РАЗВЕДЧИК НОМЕР ОДИН

Забытый декабрист

Давным-давно в забайкальском городке Нерчинске умер старик. Об этом тихом событии в метрической книге сохранилась запись: «Дворянин Луцкий Александр Николаевич, 78 лет от роду, скончался от старости 24 февраля 1882 года, погребен на приходском кладбище». Через много лет краеведы установили, что покойный был офицером Московского гренадерского полка. За участие в восстании декабристов его сослали в Сибирь. После отбытия каторги в 1850 году поселился в Нерчинске, жил в доме своей гражданской жены Подлесовой по Юкечевской улице (ныне Партизанская). В честь коронации императора Александра II 26 августа 1856 года вышел указ об амнистии декабристов. Но не всех. В числе других «забытых» был и Луцкий. Только в 1961 году на его найденной могиле был установлен памятник.

А через год после кончины «забытого декабриста» — 10 февраля 1883 года — у его сына, коллежского асессора, в городке Козлове Тамбовской губернии родился сын Алексей, вставший на стезю священнослужителя: в Рязани он окончил духовное училище и два года проучился в семинарии. Но едва ему минуло 18 лет, он круто изменил судьбу, поступив вольноопределяющимся в 14-й гренадерский Грузинский полк, а уже 1 сентября 1901 года был зачислен юнкером в Тифлисское пехотное училище.

Был под Мукденом

На востоке полыхает Русско-японская война. 17 февраля 1905 года молодой подпоручик прибывает в Мукден, в 1-й Восточно-Сибирской стрелковый Его Величества полк. В знаменитом сражении под Мукденом, где фронт растянулся на 100 километров, участвовало более полумиллиона человек. Войска генерала Куропаткина оказались между двумя японскими армиями. Неся огромные потери, части отступали по узкому коридору вдоль железной дороги. Измотанный противник их не преследовал. Луцкому выпало командовать ротой, в его послужном списке о том есть короткая запись: «Был в походах и делах против японцев в 1905 году под городом Мукденом».

10 февраля 1906 года Алексей Луцкий переведен в 4-й гренадерский Несвижский полк, через год становится адъютантом батальона, а 13 апреля зачисляется в запас армейской пехоты. В это время он работает в правлении Рязанско-Уральской железной дороги. Здесь 9 января 1908 года его находит высочайший указ о награждении «за отлично усердную службу и труды, понесенные во время военных действий» орденом Святого Станислава 3-й степени и Бронзовой медалью в память о Русско-японской войне.

Алексей Луцкий возобновляет карьеру военного. 18 октября 1908 года он определен на службу в 13-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, 4 июля 1909 года командируется в штаб 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, а 20 ноября производится в поручики.

Профессиональный разведчик

А в 1912 году Луцкий направляется во Владивосток — на учебу в Восточном институте. В этом учебном заведении почти все слушатели носили погоны — здесь преподавали специальные дисциплины: историю, географию и экономику восточных стран, а также языки — корейский, китайский, японский. Судя по фотографии 1913 года, к тому времени Луцкий уже обзавелся семьей. Со своими родными он жил в японском портовом городе Тиба, неподалеку от Токио. Чем за границей занимался русский офицер, носящий гражданскую одежду, можно только предполагать.

И самое верное из предположений — всестороннее изучение страны, что вполне доступно «журналисту» при русском посольстве. В 1914 году Луцкий приезжает в Иркутск. Уже как опытный специалист по разведке, он возглавляет оперативный отдел в штабе Иркутского военного округа. Теперь сфера его профессиональных интересов — Маньчжурия и Харбин, где в полосе отчуждения Китайско-Восточной железной дороги активизировались иностранные разведки. Луцкий здесь организует русскую резидентуру, насаждает законспирированную сеть. Его база — в местечке Березовка под Верхнеудинском (ныне Улан-Удэ), где он обучает агентов, провожает их на задания, принимает донесения.

Февральскую революцию штабс-капитан Луцкий приветствует. Солдаты избирают его депутатом в Харбинский совет. Он сближается с руководителями местных большевиков М.Рютиным и Б.Славиным, раскрывает антибольшевистский заговор начальника КВЖД генерала Хорвата. В декабре 1917 года вступает в ряды РСДРП(б).

Этот выбор, конечно, взвешен: не та профессия, чтобы совершать необдуманные поступки. Именно в большевиках разведчик угадал реальную силу, способную вернуть истерзанному государству былую мощь и славу. При этом Луцкий осознает, что безопасность стране требуется при любой власти. Потому поддерживает и бережет свою агентуру, которая пристально следит за ситуацией в районе КВЖД.

Иркутские шпионы

Увы, Харбинский совдеп был внезапно разгромлен — Луцкий тайно пробирается в Иркутск, где власть уже принадлежит Центросибири. Возглавив штаб Иркутского военного округа, Луцкий восстанавливает охрану границы — с конными патрулями, пикетами, заставами, контрольно-пропускными пунктами на железной дороге. Но особую его озабоченность вызывает деятельность девяти консульств (Англия, Дания, США, Франция, Швеция, Греция, Италия, Китай, Япония), аккредитованных в Иркутске.

