Борис Пудалов: "История – точная наука, а не игра для политиков!"

(НИА "Нижний Новгород" - Марина Лайд)  В начале 2015 года руководитель комитета по делам архивов Нижегородской области Борис Пудалов, подводя итоги работы региональной архивной службы в прошлом году, рассказал о том, как продвигается процесс оцифровки документов – эту задачу в России архивистам необходимо решить до 2020 года. Кроме того, архивисты продолжают рассекречивать документы времен Великой Отечественной войны, представляющие ценность для ученых–историков и краеведов. В интервью НИА "Нижний Новгород" Борис Пудалов обозначил ряд актуальных проблем, стоящих перед архивной службой, в том числе и вопросы расширения Центрального архива области, так как существующее здание не предназначено для хранения такого количества документов. Но начать наш разговор мы решили с издательской деятельности комитета по делам архивов.

- Борис Моисеевич, месяц назад мы отметили 70-летие Великой Победы. Как известно, архивные службы готовятся к этому событию традиционно тщательно. Чем Вы в этом году порадовали жителей области – какими изданиями?

-  Пять лет назад мы издали сборник фронтовых писем земляков, под названием "Я пока жив…". На наш взгляд, этот сборник получился успешным, в том числе и благодаря вниманию  прессы – он активно освещался. А потом мы стали получать большое количество откликов со словами: "А ведь у нас дома тоже хранятся письма родственников с фронта…". Нам стали звонить люди и предлагать опубликовать все новые и новые письма. Сами письма, конечно же, как реликвии хранятся в личных архивах, но родственники фронтовиков готовы были предоставить заверенные копии тех писем – а мы имеем право принимать такие документы в качестве подлинников. Так мы стали составлять еще один сборник писем с фронта, который, как и первый, был назван строчкой одного из писем "Здравствуйте, дорогие мои!". Тираж (1000 экземпляров) был готов к 9 мая. Книга стала подарком для всех районов области – она направлена в библиотеки, подарена ветеранам, ее увидят в других регионах. Для того, чтобы издать этот сборник, мы обратились к руководству области, по инициативе которого был организован сбор пожертвований. И первые лица региона приняли в этом активное участие, они внесли свои личные деньги. Подчеркну, что этот сборник издан силами самих архивистов. Сейчас на очереди издание еще одного сборника документов – "Детство, опаленное войной". Ведь юбилейный год продолжается…

- Я знаю, что издательская деятельность регионального комитета по делам архивов всегда была достаточно активной. Что еще удалось выпустить архивистам за последний год?

- Осмелюсь напомнить, что прошлый год был для нашего региона юбилейным – 300 лет Нижегородской губернии. Мы сумели издать впервые сборник документов "От Петра губернии ведем начало…". Это документы, касающиеся процесса создания губернии, как формировались органы управления, что вообще она из себя тогда представляла в тот момент, с полным описанием Нижнего Новгорода – этих документов никогда ранее не публиковали. Личные указания Петра I, его подбор кадров и т.д. Это издание получило положительные рецензии в нашем главном ведомственном журнале – "Отечественные архивы", а также в "Вестнике" ННГУ имени Лобачевского. Этот сборник - наша особая гордость, поскольку мы сделали это своими силами, не привлекая ученых: в нашей архивной среде есть специалисты с хорошей научной подготовкой. В подавляющем же большинстве случаев архивисты выступают "чернорабочими истории" – готовят материал, а затем передают его на изучение историкам, специализирующимся на том или ином вопросе.

- Для того, чтобы наши читатели представляли себе, что такое нижегородские архивные фонды, давайте обозначим, что они из себя представляют на сегодняшний день, насколько они богаты и разнообразны.

- На сегодняшний день по количеству и качеству хранящихся у нас документов Нижегородская архивная служба уступает среди субъектов РФ, пожалуй, только Москве и Санкт-Петербургу - порядка 7 млн единиц хранения!  Это очень много.  И понятно, почему так много – регион в центре России. Обе мировых войны нас не затронули. Однако у такого богатства есть и обратная сторона – проблема с хранением документов и организация их использования. Сохранность документов – это самая затратная часть в архивном деле. Причем это и чисто физическая их сохранность – строительство зданий и их оборудование, а это дорого. И второе – это копирование подлинников документов. Это также требует больших средств. Но самое затратное – это, безусловно, строительство новых зданий. В советские времена действовала программа строительства зданий для крупных столичных и региональных архивов. Поэтому в постсоветскую эпоху почти все региональные архивы вошли с грузом этих проблем – с нехваткой помещений, зданий, но самое страшное – с хранением архивных фондов в неприспособленных для этого церковных зданиях. Для нашего региона это был 90-летний период мытарств: с 1924 года часть наших архивных учреждений разместила свои фонды в закрытых в то время храмах, в том числе и на территории Нижегородского кремля. Конкретно для Нижнего Новгорода проблему удалось решить в 1950-60-е годы, а вот Арзамас – бывший госархив Арзамасской области... Фонды Арзамасского и ряда южных уездов Нижегородской губернии вплоть до самых последних дней оставались на хранении в церковном здании – в здании Спасо-Преображенского собора 1643 года постройки, неотапливаемом, к слову. Плохо было всем: и документам, и людям. Благодаря помощи правительства Нижегородской области и лично губернатора Валерия Шанцева, а также поддержке Росархива удалось решить и эту проблему – в конце прошлого года для госархива (сейчас он называется Госархив Нижегородской области в городе Арзамасе, это областной архив, не арзамасский, просто вынесен за пределы Нижнего Новгорода) было приобретено здание 1970-х годов постройки – хорошее кирпичное здание. Понадобился ремонт для того, чтобы приспособить это здание для размещения архива. Ремонт был проведен – в бюджете области на эти цели были выделены деньги. Кроме того, были приобретены стеллажи, отвечающие всем нормам, в том числе нормам противопожарной безопасности. Также помогла администрация города Арзамаса – они выделили транспорт для перевозки документов, выделили рабочие руки. В итоге архив был в кратчайшие сроки перевезен, размещен на стеллажах. 27 апреля открылся читальный зал. А когда закончится косметический ремонт фасада, организуем торжественное открытие архива.

