Telegram-чат

Бесплатная
консультация

Международный институт
генеалогических исследований Программа «Российские Династии»
+7 903 509-52-16
г. Москва, ул. Кооперативная, 4 к.9, п.2
Цены на услуги
Заказать исследование
г. Москва, ул. Кооперативная, 4 к.9, п.2

К генеалогии участников войны 1812 года графов Федора и Иануария Ивановичей Толстых (отрывок)

Кожухова Елена Николаевна (член ИРО г. Москва),

Лукьянова Анна Евгеньевна (член ИРО г. Москва и РГО г. Санкт - Петербург)

 

 

<………>

Хорошо известен рассказ А.И. Герцена о «последней проделке» Ф.И. Толстого Американца, которая « чуть не свела его в Сибирь».

По словам Герцена, Толстой «… был давно сердит на какого-то мещанина, поймал его,<…>связал <…> и вырвал у него зуб. Мещанин подал просьбу. Толстой задарил полицейских, задарил суд, и мещанина посадили за ложный извет».

 Служивший в тюремном комитете литератор Н. Р. Павлов (1803-1864), по неопытности, поднял дело. «Толстой струхнул не на шутку, дело клонилось… к его осуждению».

Однако шеф жандармов и начальник 3-го отделения граф А. Ф. Орлов (1786-1861) посоветовал московскому генерал-губернатору князю А.Г. Щербатову (1776-1848)

«…дело затушить, чтобы не дать <…> торжества низшему сословию над высшим».

 С. Л. Толстой в работе «Федор Толстой Американец» приводит версию Стаховича, согласно которой «…этот мещанин был подрядчиком, взявшимся строить не то больницу, не то богадельню в память умершей дочери Толстого Сарры и дурно её выстроивший<…>. Толстой приказал вырвать этому мещанину не один, а все зубы…». Не подвергая сомнению факт столь дикого поступка, Сергей Львович Толстой считал более достоверной версию Герцена. Оказалось, что несколько анекдотические рассказы Павлова, Герцена и Стаховича были лишь слабыми и крайне искаженными отголосками реальных драматических событий. В фондах Центрального Исторического Архива города Москвы (в дальнейшем – ЦИАМ) мы обнаружили «Следственное дело по поводу жалобы московского мещанина Петра Игнатьева, поданной на Высочайшее имя, о причинении ему истязаний графом Федором Ивановичем Толстым».

 Для исследователей жизни Ф. И. Толстого дело представляет несомненный интерес. Собранные в нем документы не только подробно освещают взаимоотношения Толстого и Игнатьева, но позволяют добавить новые штрихи к образу графа в последние годы его жизни. Записанные секретарем суда показания Ф. И. Толстого и его жены Авдотьи Максимовны передают их живую, яркую речь, особенности характера и темперамента. Граф обладал определенным литературным даром. Его язык выразителен, необычен и вполне современен. Опираясь на материалы следственного дела, мы попытались, по мере сил, восстановить события 170-летней давности.

 Напомним, дети жены графа - Авдотьи Максимовны - умирали в младенчестве или при рождении, что было, безусловно, великим горем отца, о чем он и пишет в одном из немногих дошедших до нас писем. Только две дочери остались живы. Старшая из них – Сарра, рожденная 20 августа 1820 г., до брака родителей, была впоследствии узаконена отцом. Федор Иванович ее боготворил, в ней сосредоточился для него смысл жизни. Как страстная натура, он никакому чувству не мог отдаться чуть-чуть. Девочка с ранних лет проявляла удивительные способности к языкам, писала стихи, обладала, как тогда говорили, «магнетическими способностями». Желания Сарры исполнялись незамедлительно. Но в 23 апреле 1838г. в Петербурге после долгой болезни - какой именно, нам неизвестно - Сарра умерла и была похоронена на Волковом кладбище в Петербурге. Несколько позже ее тело было перенесено на Ваганьковское кладбище в Москве.

