Граф Александр Бенкендорф: "Еще танцевали на балах, а Наполеон уже перешел Неман"

Александр Христофорович Бенкендорф - имя, известное каждому со школьных лет. Безжалостный гонитель Пушкина. А в свои времена и долгие - после был прославлен иным - герой войн наполеоновской эпохи, блестящий генерал от кавалерии. Да, с 1826 г. - начальник III отделения, созданного царем при собственной канцелярии, дабы знать о расположении умов и способствовать лучшему взаимопониманию государя с обществом, с народом. Говорят, при назначении Николай I отдал ему свой платок с напутствием: "Утирай слезы сирых и убогих...".

"Записки" Бенкендорфа были обнаружены в его кабинете после смерти в 44-м и представлены Николаю I. Позже по разрешению Александра II сделал извлечения из них, весьма вольно отредактировав, историк, лицейский товарищ Пушкина, Модест Корф. Отсюда уж заимствовали другие. Затем рукопись части "Записок" исчезла. На время отданная одному из великих князей, она в библиотеку Зимнего дворца не вернулась.

Заговор - счастливый в последствиях, позорный - в исполнении

Когда в 1796 году умерла Екатерина II, мне было 13 лет. Весь Петербург и мой пансион плакали, а Москва и здоровая часть России праздновали. Ее жизнь была скандалом, руки, расслабленные возрастом, и сластолюбие позволили упустить бразды правления империей. Павел (сын императрицы. - Э. М.) вызвал ужас при дворе и в гвардейцах, свергнувших с трона его отца Петра III.

Я еще учился с усердием до того, как уроки танцев повернули мое сознание на новый объект. Любовь прогнала из головы математику и грамматику. Мне уже было необходимо другое развлечение. Мой товарищ представил мне прелести своей подружки, которая успешно занималась его воспитанием и согласилась обучать меня.

Поступив унтер-офицером в лейб-гвардии Семеновский полк, я серьезно взялся за работу, после которой меня произвели в офицеры, назначили флигель-адъютантом и так вывели в свет. Падения и взлеты придворных, перемена мыслей, проворство в наказании делали из прихожей Павла I театр, поучительный и устрашающий.

В беседе с генералом Дюмурье, принятым им со всей любезностью, зашла речь о причинах французской революции. Дюмурье сказал, что доверие двора обманули знатные сановники и что при российском дворе имеются такие вельможи. Император ответил: "Мсье, у меня велики те, с кем я говорю, и до тех пор, пока я с ними говорю. Выйдите!". Час спустя генерал находился на пути к границе. Кто поверит, что монарх, чья победоносная армия прошла Италию, кого Наполеон умолял о союзе, воевал с жилетами. Мой отец потерял место военного губернатора Риги из-за того, что на улицах видели круглые шляпы.

Однажды зимой император направил меня к градоначальнику графу Палену с повелением, чтобы к утру на проспекте имелась аллея, подобная прежней. Тысячи рабочих начали тотчас очищать, размораживать землю кострами и сажать деревья.

Хороший парад производил счастливцев, плохой - провоцировал гнев и отзывался в делах Европы. Наконец, вспыхнул заговор (убийство царя в 1801 г. - Э.М.), избавивший нас от Павла, столь же счастливый в последствиях, сколь позорный в исполнении. Солдатам сказали, что они идут на помощь императору, а когда их поздравили с новым государем, они спросили, что сделали со старым. Притащили Александра (сына Павла I. - Э.М.) всего в слезах, чтобы показать войскам.

Но было нужно возвращаться к своим обязанностям. Император (Александр I. - Э.М.) одобрил проект секретной инспекционной поездки по России, я стал одним из двух офицеров сопровождения. В феврале 1802 г. мы покинули Петербург.