- Надо полагать, проблем еще остается достаточно…

- Да, нерешенных проблем еще немало. Наш центральный архив насчитывает около 2 млн единиц хранения, а здание, в котором он находится, рассчитано от силы на 1 млн единиц. В этом здании из-за его конструктивных особенностей невозможно разместить систему кондиционирования воздуха – здание просто не рассчитано на это, строители не могут дать гарантии. Кроме того, здание находится в опасном для архивов соседстве. Раньше это был автовокзал, сами понимаете, выхлопные газы для хранящихся у нас документов не могут быть полезными, теперь – активная транспортная развязка, дорога с большим количеством автомобилей ежедневно. Строительство нового здания или предоставление иного помещения – это проблема не регионального характера. Это, как сейчас говорят, строка в федеральном бюджете – средства на это должны быть выделены целенаправленно из Москвы. Так было и раньше - в советские времена, когда существовали целевые программы. Так должно быть, наверное, и сейчас.

Сейчас модно ругать советских руководителей, но во времена Советского Союза ценность архивов как межведомственного информационного ресурса хорошо понимали. Это понимал и Ленин, который распорядился создать Государственную архивную службу в 1918 году, и Сталин, который уделял архивам огромное внимание – именно при нем было разработано (под его кураторством) первое специализированное архивное здание – Центральный партийный архив в Москве, на Большой Дмитровке, с подземными хранилищами, выдерживающими попадание бомб. Это очень серьезные вещи. К сожалению, после 1991 года этим вопросам значительно меньше уделяли внимания – типовые проекты разработали еще в советские годы, но их надо улучшать, совершенствовать. Но хуже всего, что архивы перестают воспринимать как межведомственный информационный ресурс, призванный обслуживать интересы всех органов управления. Вот это проблема! Во всех развитых странах мира архивы – самостоятельная служба, а не придаток культпросвета-агитпропа ("два притопа-три прихлопа")…

Кстати, в вопросе со зданиями архивов есть еще один побочный эффект, который хорошо ощущают на себе пользователи архивных фондов, в том числе и пользователи Центрального архива Нижегородской области – зальчики не рассчитаны на тот поток исследователей, которые приходят сегодня. Архивное законодательство позволяет воспользоваться фондами всем желающим, если у них в порядке документы, удостоверяющие личность. А для этого необходимо большое количество посадочных мест. Но их просто нет! Читальный зал Центрального архива, к примеру, рассчитан на 20 посадочных мест, а туда порой одновременно приходит до 40 человек. Для того, чтобы его расширить, нужно снести перегородки. Еще при моем предшественнике Алексее Павловиче Арефьеве рассматривался проект оптимизации читального зала, вызывались проектировщики с целью осмотра здания, построенного по типовому проекту начала1950-х годов. Рассматривался вариант пристроя. Однако проектировщики вынесли отрицательный вердикт: "Фундамент не выдержит". Рассматривался и вариант расширения читального зала за счет сноса перегородок. Но в этом случае могут рухнуть перекрытия второго этажа. Был еще один интересный проект, который мы активно обсуждали в начале 2000-х годов.  В то время нам было предоставлено еще одно дополнительное здание в другом районе города – Сормовском, на ул. Свободы. Мы там разместили специализированные архивы – архив спецдокументации (конструкторская научно-техническая документация), всего около 1 млн единиц хранения. Размещать там часть фондов, которые сейчас находятся здесь, это тяжело, да и не дальновидно, поскольку есть одна загвоздка – то здание находится в федеральной собственности. А это значит, что здание теоретически могут потребовать назад в любой момент. Была еще идея открыть там читальный зал. Но и тут не без проблем – регулярная перевозка фондов из одного здания в другое: кто это будет делать и за чей счет (в том числе и за страховку при перевозке)? Перекладывать все это на плечи пользователей?

И вот тогда возникает решение, которое как будто лежит на поверхности: предоставлять пользователям в удаленном доступе через Интернет образы документов, то есть не подлинники, а их электронные копии. Любой желающий, сидя у себя дома, может войти в сеть и получить всю необходимую информацию. Тогда мы стали изучать этот вопрос: сколько стоит оцифровка, насколько это удобно.