Стараясь сохранить память о ней, граф собрал все стихи и записи, оставшиеся после Сарры, и издал в двух томах со своим предисловием. «Сочинения графини Сары Федоровны Толстой в стихах и прозе» вышли в свет в 1839 году. Еще одна идея посетила Толстого. По словам графини Авдотьи Максимовны, «…потеряв 18летнюю обожаемую дочь…», Федор Иванович, «…неутешный в своем горе, вознамерился в память оплакиваемой дочери сделать богоугодное заведение. Но как обыкновенные средства того исполнить не позволяли, то решил завести какую-нибудь фабрику».

Летом 1838г. граф принял предложение мещанина Московской Новогородской слободы Петра Ивановича Игнатьева устроить пенькопрядильные производства. Игнатьев уверил графа, что «…имеет ему одному известное средство выделывать пеньку для батистовой нитки <...> и сулил золотые горы».

 В своих показаниях графиня Авдотья Максимовна утверждала, что Игнатьев явился в их жизни, «будто злым духом посланный». Следствие установило, что «злого духа» звали Алексей Максимович Тугаев, и графине он приходился родным братом. 46-летний мещанин Московской Кошельной слободы жил с многочисленным семейством в доме своего зятя графа Ф.И.Толстого и «занятия никакого не имел». Видимо, правы были современники Толстого, считавшие, что он устроил в своем доме цыганский табор. Как будет видно дальше, знакомя Толстого с Игнатьевым, Алексей Тугаев преследовал свои корыстные цели. Фабрику решили строить в подмосковном имении Толстого Глебово. Под финансовым и техническим надзором Игнатьева была выстроена фабрика, устроена капитальная плотина на реке, установлено оборудование, закуплено огромное количество пеньки, из Тамбовского имения Березовки привезены для работы крепостные. Но дело не пошло. Плотина постоянно прорывалась, большая часть пеньки сгнила, выдаваемые Толстым на обустройство фабрики деньги уходили неизвестно куда. К лету 1840 г. «… фабрика была в совершенном разорении и не производила никакой работы». Приглашенный для консультации бельгийский специалист Клифель уверил Толстого в «совершенном невежестве и плутовстве Игнатьева». Полную некомпетентность Игнатьева подтвердил и занявший место главного мастера фабрики Иван Денисов. Втянутый в большие и бессмысленные расходы, граф посчитал себя обманутым решительно во всем, и в июле 1840 г. выгнал Игнатьева с семьей из Глебова.

 2 ноября 1840 г. Игнатьев подал на Высочайшее имя жалобу о причинении ему истязаний графом Ф.И.Толстым. Обвинения сводились к следующему.

 Во-первых, граф недоплатил Игнатьеву за два года службы 7000 рублей ассигнациями.

 Во-вторых, по приказу Толстого и его жены у Игнатьева отобрали 4900 рублей его личных денег и всю одежду.

 В-третьих, Игнатьев утверждал, что им сделаны открытия в области пенькопрядения и механики. За первое изобретение, т.н. « пеньковый секрет», Толстой, якобы, обещал выплатить автору в течение 14 лет 78000 рублей и взять на его имя привилегию (как можно понять: патент и лицензию). Вместо этого граф, путем пыток и побоев вынудил Игнатьева открыть секрет своим крестьянам. Причем поступки графа были бесчеловечны до того, что «лишили жертву здоровья и сделали совсем увечным».

 В открытии секрета механики Игнатьев отказал, за что по приказу Толстого был лишен двух зубов. Позднее Игнатьев рассказал следователю, что перед отъездом из Глебова его « сажали на сутки в чан холодной воды, <…> держали в помете ретирадного места полсутки…», вырвали еще два зуба и наконец « облили человеческим пометом на выездной мызе». Истязали Игнатьева кучер графа Толстого Евсей, управляющий мещанин Александр Васильев Золотников, вольноотпущенный Иван Денисов и фельдшер дворовый человек графа Иван Ефтеев.

