Любитель старины со стажем

Сергей Снарский считает себя собирателем и бизнесменом в одном лице. Основатель первого в современном Иркутске антикварного магазина не относит себя к числу коллекционеров. Говорит, что таким людям практически невозможно создать собственное дело, связанное с антиквариатом. С нашим собеседником мы встретились накануне его дня рождения: 27 сентября Сергею Афанасьевичу исполнилось 54 года. Наш корреспондент ЕЛЕНА ЛИСОВСКАЯ расспросила собирателя древностей о том, куда уходят корни фамилии Снарский, почему муж – иголка, а жена – нитка, и как вышло, что православную веру он решил принять в 35 лет.


Возраст фамилии Снарский превышает 800 лет. «Она пошла от польских королей, но доподлинно, что она означает, мне так и не удалось выяснить, – рассказал наш собеседник. – Единственное удалось узнать – что в нашей фамилии однофамильцев нет (все родственники. – «Конкурент»). Это мне рассказала одна из Снарских, отслеживающая историю фамилии». Люди с фамилией Снарский в жизни Сергея Афанасьевича мелькали довольно часто. «В Польше есть знаменитый журналист Снарский. Такую фамилию я видел в титрах одного из фильмов Вайды. Был русский генерал Снарский, усмирявший персов в XIX веке. Профессор с такой фамилией работал вместе с академиком Павловым. В Сибири много Снарских: домовладельца с такой фамилией находил в одном из старых сборников «Весь Иркутск». А когда ходил регистрировать свой охотничий карабин, выяснил, что мой однофамилец – Александр Иванович – живёт в Тайшетском районе».

– Довольно забавный случай связан с моим знакомством с Дмитрием Снарским. Тогда я подрабатывал в лицее, вёл театральную дисциплину. Времена были напряжённые: тяжело было и с продуктами, и с деньгами. Зато в лицейском буфете преподаватели могли кое-что брать, что называется, в долг. Однажды я там взял под запись сыр, который очень люблю, масло, принёс всё это домой для семьи. Когда дали зарплату, пошёл в буфет рассчитываться. Меня спросили: «Как фамилия?» – «Снарский». – «Вы рассчитались». – «Не может быть». – «Не знаю, у меня тут ваша фамилия вычеркнута. Я с вас деньги брать не буду».

Когда я выходил из буфета, подумал: а нет ли здесь ещё одного Снарского? Зашёл в учебную часть и выяснил, что преподавателя немецкого языка зовут Дмитрием Снарским. Я дождался, когда у него закончатся занятия, и говорю ему: «Вы, кажется, рассчитались за меня в буфете». Он ответил: «Мне показалось, что с меня многовато берут, но я покорно заплатил». Мы разговорились, Дмитрий оказался приятным собеседником и хорошим человеком. Я знаю, что через некоторое время после нашей встречи он уехал в Югославию в составе ограниченного контингента, участвовал в марш-бросках. Но сейчас его судьба мне неизвестна, потому что контакты потеряны.

– До какого колена вам известна история вашей фамилии?

– К сожалению, известно не так много. По маминой линии у нас были родственники по фамилии Сапега-Лисовские. Это довольно известный род. Что касается папиных предков, то я мало что знаю. Потому что бабушка и дедушка в 1917 году умерли от тифа. Отец тогда был очень молод и мало о чём успел расспросить. Но он рассказывал мне, что бабушка произносила «Отче наш» на польском языке.


– А как начиналась история вашей семьи? Как вы познакомились с супругой?

– Это произошло, когда я учился на театральном отделении Красноярского училища искусств. И тут к нам пришла девушка Татьяна с довольно необычной фамилией Пак. Она была так называемой вольной слушательницей. Наш педагог намеревался взять её на обучение. Она ходила вместе с нами на занятия, вся группа её хорошо знала. Мы с друзьями собирались ехать в тайгу, и я предложил ей примкнуть к нашей компании. Она тут же согласилась. Как потом выяснилось, у Татьяны тоже были на меня виды.

