"Почти детективная история, или Как Антон Шароев двенадцать лет искал оперу прадеда"

Маэстро Шароев любит делать открытия. И он делает их. Он настойчив и азартен. Последний пример: двенадцать лет искал Антон Георгиевич партитуру оперы Рубинштейна «Христос» — и нашел! Хотя на что он мог надеяться? В России сохранились только два фрагмента произведения и клавир. А в Германии, где была написана опера, бог весть... С той поры две войны отгремело: Первая мировая, Вторая...

— Закончив оперу, Рубинштейн в письме к своему другу, издателю Бартольду Зенфу, написал, что едет умирать в Россию, — рассказывает Антон Шароев. — Композитора не стало через полгода. «Христос» был издан в Лейпциге в 1893-1894 годах.

— Как складывалась дальнейшая судьба оперы?

— Ее поставили один раз в Штутгарте в концертном исполнении под управлением автора. Был май 1894 года. После этого опера нигде не звучала. Хотя на тех фрагментах, которые я обнаружил ранее в России, есть пометки и даже перевод (опера написана на немецком). Предполагаю, что произведение было переведено полностью. И оперу хотели ставить. Но не вышло. А куда исчезла партитура? Кто знает... Фрагменты оперы, адаптированные для камерного оркестра, я поставил в Тюмени. С этой работой мы выступали в Москве, Петербурге.

— Известно, что Рубинштейн не был верующим. Почему же «Христос»?

— К концу своей жизни композитор обратился к Богу. Ему пришлось пережить много потерь. Один за другим умерли почти все его близкие люди. Сначала погиб младший брат, потом умерла мать, которую он обожал, следом ушел гениальный ученик — Петр Ильич Чайковский, чахотка унесла в могилу 21-летнего сына. Рубинштейн демонстративно покинул основанные им Петербургскую консерваторию и Русское музыкальное общество, поскольку они, по его мнению, не выполняли тех задач, которые перед ними ставились. Из-за интриг придворных композитор поссорился с Великой княгиней Еленой Павловной, помогавшей ему в осуществлении его великих планов. Порвал с семьей, которая была недовольна тем, что он отдает свои гонорары на благотворительные цели. Уехал сначала в Италию, а потом в Германию. Прекратил светскую и концертную жизнь. Закрылся в дрезденской гостинице, начал работать над оперой. Младшей сестре в Одессу Рубинштейн писал в то время, что не дает застыть пальцам и славит Христа в нотах.

— И где же вам удалось разыскать партитуру?

— Немецкие авторитеты в области музыки сошлись в том, что опера вряд ли найдется. Но я все-таки нашел ее в виде микропленки в Берлине в декабре 2007 года. Это была почти детективная история. Руководитель Пермского оперного театра Георгий Исаакян загорелся идеей поставить оперу. И, чтобы я смог разыскать партитуру, свел меня с сотрудником института Гете при немецком посольстве в Москве. А тот, в свою очередь, вывел на двух библиотекарш русского происхождения, давно работающих в главной библиотеке Берлина. Они сообщили, что в их картотеке значится микропленка с оперой Рубинштейна. Но, возможно, она лишь числится...

В общем, мне организовали командировку от Пермского оперного театра. И вот я приехал в Берлинскую библиотеку. Мне принесли микропленку. Оказалось, та самая опера! Я разглядывал пленку несколько часов. Боялся, что произведение не до конца, что сейчас оборвется... Нет! Целиком! У меня давление подскочило. За двести! Выпил сразу четыре таблетки. Через полчаса пришел в себя. Надо копировать пленку! А мне говорят, что сейчас нет человека, который этим занимается. Мол, через полтора месяца сделаем и вышлем копию по адресу, который укажете. Представляете?! Я здесь, пленка в моих руках! Да как же возвращаться в Россию без копии?! У меня опять давление шарахнуло. И тогда я «размахнулся», как олигарх, — сказал, что заплачу «любые деньги». А у самого разве что тысяча евро наберется. Знаете, что они мне ответили? «Вы не в России!» Дали понять, что взятки не берут. В этой сложной ситуации пришли на помощь люди из команды канцлера Германии Ангелы Меркель. В библиотеку прислали симпатичную аспирантку. Она и сделала копию.

— Итак, теперь вы должник Пермского театра?

— Главным моим долгом было возвращение оперы. Есть такое выражение: рукописи не горят. Но если бы я не занялся поиском партитуры, то она, скорее всего, так и осталась бы «потерянной». Вряд ли кто-то еще бросился бы на ее поиски. Я же, как последний мужчина в роду, был просто обязан это сделать. А Пермский театр оперы и балета первым осуществит постановку оперы после ста с лишним лет ее забвения. Это случится в середине декабря 2008 года.

— Антон Георгиевич, вы говорите о своем родстве с композитором. Известно, что оно идет по внебрачной линии. Что это за история? Расскажите о семейных хитросплетениях...

— О том, что Рубинштейн — мой прадед, я знал с детства. Но наша семья это родство никак не рекламировала. Я родился в Баку. Мой отец — пианист, один из основателей Бакинской консерватории. Он был незаконно рожден от Иоакима Тартакова, который, в свою очередь, являлся внебрачным сыном Антона Рубинштейна. В этом нет ничего необычного. У любого из нас могут быть внебрачные дети...

Мой дед появился на свет в Одессе. Рубинштейн часто бывал в этом городе, здесь жила его мать. Он был выдающейся личностью и привлекательным мужчиной. Мог заворожить любую женщину. И вот в семье Тартаковых родился мальчик, которого назвали Иоаким.