"Наши губернаторы - надзиратели и алчные начальники"

Мы бросили якорь у причала Нижнего Новгорода, расположенного в центре провинций подлинной России и так выгодно для торговых сообщений, что мог бы, по-моему, стать местопребыванием государя. Двор удалился бы сюда из беспорядочной Москвы, пристанища всех недовольных. Сближая дворян с их поместьями, он был бы центром культуры, чьи лучи проникали бы в глубинку. Интерес собственников устранил бы притеснения народа, коммерция вернулась в руки наших купцов, вытесненных иностранцами.

Если Провидение пришлет однажды в Оренбург губернатора с разумными взглядами, он сможет извлечь из торговли с Бухарой и Хивой огромные богатства для империи. Но наши губернаторы - люди, не признающие элементарных знаний для этого. Скорее - полицейские надзиратели для торговцев и алчные начальники для киргизов (среднеазиатские народы. - Э.М.). Мы не даем им примера уважения к законам. Они видят в нас разбойников, которые провоцируют их к нападениям для того, чтобы получить повод больше их грабить.

Прибыли в Тобольск, пересекли границу Сибири. Я очутился на земле, орошенной столькими слезами, местопребывании стольких преступников и стольких же невинных жертв. Край щедро одаривает Россию богатствами и получает человеческие отбросы и интриганов, сосланных интриганами.

Цивилизация не сделала развития среди остяков (ханты и другие. - Э.М.). Опустошить их пришел и сифилис. Мужчина 25 лет имеет вид облупленного старика. Девушка 10 лет рожает пораженных гангреной детей.

В Иркутске мы нашли губернатора, правящего столь деспотически, что были обязаны уведомить императора, который спешно отозвал тирана.

Кяхта - меновое торговое поселение. Китайцы берут наши меха, сукно, кожу, железо, а дают взамен чай, нанку и шелк. Буряты служат на нашей границе сообща с казаками, и если бы произошли действия против Китая, принесли бы самую большую пользу. Возвращаясь ночью в Кяхту, повстречали одинокую юрту. Хотел бы, чтобы наши философы, проповедники счастья в первозданном состоянии, могли бы провести эту ночь со мной. Они изменили бы свою максиму, но восхитились бы, как и я, впечатлением, кое первые лучи солнца произвели на нищую семью. Все вышли из шалаша и упали на землю, приветствуя светило. Существует ли в самом деле более прекрасный храм, нежели природа! Насколько самые прекрасные церкви малы, обряды - ничтожны!

Из Херсона мы направились в Крым. Татары нашли в Крыму последнее прибежище. Вечным позором для царствования Екатерины будет то, что он сделался безлюдным. Житница, покрытая цветущими городами, превратилась в пустыню.

"Мы с ней искали способ видеться, когда Наполеон объявил войну"

Судьба привела меня за кулисы. Я не мог покинуть французский театр, который уже доставил мне столько удовольствий и огорчений, и, чтобы перепробовать все жанры, я обратился к королеве оперы мадам Филиссе (Philisse). Суровая преданность мужу и его ревность не позволили мне следовать своим влечениям, но любовь побеждает рациональное. Я стал другом мужа, сестры, братьев. Она удвоила количество знаков расположения, не позволяя надеяться на большее. Но однажды перед выходом она сказала, что посмотрит на того в зале, кого любит. Это был я. Мы искали способ видеться, когда Наполеон объявил войну.

Я оторвался от прекрасных грез, чтобы оказаться в Вильно до приезда императора. Гвардия покинула Петербург, и собираемая со всех сторон армия подошла к границам. Мы выставили 150 тысяч человек против полководца, который обрушился на нас во главе 450 тысяч. В Вильно еще танцевали на балах, сомневались в неизбежности войны, когда он перешел Неман.

Известие о переходе через реку заставило отступить наши войска. Император направил меня к князю Багратиону, сказав: "Передайте князю, что, возможно, Бонапарт захочет устрашить Россию, двигаясь на Москву. Но ничто не заставит меня сложить оружие, пока враг находится внутри наших границ".