По показаниям Игнатьева сам граф Толстой участия в пытках не принимал, а только “стоял не в далеком расстоянии и лично смотрел», как потерпевшего обливали нечистотами. Несчастный Игнатьев не выдержал пыток и сбежал из поместья Толстого. Он был спасен от гибели (граф грозился его убить) священником и всем причтом села Брыкова, которые тайно, ибо граф поставил на дорогах караулы, вывезли его с семьей в возу сена на Петербургскую дорогу в деревню Пешки.

Жалоба Игнатьева поступила для рассмотрения к Московскому Гражданскому губернатору. Следствие проводил состоявший при военном губернаторе полковник Любенков. Дело слушалось в первом департаменте Московского уездного суда и в Звенигородском уездном суде под контролем Московской палаты Уголовного суда. После повального обыска и под присягой были неоднократно допрошены по обстоятельству дела все указанные в жалобе лица: крестьяне сельца Глебово и соседних деревень, священник Богоявленской церкви села Брыково Илья Тимофеев со всем причтом и крестьянами, Ф.И. Толстой с женой и сам Игнатьев. Процесс длился одиннадцать лет и закончился лишь в январе 1851 года. Как и следовало ожидать, все обвиняемые по делу и, прежде всего, граф Ф.И. Толстой с женой были признаны «<…>от суда и следствия<…> свободными без всякого взыскания<…> как ни в чем<…> виновными не оказавшимися (так в тексте)». Говоря современным языком, дело закрыли за недоказанностью обвинения. К этому времени ни истца, ни ответчика уже не было в живых. Игнатьев умер в тюремном замке при Московском Губернском правлении 13 августа 1846 года. 24 декабря того же 1846 года в своем доме в Тупом переулке в Яузской части умер после продолжительной и тяжелой болезни граф Ф.И. Толстой. Вдове Игнатьева в возобновлении дела отказали «за смертью истца и ответчика».

Насколько же справедлив и объективен был вердикт суда? Денежные претензии Игнатьева нам видятся совершенно необоснованными. Игнатьев прожил с семьей в Глебове два года на полном содержании у графа и получил от него около восьми тысяч рублей. Значительную часть средств, полученных от Толстого на устройство фабрики, Игнатьев присвоил и поделил с Тугаевым, зятем Толстого. Игнатьев, вообще, отличался редкой нечистоплотностью в делах, особенно денежных. В начале лета 1838 года он попал под следствие по обвинению в умышленном сокрытии своей фамилии и отказе от подписи на векселе, данном им тверской мещанке Пановой (Поповой?). Игнатьев от следствия скрылся, поступив по протекции А.М.Тугаева на службу к графу Толстому в Глебово. Позднее, изгнанный графом из Глебова, Игнатьев продал свои пеньковый и механический секреты отставному майору Ивану Ермолаевичу Великопольскому и даже поехал в конце октября 1843 года в его тверское имение для устройства очередной фабрики. Но, не доехав, оказался в Новгородской губернии в Устюжском уезде в имении действительного статского советника Белавина, которому перепродал свои изобретения. По жалобе обманутого Великопольского против Игнатьева возбудили дело о перепродаже, поступившее в 1844 году для производства во Второй департамент Магистрата города Москвы.

В итоге Игнатьев оказался участником трех судебных процессов одновременно. В 1840-м году после подачи жалобы на Ф.И. Толстого Игнатьев исчез. Следствие было приостановлено на четыре года, пока истца не обнаружили в Москве во временной тюрьме. Он находился там вовсе не по вине Толстого, как утверждал Герцен, а по решению властей, в качестве беглого ответчика по иску Великопольского. Невероятной представляется и история тайного бегства Игнатьева из Глебова. По свидетельству всех очевидцев, в том числе и священника села Брыкова Ильи Тимофеева, Игнатьев с семьей уехал от графа открыто и без препятствий на двух груженых имуществом подводах, и на вид совершенно здоровым. Проведя из-за непогоды ночь в доме Тимофеева, он также беспрепятственно уехал в деревню Пешки и далее в Петербург. Вместе с тем, Игнатьев, несомненно, подвергся злым насмешкам и оскорблениям дворовых людей Толстого.