Поженились мы в Красноярске, хотя этот город не был родным ни для меня, ни для неё – супруга приехала туда из-под Челябинска. Помню, когда мы вошли во Дворец бракосочетания под марш Мендельсона, во всём здании погас свет. Но мы люди не суеверные, а наши однокурсники не растерялись и пропели нам этот самый марш. Считаю, что это приключение только украсило нашу свадьбу.

– У вас была студенческая свадьба, в каких костюмах вы женились?

– В нормальных. Перед самой свадьбой я уехал на Север, где грузил корабли лесом. Заработал денег, купил золотые кольца, костюм. Невесту родители одели. Свадьба у нас получилась хорошая: был роскошный стол, правда, отмечали на квартире. Родственников было немного, зато были два курса и наши педагоги. Вообще, мы на наших курсах были первыми, кто решил пожениться. Мне в этот день исполнилось ровно 20 лет, а супруге было 18.

– Как ваша жена восприняла переезд в Иркутск?

– Само слово «замужем» означает «за мужем». Куда бы я ни поехал, туда и жена. Её в семье так воспитывали, меня – тоже. Это даже не обсуждалось. Жена – нитка, муж – иголка. Куда один – туда и другой. Я до сих пор считаю, что это нормально. Почему люди разводятся? Потому что каждый считает себя иголкой. Дети у нас родились уже в Иркутске: в 1977-м – Саша, а через девять лет – Мария.

– Чем они сейчас занимаются, видите ли вы в них свои черты?

– Да, вижу. Причём чем старше становятся дети, тем больше – в повадках, манерах. Саша окончил ИГУ, историк по профессии, работает со мной. Мария – выпускница Иркутского государственного технического университета, работает научным сотрудником в краеведческом музее. Благодаря сыну я уже трижды стал дедушкой.


15 лет назад в семье Сергея Снарского появилось ещё одно детище – его собственный салон «Антиквар». В этом плане наш собеседник оказался первопроходцем: в те времена в Иркутске не было ни антикварных магазинов, ни учебных заведений или курсов, где давались бы знания, как правильно вести этот бизнес. «Сначала было трудно, потому что мне никогда раньше не приходилось иметь дела с бумагами, инспекциями, бухгалтерией, налогами», – признаётся наш собеседник.

– Курьёзные случаи в начале вашей деятельности случались?

– Никогда не забуду такой случай: принесли как-то копию знаменитой перовской «Алёнушки на камне». У самой картины был довольно неприглядный вид: она была грязной и чуть ли не на клеёнке нарисованной. Продавец начал рассказывать историю: мол, картине 300 лет, от бабушки досталась, переходила из поколения в поколение. Я понимал, что всё это не соответствует действительности, но решил до конца дослушать. Ведь когда человек выдумывает, он находится в моменте творчества. Так как я сам творческий человек, то мне интересно наблюдать за этим процессом. Потом я из интереса спросил, сколько он хочет за картину. Тотчас же был назван 1 млн. долларов. Я говорю: «У меня таких денег нет». Мне отвечают, что могут и за половину отдать. Я говорю: «У меня и половины нет». Продавец начал скидывать, дошёл до того, что сказал: «Давай хотя бы на водку». Я говорю: «Даже на водку не дам». Тогда он в расстроенных чувствах забрал репродукцию, тут же за дверями её выкинул.

– В последнее время вам предлагали приобрести что-то действительно стоящее?