Было установлено, что американцы, англичане и французы для шпионажа используют банковские, промышленные и торговые фирмы. Датчане пустили корни в маслодельных и скупочных конторах: сибирское масло из-за отменного качества высоко ценилось в Европе. (Кстати, датские разведчики в своем ремесле были самыми практичными: полученную информацию они перепродавали французским и английским коллегам.)

Но особенно развернулись японцы. На них работали почти все бывшие — кто из чиновников, офицеров и купцов стали неприметными торговцами, кучерами, парикмахерами. К шпионажу активно привлекались местные торговцы — китайцы и корейцы. В то время в Иркутске во множестве расплодились всевозможные закусочные, магазины, лавочки, прачечные, ателье, но более всего — восточные лечебницы по нервным расстройствам, внутренним, кожным, детским и женским болезням. Газеты пестрели объявлениями о мастерах тибетской медицины, которые под мирной вывеской собирали нужную информацию.

Конец японской резиндентуры

Вскоре Луцкий получил весточку от харбинского агента о заброске шпионов из Японии. Через некоторое время засада в районе Кяхты задержала двух подозрительных монгольских «скотоводов-аратов». При обыске в их арбе был обнаружен тайник с оружием, большой суммой денег и тайнописью с явочными адресами. На допросах Абэ и Дзигино признались, что пробирались в Иркутск по заданию Харбинского отделения японского генерального штаба, чтобы добыть карты и разведсведения, доставить письмо вице-консулу Сугино и инструкции его агентам. Арестованные назвали их имена, пароли и явки.

17 апреля 1918 года контрразведчики Луцкого задержали японских граждан Минами, Танако, Сугино и нескольких агентов, работу которых направлял белый полковник фон Дитмар. У него нашли копии секретных документов штаба ИВО, топографические карты районов Сибири и Приморья, а также письмо к начальнику японской военной миссии с просьбой ускорить интервенцию (к тому времени японские военные части уже высадились во Владивостоке).

Среди разоблаченных — машинистки штаба ИВО Гринельская и Шестакова, зубной врач Огильви. Наиболее высокопоставленным шпионом оказался начальник военно-топографического отдела штаба ИВО Корзун (бывший белый полковник) — он иногда замещал начальника штаба и имел доступ к секретной документации.

Еще «араты» сказали, что следом за ними, но по железной дороге под видом журналиста едет Муруски-сан — высокопоставленный офицер разведки. «Гостя», конечно, встретили, и от иркутского вокзала в течение нескольких дней «водили» по городу. «Экскурсия» дала хорошие результаты: было выявлено несколько осведомителей японской разведки, в том числе и некто Капустянская, чьи услуги японцами оплачивались особенно щедро.

Уличенные сотрудники дипломатических представительств с вице-консулом Сугино были высланы из России, а различные китайские и корейские конторы, которые японцы использовали для встреч с агентами, закрыты. Народный комиссариат иностранных дел РСФСР в связи с враждебной деятельностью дипломатов в ноте от 24 апреля 1918 года выразил решительный протест правительству Японии. Событие такого масштаба произошло впервые — до этого в стране подобных разоблачений не случалось.

Кого сожгли в паровозной топке?

Летом 1918 года вспыхивает чехословацкий мятеж. Центросибирь переходит на нелегальное положение. Луцкий на Дальнем Востоке. Он становится членом военного совета Временного правительства Приморья и заместителем Лазо по разведке (большевик-ветеран Никифоров вспоминал, что не прошло и десяти дней, как Луцкий предоставил Лазо копии секретных документов командующего японскими оккупационными войсками.

Член специальной комиссии по ведению переговоров о выводе оккупантов Луцкий, как представитель Приморской земской управы, поддерживал официальные отношения с военными миссиями интервентов. Разведчики в дипломатических фраках и генеральских мундирах, конечно, знали, кто перед ними.

В ночь на 5 апреля 1920 года во Владивостоке японцы совершили путч и арестовали правительство. Ранним утром 9 апреля 1920 года С.Лазо, А.Луцкий и В.Сибирцев были взяты из тюрьмы и увезены в неизвестном направлении. По одной из версий, в конце мая их привезли на станцию Муравьево-Амурскую (ныне Лазо), где передали белобандитам Бочкареву и Ширяеву, которые их расстреляли, а тела сожгли в паровозной топке.

В начале 20-х годов по спецзаданию правительства ДВР сотрудники Госполитохраны расследовали эту трагедию. Мотивом расправы, предположительно, стала месть белых за гибель своих 123 офицеров (в марте 1920 года часть каппелевцев добралась до Приморья, где их обезоружила местная «демократическая» власть. В ночь на православную Пасху на станции Верино красные партизаны зверски расправились с 123 пленными, а тела сбросили в реку Хор). Несомненно и то, что за разведчиком Луцким давно охотились японцы и, таким образом, чужими руками покончили с ним. Других данных в ходе расследования получено не было.

В 80-е годы историк Иркутского управления госбезопасности Г.М.Белоусов встречался с доктором исторических наук, профессором Московского педагогического института Евгением Алексеевичем Луцким, сыном легендарного разведчика.