 Вот как описал сам Ф.И.Толстой изгнание Игнатьева: «… признаюсь, смеялся, когда узнал от управляющего Золотникова, как торжественно провожали Игнатьева из имения моего: били в тазы и сковороды, дурачились, плясали перед ним. Но когда он начал сквернословить всю дворню, не щадя и помещиков, то облили его помоями из лохани – находился ли в оной лохани человеческий помет, мне не известно. <…> Помню <…> что в <…> час торжественных проводов <…> ливень, дождь, жесточайшая гроза с молниями и громовыми ударами не позволили высунуть носа на двор – что < …> помешало мне быть свидетелем шутовского праздника моей дворни».

Вспыльчивый, грубый, драчливый Игнатьев не вызывал симпатии у дворовых людей. Большую часть своей жизни этот человек скитался по России в поисках средств к существованию, но нигде надолго не задерживался, поскольку немедленно нарушал закон и ссорился с окружающими. Еще в 1838г. Московский магистрат лишил его вида на жительство и отказал в выдаче паспорта.

 Для графа же самым серьезным было обвинение в истязании и причинении увечий.

Медицинское освидетельствование Игнатьева показало, что у него действительно отсутствовали два передних резца верхней челюсти. Причиной их утраты могло быть как насильственное удаление, так и болезнь десен, которой он страдал. Никаких других увечий или следов истязаний обнаружено не было.

 По версии Ф.И.Толстого и его цирюльника Петра Саватеева Резникова, Игнатьев лишился зубов по собственной просьбе. Он давно страдал от зубной боли, а гомеопатические лекарства, полученные от графа, не помогали. Эти доводы выглядят неубедительно. Скорее всего, зубы удалили насильно, в наказание за воровство и обман, что было несомненным самосудом и жестокостью. Невозможно оправдать поступок Ф.И.Толстого, если это бесчеловечное истязание произошло по его приказу или с его ведома. Но можно понять мотивы.

 Дело с фабрикой затевалось исключительно ради доходов, необходимых для строительства богадельни. По вине самонадеянного Игнатьева граф понес непоправимые убытки и навсегда расстался с мечтой увековечить память Сарры.

Сразу после изгнания Игнатьева граф уволил своего управляющего Золотникова, а позже отправил на родину в Тамбовскую губернию цирюльника Резникова. Уж, не было ли удаление зубов самоуправством со стороны Золотникова?

 В ходе следствия изменилась формулировка дела. К словам «о причинении истязаний» добавили слово «за обман». То есть Игнатьев обманул графа Толстого? Игнатьев не владел практическими навыками пенькопрядения, не умел наладить производство, воровал деньги, клеветал, дрался, непрерывно скрывался от следствия. Однако этот неприятный и нечестный человек, несомненно, был талантливым изобретателем. Он действительно создал особое механическое устройство для перевозки тяжестей и новый способ химической обработки пеньки, льна и крапивы. Метод Игнатьева позволял «<…> деревенским жителям без всякого снаряда мануфактурного <…> прясть на прялках или гребнем отличную полотняную пряжу, даже батистовую, равно блондовую, как есть заграничные и качество производить без затруднения и отделывать все в отличную белизну без повреждения доброты. <…> Равно и крапиву еще можно делать превосходно».

 Вероятно, при доработке и грамотной организации производства новый способ пенькопрядения мог приносить хорошую прибыль и избавить от необходимости покупать дорогой батист за границей. Видимо, Игнатьеву было тяжело сознавать значение своих открытий и не иметь возможности прокормить свою семью. Жгучая обида на весь мир толкала его на нелепые, нелогичные поступки, на воровство и клевету. Ф.И.Толстой, ждавший доходов, не оценил талант изобретателя и посчитал его невеждой, каковым Игнатьев и являлся в вопросах производства.