– Да, бюст Иоанна Кронштадтского. Это очень хорошее литьё по чугуну. Бюст был сделан в Санкт-Петербурге, в небольшой мастерской, ограниченным тиражом при жизни самого Иоанна, архиепископа Санкт-Петербургского и Кронштадтского. Современники отмечали, что бюст сделан с большой долей достоверности, мастеру удалось передать внутреннюю жизнь святителя. Много бюстов Иоанна Кронштадтского, которого впоследствии причислили к лику святых, было уничтожено. Тот, что сейчас находится в его мемориальной квартире в Кронштадте, одна из монахинь привезла из-за границы. То, что такой бюст появился и в Иркутске, я считаю настоящим чудом. Некоторое время назад выяснилось, что Иоанн Кронштадтский был членом братства святителя Иннокентия Иркутского, где и я состою.

– Есть ли в салоне вещи, которые по каким-то причинам вам не удаётся продать?

– Таких не припомню. Зато есть те, которые находятся в салоне почти с самого его основания. К примеру, мой стол. Он не продаётся, но на него довольно часто посягают.

– Сколько за него предлагали?

– До денег разговор обычно не доходил. Все попытки приобрести этот стол обычно заканчиваются на моей фразе: «Представляете, я поставлю здесь стол из ДСП. Каково это будет?». Обычно отвечают: «Будет некрасиво». Зато мы продали нашим клиентам уже три точно таких же стола – из дуба, с резьбой, с сукном – сделанных в нашей реставрационной мастерской.

Если говорить о моём столе, то его появлению здесь способствовали две наши первые посетительницы. Они пришли, посмотрели всё, что выставлено, и говорят мне: «У вас не хватает стола. И мы даже знаем, где его найти. В нашей конторе, он там всё равно без толку стоит». Я пришёл в здание, где работали эти женщины. В каптёрке стоял этот стол. Он был замазан краской, обтянут дерматином, на крышке расположились вёдра, краски, а внутри, в тумбочке, порошки. Стол был совершенно целым, только в неважном состоянии. Я переговорил с директором конторы, и он отдал мне стол просто так.

Именно на этом столе мы учились реставрации. Выяснилось, что он был сделан очень давно на Западе, а в Сибирь попал на санях, потому что железной дороги тогда ещё не было.

– Дома вас тоже окружают старинные вещи?

– Дома есть и старинные, и современные вещи. Хотелось бы, чтобы первых было больше. Я мечтаю жить в старинном деревянном доме. Но, к сожалению, пока не могу себе это позволить в силу финансовых причин – не потяну расходы на расселение жильцов. Было бы хорошо, если бы мне разрешили жить в таком доме в обмен на обязательства по его реставрации и поддержанию в хорошем состоянии. Но пока никто не предлагает.

– В каком времени вам хотелось бы жить?

– Хотелось бы всё увидеть. Была бы машина времени, прокатился бы по всем векам! Размышляя над историей человечества, я всё больше убеждаюсь в том, что разум, которым мы обладаем, по большому счёту не эволюционирует. Его в нас вдохнули. К примеру, видимая часть истории не даёт нам повода думать, что при царе Соломоне люди иначе себя вели. Мудрость Соломона нас до сих пор восхищает. Многое из того, что он говорил и делал, по-прежнему очень свежо и современно. Возьмём историю с кольцом, на котором была сделана надпись: «Всё пройдёт». А когда Соломону было невыносимо тяжело, появилась новая надпись: «И это тоже пройдёт».


Наш собеседник – человек верующий. Он соблюдает пост и по выходным старается посещать иркутские храмы, соблюдает большую часть религиозных ритуалов. Хотя в юности он был самым настоящим атеистом. «Я был советским человеком, которому ещё в школе сказали, что космонавт Юрий Гагарин, совершая полёт в космос, никакого Бога не видел. Это было для меня самым убедительным аргументом, – вспоминает Сергей Снарский. – Я посмеивался над теми, кто ходил в церковь. Если мы с мальчишками приходили в храм, то только поглазеть, как на какую-то диковину. Я был полностью убеждён, что Бога придумали, чтобы держать людей в повиновении».

– Когда же вы пришли к вере?