Назначение четырех полков отряда генерала Винцингероде, к которому я был направлен, - защищать внутренние районы и действовать в тылу французской армии. Она подходила к Смоленску, старинному свидетелю несчастий России. Получив известие о новом направлении войск графа Барклая-де-Толли, мы двинулись на Велиж. Через одного еврея Барклай прислал приказ идти без остановок. Мы не могли нахвалиться усердием местных евреев, тем более, что они помогали, рискуя жизнью.

Мы вступили в недра коренной России. Дворяне, священники, купцы, крестьяне объединились, и повсюду мы встречали самое геройское самопожертвование. Сколько проклятий снискал храбрый генерал Барклай-де-Толли! Отступая по указаниям императора, он принимал на себя солдатский ропот. Его самоотверженность была во сто раз достойнее похвалы, чем победы, которые впоследствии увенчают его лаврами.

Москву решили сдать

У фельдмаршала обсуждался страшный вопрос: оставлять ли Москву? Как же рискованно было давать сражение на позиции, имевшей в тылу огромный город, куда неприятель мог проникнуть и с другой стороны.

Мы остановились на Ярославской заставе, чтобы прикрыть жителей, бежавших от французов. Сердца солдат разрывались при виде ужасного зрелища. Можно сказать, что люди прощались с Россией. К концу дня густой дым поднялся из середины города и явил нам пылающую Москву. Французы вступали в ад. Мысль эта утешала.

Мы нападали врасплох на них в окрестностях Рузы, Звенигорода. Наш лагерь имел вид воровского притона. Каски, кирасы, кивера и даже мундиры смешивались с бородами и крестьянской одеждой. Французы в атласных мантильях и крестьяне в бархатных фраках. С трудом удавалось спасать жизнь пленных от ярости крестьян. Приходилось хвалить их за то, от чего волосы вставали дыбом.

Приближалась зима. Наполеон увидел, что промедление может похоронить всю его армию в развалинах Москвы.

10 октября мы вступили в столицу, прокладывая себе дорогу через трупы. Развалины и пепел загромождали все улицы. Я поспешил в Кремль, где был охвачен ужасом, найдя собор, который пощадило пламя, перевернутым вверх дном солдатней. Мощи святых изуродованы, их гробницы наполнены нечистотами. Трупы наполняли зловонием своды. Остальной Кремль сделался добычей огня и мин. Из 13800 дворцов и домов Москвы уцелели от пожара 1500.

Упадок дисциплины и духа превратил отступление Наполеона в постыдное бегство. Казалось, само небо решило отомстить за Россию - ветер принес 25-градусный мороз. Лошади падали одна за другой, оставляя обозы и артиллерию. Несчастные французы уже почти не сражались. Длинный след в виде окоченевших трупов обозначил путь и страдания этой армии.

Казаки на парижских бульварах

Наш отряд ожидал приказа перейти границу. Вторая кампания должна была начаться в Германии, которая простирала навстречу России руки.

Франция превратилась в огромный военный лагерь. Подступы к Парижу ощетинилась пушками, горожан спешно вооружали, всех, вплоть до учеников лицеев. Подойдя к столице, союзники нашли там неприятеля, готового до последнего защищать вход в нее. Маршалы решили держаться или погибнуть с честью. Император Александр и король Пруссии руководили атаками. Генерал Барклай стал фельдмаршалом на поле битвы, посреди смертоносного огня. Парижане ждали от нас мести. Стволы пушек на высотах Монмартра были наведены на город.

Наша гвардейская кавалерия показала чудеса храбрости. Император рисковал собой как последний из кавалеристов, встав во главе полков и направляя огонь батарей. Остатки неприятельских корпусов отступили. Наполеон двинулся на Фонтенбло, бросив орудия. На рассвете войска заместили французскую стражу на заставах.

Парижане ожидали завоевателей, а увидели освободителей. Солдаты, которые только что сражались у парижских ворот, стояли на улицах 24 часа под дождем без пищи, не решаясь постучать ни в одну дверь, чтобы попросить хлеба. Даже гвардия получила пищу только назавтра. Я не мог придти в себя, видя гренадеров и казаков, прогуливающихся по бульварам.