 К несчастью для Игнатьева его «пеньковый и механический секреты» вполне оценил, а затем и купил Иван Ермолаевич Великопольский (1797 – 1868). «Бесчеловечный» Ф.И.Толстой просто выгнал Игнатьева, лишив, по худшим предположениям, двух зубов. Добрый и отзывчивый, по свидетельствам современников, Великопольский лишил его свободы. С невероятным упорством Иван Ермолаевич добивался от властей постоянного содержания Игнатьева под стражей. Толстым двигал гнев, Великопольским – расчет. Он опасался, что на свободе Игнатьев станет « по известной уже <…> склонности <…> торговать проданным ему <…> секретом».

Из книги В.В.Вересаева « Спутники Пушкина » известно, что « <…>последние 25 лет своей жизни Великопольский провел в непрестанной и тяжелой борьбе за широкое проведение в жизнь <…> усовершенствованного им способа обработки льна. Способ его и ученым обществом и департаментами был признан очень полезным, но так и не смог добраться до жизни сквозь дебри <…> волокиты. На проведение своего изобретения Великопольский истратил все свое состояние и умер чуть не в нищете». Очевидно, речь идет об изобретенном Игнатьевым способе обработки пеньки, льна и крапивы, который Великопольский выдал за свое открытие. Толстой, по крайней мере, не пытался присвоить себе чужие лавры.

 И.Е.Великопольский был довольно известным в свое время человеком. Богатый помещик, крупный, но неудачливый игрок, знакомый Пушкина и Белинского, он считался слабым поэтом и драматургом. На него написана Пушкинская эпиграмма «Поэт – игрок, о Беверлей – Гораций …».

 Разбираться в судебных документах 170-летней давности - занятие трудное, и многие наши выводы носят предположительный характер. С уверенностью можно утверждать, что открытие нового способа обработки пеньки, льна и крапивы не принесло никакой пользы ни России, ни Игнатьеву, ни графу Толстому, ни Великопольскому. Состоятельные дворяне понесли большие убытки, бедный Игнатьев впал в нищету. К концу процесса его вдова находилась в больнице для бесприютных. Все трое были измучены многолетним судебным процессом, до конца которого Толстой и Игнатьев не дожили.

Мы совершенно не сомневаемся в невиновности Федора Ивановича Толстого-Американца и полностью согласны с мнением графа, что «побои, истязания, доведения Игнатьева до потери здоровья, домогательство вымучить какие-то секреты — все это есть грубая нелепая ложь, дерзкая клевета». Наша уверенность основана на юридической исключительности этого дела. От следствия скрылся не ответчик (Толстой), а истец (Игнатьев). Подавая  жалобу на графа, Игнатьев преследовал единственную цель — очернить имя графа, лишившего его содержания. Когда Игнатьев писал жалобу, он знал, что не сможет участвовать в судебном процессе, поскольку не мог явиться в суд, скрываясь от следствия по делу мещанки Пановой, не имея права проживать в Москве. Именно граф, а не Игнатьев, был заинтересован в производстве следствия. Подав жалобу и уклонившись от следствия,  он наносил графу тяжелейший удар. Вот слова самого Федора Ивановича (к Любенкову): «Честь имею Вас просить учинить должное разыскание <…> Игнатьева, <…> он скрывался три года, и я в продолжение сего времени, не видя ни начала, ни окончания следствия, коим бы давно могла обнаружиться его ложь, тяготел под бременем, что я нахожусь под следствием. <…> Прошу Вас принять меры, чтобы Игнатьев <…> не мог опять скрыться и чтобы я не мог опять нести бесконечное иго следствия по его лживому доносу (март 1845г.)».

В заключение, несколько штрихов к портрету Ф.И. Толстого Американца в старости. Почти до конца своей жизни Федор Иванович сохранял редкую энергию и физическую силу. 23 мая 1845 года, проезжая Подновинской улицей, 63-летний граф собственноручно поймал сбежавшего в очередной раз Игнатьева. Толстой писал: «Я кинулся за ним, остановил, <…> невзирая на жестокое сопротивление <…>, вырваться из рук моих он не мог».

Специалисты МИГИ помогут вам в поиске в архивах для восстановления вашей родовой.

Дата: 14.10.2012

Наши услуги, которые могут быть Вам интересны