– Когда мне было 35 лет, как человек творческий, я начал задумываться о внутренних критериях, на которые можно ориентироваться. Чтобы понравиться публике, не надо быть семи пядей во лбу. Чтобы произвести на неё впечатление, нет нужды быть Леоновым или Евстигнеевым, потому что и так «съедят». Но для людей творческих существует и вопрос внутренней самооценки. Где та точка отсчёта, которая позволяет определить способность, талант, гениальность? Когда размышлял на эту тему, пришёл к Богу. Потому что именно он является этим критерием, этой точкой отсчёта.

Думаю, что есть некий божественный промысел и в том, что меня окрестили не сразу. Помню, пришёл в Знаменскую церковь, купил крестик, собрался креститься. Ко мне подошёл отец Геннадий и сказал, что просто так крестят только маленьких детей, которые ничего не понимают. Зрелых людей спрашивают, почему они приняли такое решение, знают ли, какая ответственность за этим последует. Для меня всё было просто – я хотел стать православным. Священник спросил, что есть символ веры. Я ответил: «Крест, наверное». Тогда он сделал вывод, что к крещению я ещё не готов, и на прощание сказал, что обязательно совершит обряд, когда я буду чётко знать, на что иду и для чего это делаю. И дал мне прочитать Катехизис и учебники для церковно-приходской школы. Из них я узнал, что символом веры является триединство – Бог-отец, Бог-сын и святой дух. Теперь у меня другое качество веры.

– В вашей жизни были мистические случаи?

– Неоднократно. Однажды мы с друзьями и с сыном выходили из тайги в районе Кругобайкальской дороги, в Маритуе. Чтобы попасть в Иркутск, нам нужно было дожидаться «мотаню», которая увезла бы нас в порт Байкал, и оттуда уже добираться в Иркутск. Но нам удалось договориться с машинистом маневрового тепловоза, который через час обещал нас взять с собой до Слюдянки. И тут я обнаружил, что удочек, которые в то время были страшным дефицитом, нет. Их нёс сын. Мы обыскали весь берег, не нашли. Я вышел из себя, был страшно зол, кричал. В это время маневровый начал подавать нам сигналы: мол, отправляемся. Я был в замешательстве: удочек нет, маневровый уезжает, значит, нам придётся ещё двое суток добираться до дома. Тогда я повернулся в сторону Байкала и в первый раз в своей жизни начал молиться. Вспышка гнева была купирована, я успокоился. И буквально через минуту увидел сына, который бежал ко мне с удочками в руках. Оказалось, что они час пролежали на скамейке и никто их не взял. А через некоторое время к нам подъехал железнодорожный кран, машинист которого крикнул нам: «Мужики, кому нужно было в Слюдянку?». Представляете, был полнейший крах, и вдруг всё наладилось. Можно подумать, что это было стечение обстоятельств, но я придерживаюсь другого мнения.

– Как часто вы прибегаете к молитве?

– Раньше – только в крайних случаях, сейчас делаю это каждое утро и вечер: обращаюсь с просьбами, благодарю. Сейчас отношусь к этим молитвам, как к воздуху.

– Есть просьбы, связанные с вашим бизнесом?

– Хотелось бы открыть небольшие специализированные магазины, куда смогут прийти люди, занимающиеся мелким коллекционированием – букинистикой, нумизматикой или фалеристикой. Для каждого коллекционера – свой магазинчик. Если Бог даст и мы сможем выкупить это помещение по улице Российской, то планируем расширяться вверх и сделать в нашем салоне всё по-новому. Хочется создать настоящий, красивый салон, как в Санкт-Петербурге и Москве. Хотя и у нашего салона есть свои положительные черты. Приятно, что здесь комфортно не только иркутянам, но и гостям города. Несколько дней назад у нас был советник президента по вопросам культуры. Не думаю, что он хвалил из вежливости, я видел, что ему у нас нравится. Ведь общий дух магазина складывается из того, кто в нём работает, как происходит общение с посетителями, как расставлены предметы – всё это вместе и составляет определённую атмосферу.
Все новости