прогерманскую позицию, а украинские националисты воевали на стороне Германии – в войсках СС, ПВО, полиции, охране концлагерей. Уже в начале 1920-х. Украинская войсковая организация (предтеча ОУН), возглавлявшаяся австрийским офицером Коновальцем, вступила в контакт с германской разведкой, получая от неё регулярные дотации, взамен предоставляя немцам свою организацию. ОУН продолжила этот курс. Сотрудниками или агентами абвера была практически вся верхушка ОУН, в том числе Бандера и Мельник.

Что касается УПА, то она не являлась «армией». Армию может сформировать лишь суверенное государство. А это были вооружённые формирования террористической партии – ОУН, весьма напоминающие Армию освобождения Косово. Её командиры, служба безопасности (в основном галичане) были членами и руководителями ОУН (в основном, бандеровского крыла), выпускниками разведшкол и офицерами абвера и СС. Другим элементом, составившим костяк УПА, стали те самые шуцманы, члены военной полиции, якобы «дезертировавшие» в волынские леса.

Никакой борьбы с немцами оуновская УПА с таким составом и идеологией не вела и не могла вести. Более того, в приказном порядке запрещалось нарушать немецкие коммуникации, нападать на склады и части вермахта, за самовольные выступления полагался расстрел. А принимавшиеся для «благоприятного имиджа» антинемецкие декларации никто и не думал исполнять. Боролась УПА с советским партизанским движением и занималась «очищением» этнической территории от «чуждых» элементов – поляков, евреев и своих соплеменников, не разделявших идеологию украинского национализма.

Отступая, немцы для руководства националистическим движением оставляли офицеров, агентуру, строили им базы и схроны, передавали огромное количество оружия. УПА и немцы участвовали в совместных боях против наших партизан и отдельных частей Красной Армии. Показательно, что по личному приказу Гиммлера (об этом на Нюрнбергском процессе свидетельствовали офицеры немецкой разведки) командующим УПА был назначен Шухевич – тот самый, которому Ющенко присвоил звание Героя Украины.

Обманом является и утверждение о гуманизме и демократизме. Идеологией ОУН-УПА был сплав украинского национализма и украинского нацизма, замешанного на германофильстве. Оттуда все эти идеи о праве сильной нации повелевать слабыми, праве избранных применять по отношению к массам «творческое насилие», отрицании норм морали. ОУН выступала за создание государства фашистского типа с господствующей украинской нацией, в котором должна быть установлена диктатура ОУН и её вождя. А методом борьбы был провозглашён террор против «врагов» и «предателей». Оуновцами были уничтожены тысячи мирных жителей–украинцев. Убивали не только представителей власти, но и врачей, учителей, трактористов, тех, кто не поддерживал ОУН-УПА. Бандеровцы продолжили чистку Западной Украины и от тех, кто не считал Россию и СССР врагом. Например, от галичан-русофилов, уцелевших после развязанного против них в 1915–1917 годах австро-украинского террора. Террор царил и внутри самой ОУН-УПА.

Но мощная пропаганда современных наследников той ОУН и известных властных кругов представляют её в ореоле святости, хотя подавляющая часть народа хорошо помнит, кем эти люди были на самом деле, и отвергает эту пропаганду. Тут как раз вступают в конфликт разные системы ценностей: с одной стороны - малорусско-общерусская и советско-украинская, а с другой – «национально-украинская». Большая часть Украины – носители первых двух, но их-то как раз и хотят сломать!

Есть во всём этом и положительный момент. Героизация ОУН-УПА является важной частью идеологии украинского национализма. На деле же помещение их в один ряд с прочим идейным багажом украинского движения бросает тень на само движение, показывает его истинное лицо и цели. До этого можно было стенать о «русификации» и «тысячелетнем угнетении» мовы, «российском колониализме». Можно было изображать украинское движение гуманным, а Россию – тоталитарной и азиатской. Украинский национализм мог бы ещё сохранять маску национально-освободительного, народного движения. И это могло кого-то ввести в заблуждение. А теперь получается, что те, кто против русского языка, кто считает своих сограждан «национально-неполноценными», кто во всём винит Россию и ратует за углубление украинизации всего и вся, тот автоматически и за бандеровщину. А кто за бандеровщину, тот и за весь идейный набор национализма. А так – нет. Ну а нравится ли это всё – выбирать самим гражданам Украины.

- К чему, на ваш взгляд, может привести попытка возвести радикальный украинский национализм в ранг государственной политики на Украине?

- Это уже произошло. В начале 1990-х годов сложился союз компартийной номенклатуры и «национально-свидомой» интеллигенции (к которым позже добавилась новая буржуазия), результатом чего стала реинкарнация давнего националистического проекта. Бюрократия взяла на вооружение украинскую идею (со всей её антироссийской составляющей), что позволило ей в новых условиях легитимизировать свою власть. Предназначается она как для внешнего мира, так и для собственных граждан. А мощь государственной машины в свою очередь помогает распространению этой идеологии. После 2004 года произошло лишь наиболее последовательное её утверждение в качестве государственной.

Украинский национализм – течение мощное, за ним идут миллионы. Пускай многое из того, во что этих людей заставляют верить, ложь, но факт остаётся фактом. Однако же фактом является и то, что другие миллионы не разделяют его положений, он им чужд, он враждебен их исторической памяти. К чему приводит насаждение украинского национализма, вы знаете. Это не сплачивает народ, а напротив, его разделяет, озлобляет.

Жители Украины придерживаются разных идентичностей, мировоззрений, по-разному оценивают своё прошлое и по-разному видят своё будущее. Поэтому в обозримой перспективе среди них будут находить почву и украинский национализм, и малорусское/общерусское сознание. И от того, кто из них возобладает, будет зависеть судьба Восточной Европы, России, мира в целом. И, прежде всего, самого народа Украины.