"Верните нам из крепости 1-ю роту!"

В марте 1820 года я принял должность начальника штаба Гвардейского корпуса. Ко мне явились командиры батальонов с жалобой на поведение нового командира полка полковника Шварца. Они опасались взрыва.

Только утром 17 октября я узнал, что накануне в 10 часов вечера 1-я рота 1-го батальона собралась в коридоре казармы. Они заявили, что не могут служить с полковником Шварцем.

Генерал Васильчиков, командир корпуса, приказал провести расследование. Я расспросил фельдфебеля и унтер-офицера, велел привести нескольких гвардейцев, известных своим прекрасным поведением. Все ответили мне, что рота собралась на крик из коридора: "К перекличке!". Однако никто не указал ни на первого крикнувшего, ни на тех, кто вышли в коридор первыми. Собрав всю роту, я получил тот же ответ. Солдаты обвиняли полковника: "Он нас тиранит". Роту надо было срочно взять под арест и - в крепость.

Ночью я не успел заснуть, как ко мне явился командир 1-го батальона: другие роты отказались ложиться. Я не успел одеться, когда появился полковой адъютант: нижние чины других батальонов собираются на плацу. Я разбудил генерала Васильчикова. Генерал-губернатор граф Милорадович так и не сумел повлиять на солдат. Они требовали вернуть роту. Васильчиков отстранил Шварца и назначил временного командира полка.

Привести к порядку полк вызвался генерал Потемкин, восьмилетнее командование которым он оставил всего полгода назад. Мы думали, что голос, которому привыкли подчиняться, произведет действие, но, к его стыду, ничего не изменилось.

Генерал Васильчиков снова отправил меня к бунтовщикам. Послышался крик о том, что нас не выпустят с этой площади. Момент был страшный, ответственность ужасная. На плацу появился генерал, солдаты кричали: "Верните нам 1-ю роту!". Генерал сказал: "Я не верну ее, вы все заслуживаете заточения в крепость". Гвардейцы ответили: "Мы хотим разделить судьбу наших товарищей". Спокойно, в полном порядке они перешли Неву и вошли в крепость. Наличие в центре Петербурга стольких заключенных могло разбудить жалость среди военных и горожан. Наутро один батальон без оружия, но и без конвоя направился со своими офицерами в Выборг, другой - в Свеаборг. Император распустил полк.

Многие подло обвиняли в неверности императору всю гвардию. Подобие брожения заполонило весь город и начало распространяться в Москве и во внутренних губерниях. Однако все выдумки против гвардии были развеяны.

(До выступления декабристов оставалось пять лет).

Как нашли "Записки"

Марина Сидорова, начальник отдела в Государственном архиве России, перешерстила немало архивов. Нашла - в петербургском филиале архива РАН. Сбросил кто-то "Записки" уже в советские годы в описи, назвал писарскими копиями, и там они были забыты. Кому он нужен, этот жандарм! Заглянув в тетради, Сидорова ахнула: знает же она почерк Бенкендорфа, узнала и царские пометы на полях. Подлинник!

Конечно, находка такого полного, яркого исторического памятника, перевод которого закончен только что, - редкая удача. Автор даже не свидетель - участник событий. Да и сам он открывается по-новому.

Марина Сидорова говорит: "Все-таки надо сказать несколько слов о Бенкендорфе. Нет, Александр Христофорович не преследовал Александра Сергеевича. Сужу не по "Запискам", в которых Пушкина нет, а по документам III отделения. И разрешения на знакомство с архивами, и деньги на изыскания Пушкин получал из рук Бенкендорфа, ставшего посредником между царем и поэтом. Ну, отчитали за "Гаврилиаду". При том письма его Бенкендорфу - мирные, даже дружеские".

Отметим, что сегодня, 24 июня, началась 196 лет назад Отечественная война 1812 г., которой в "Записках" уделено очень много места. Наша публикация - всего лишь собрание коротких фрагментов "Записок", насчитывающих сотни страниц.

Все новости