Когда ребенок подрос, выяснилось, что у него прекрасный голос. Мать Рубинштейна опекала его. Это она договорилась с сыном о том, чтобы Иоаким поступил в Петербургскую консерваторию. И Тартаков блестяще ее окончил. После чего вернулся в Одессу, пел в местном театре оперы. Работал в Киеве, Москве. Позже снова приехал в Петербург. Он стал знаменит. Его признавали лучшим исполнителем ролей Демона, Онегина. Тартаков даже получил звание — Солист Его Императорского Величества! В течение 20 лет он был главным режиссером и директором Мариинского театра.

Моя бабушка — княжна Ксения Шароева — происходила из семьи тбилисских армян. В Тбилиси на проспекте Руставели до сих пор стоит шестиэтажный дом, который принадлежал моим предкам. Ксения Григорьевна в 18 лет окончила Питерскую консерваторию как вокалистка. И была принята в труппу Мариинского театра, где пел Тартаков. Случилась у них любовь. Стали жить вместе. Когда Григорий Шароев, глава семьи, узнал, что его дочь живет в незаконном браке с «каким-то артистом», он был в ярости. Патриархальный уклад армянской семьи не позволял таких вольностей. Шароевы отказались от дочери.

Во время родов моя бабушка сорвала голос. И ее певческая карьера закончилась. Первый их сын умер в два года. Потом родился второй — мой отец. Через шесть лет Тартаков бросил незаконную супругу. Женился официально на княгине Шаховской. Бабушка от всех этих переживаний, в конце концов, в какой-то степени повредилась рассудком. Отца в метриках сначала записали как Егорова Егора Егоровича. А потом, когда бабушкина семья простила свою «непутевую» дочь, дед усыновил внука, и тот стал Шароевым Георгием Георгиевичем.

Позже Иоаким Тартаков выступал вместе с внебрачным сыном в Кисловодске. Помню, у нас дома была старая афиша. На ней значились такие имена: Качалов, Москвин, Шаляпин. И мой отец, который аккомпанировал Тартакову, был записан под фамилией моего деда. Все тогда знали, кто кому кем приходится...

— Ну вы-то в отличие от своего деда и отца законный сын...

—Да, но от третьего брака... И сам женат уже третьим браком.

— У вас это в крови?

— Похоже на то... Я родился 1929 году. Ровно через сто лет после Антона Рубинштейна. И мой отец задумал назвать меня Антоном в его честь. А через год и три месяца родился мой брат. Его назвали Иоакимом.

— Какие еще признаки кроме любвиобильности и музыкальности указывают на ваше родство с великим композитором?

— В музее Петербургской консерватории есть слепок руки Рубинштейна. Когда я положил свою руку рядом, директор музея вскрикнула. Моя кисть оказалась абсолютной копией кисти прадеда. Вот эта лопата с укороченными пальцами мне досталась от прадеда по наследству. Конечно, никто у меня кровь на пробу не брал. Но мое родство с композитором — не легенда. Жизнь... Брат мой не хотел, чтобы я открывал эту страницу обществу. Он был государственный человек, «придворный» режиссер, народный артист СССР, трижды академик. В течение тридцати с лишним лет ставил правительственные концерты. Разумеется, он не хотел вести происхождение от еврейской фамилии. Хотя она все-таки больше немецкая.

— Вашу фамилию можно встретить в родословной книге Российского Дворянского собрания...

— Да-да... Это по маминой линии... Были такие дворяне Рыжковы из военной среды. Удивительно, что вы нашли эти материалы. Про меня в Интернете чего только не пишут. Есть и ругательные отзывы. Один мистер Икс написал, что я самый худший дирижер России. А другие хвалят...

— И как вы к этому относитесь?

— Спокойно. Я не гений, но уж, конечно, и не бездарь.

— В газетах писали, что вы совершили в Тюмени «бархатную музыкальную революцию». Вы тоже так думаете?

— А что? С моим приездом музыкальная жизнь Тюмени стала совсем другой. С Тюменским оркестром мы выступали в Москве, Петербурге и имели успех. А кого из тюменцев до этого можно было повезти сюда? Кто бы их принял? В питерских газетах после наших выступлений писали, что музыканты «незаметного на музыкальной карте России города произвели сенсацию в Петербурге»!

— В одном из интервью вы сказали, что принадлежите Тюмени на 51 процент. Что это значит?

— Меня спросили, кем я себя чувствую, москвичом или тюменцем? Я сначала сказал: фифти-фифти. Но потом поправился, что Тюмень все же владеет мною больше. Она как главный владелец пакета акций.

— И когда же «главный владелец» маэстро Шароева увидит постановку оперы «Христос»?

— Сложно сказать. Это очень дорогостоящая вещь. Спектакль будет идти на пяти языках. В основном на русском, частично на немецком, древнееврейском, армянском и на латыни. Почему так? Потому что Христос принадлежит всему человечеству.

— Когда премьера состоится, что вы сами себе скажете?

— (Смеется). Если подражать Рубинштейну, скажу, что поеду умирать в Тюмень... Это, конечно, шутка. Но я знаю твердо, что поставить оперу — мой долг. И это большая ответственность. Я благодарен судьбе и Господу, что смог найти оперу. Благодарен тем людям, которые мне помогли в поисках. Наверное, после премьеры смогу сказать себе, что на этой земле я сделал кое-что полезное.

P.S. 27 сентября в рамках фестиваля «Алябьевская музыкальная осень» в Тюменской филармонии состоится концерт оркестра «Камерата Сибири» под управлением заслуженного деятеля искусств России и Украины Антона Шароева. В программе — И.Бах, В.Моцарт, Ж.Бизе, К.Сен-Санс, А.Рубинштейн, Ф.Мендельсон-Бартольди.

Все новости