Эйфория оцифровки началась еще в конце 1990-х годов – в то время казалось, что все так просто: сейчас мы все быстренько оцифруем и будем радоваться. Эйфория прошла довольно быстро. В 2007 году было большое обсуждение этого вопроса на уровне архивных органов – и федеральных, и региональных. В Чебоксарах был большой семинар, в ходе него выяснилось опытным путем, что, во-первых, это далеко не так дешево, как кажется, во-вторых, это не так быстро (если объемы большие) и, к сожалению, это недолговечно. Это три. Я в свое время обращался к аналогичному испанскому опыту, но у них это сделано не за бюджетные деньги, а за счет целевых грантов всевозможных родословных обществ. Мы неоднократно обращались к самым разным общественным организациям, подавали заявки на гранты. У нас родословных обществ существует довольно много, некоторые из них просто требуют от архивов, чтобы те оцифровали документы, на основании которых можно восполнить недостающую информацию в той или иной родословной. Но сами эти общества помогать архивам финансово не заинтересованы.

- В каком объеме работы по оцифровке архивов могут быть профинансированы на государственном уровне? А главное – когда этот процесс может быть завершен, ведь единиц хранения – несколько миллионов!

- Вот теперь мы переходим к самому интересному – цене вопроса. Ведь может показаться: из-за чего весь сыр-бор? Наши коллеги – Центральный архив Самарской области – начали масштабный процесс оцифровки хранящихся у них документов. Мы тщательно изучили их опыт – к сожалению, это оказалось таким тревожным звоночком для нас. По фондам нас в принципе можно назвать сопоставимыми, хотя у нас они несколько разнообразнее. Так вот, правительство Самарской области выделило на эти цели первый транш - свыше 300 млн рублей. Это было около трех-четырех лет назад. Сколько же они успели за это время оцифровать своих фондов? Казалось бы, деньги в архивном понятии колоссальные! Самара сумела оцифровать порядка 8% архивных фондов Центрального архива, подчеркиваю – только его! Их 8% в переводе на наши фонды – это 3-3,5% плюс наши масштабы: мы же ежегодно принимаем большое количество новых документов. Что же это такое будет?

- Почему же это настолько дорого?

- Я объясню. Во-первых, необходимо только лицензионное программное обеспечение (ПО), во-вторых, нужно профессиональное оборудование для сканирования (сканеры стоимостью более 2 млн рублей), компьютеры. Насчет программного обеспечения вот еще что могу добавить – оно немецкое, постоянно обновляется. А если завтра немцы введут против нас санкции, которые коснутся и этого ПО? Головная боль каждого руководителя – как я могу попросить из бюджета области 300 млн рублей на оцифровку архивов, когда деньги, прежде всего, необходимы огромному количеству социальных статей в бюджете? А потом не надо забывать и о научно-техническом прогрессе! Сегодня мы говорим об оцифровке, а где у нас гарантия, что уже в скором времени это не станет "вчерашним днем", как это было на нашей памяти с грампластинками, магнитофонными лентами, перфокартами, дискетами… На эти 300 млн для архивного учреждения можно купить стеллажи, специальные бескислотные коробки для хранения, можно установить кондиционеры, сделать ремонт читального зала – да много чего!

В итоге мы сейчас изучаем международный опыт, например, финский. Как известно, финны довольно прижимисты, деньги они считать умеют. Они решили так: кроме оцифровки еще существует метод микрокопирования – микрографии, микрофильмирование, проще говоря, фотографирование. Для того, чтобы это работало, компьютер не нужен, нужна лампа и увеличительное стекло, чтобы было удобнее читать документ. А вот после этого современные технологии дают возможность делать с этой микропленки что угодно – ксерокопию, цифровую копию. Но при этом цифровой фонд переведен на микрофильмы. Вот финны обратились к этому методу еще в 1952 году. И этот метод до сих пор не устарел – пленка она и есть пленка при условии правильного хранения. В итоге архивная мысль России (а у нас есть свой научно-исследовательский институт в Москве) рекомендует и сегодня страховой фонд создавать на микрокопиях. Только не подумайте, что это признак отсталости или ретроградства, это осторожность! Архивная черепаха никогда не угонится за Ахиллесом научно-технического прогресса – такой Ахиллес быстрее бегает. Дело прежде всего в том, что ни в одной стране мира архивная отрасль не финансируется по потребностям. Все равно приходится постоянно выбирать, расставлять приоритеты.

Так что еще раз подчеркну: работа со созданию микрофильмов (микрофильмирование страхового фонда) продолжается у нас ежедневно! А вот что касается оцифровки, то в первую очередь, мы оцифровываем то, что обусловлено потребностью государственных органов. Для правительства Нижегородской области более важны распоряжения исполкомов, а также обкома, горкома и т. д., то, что касается судьбоносных вопросов региона: строительство объектов, инфраструктура и т.д. Все, что касается личных интересов пользователей ("хобби"), основанных на получении архивных сведений, – электронные копии будут предоставляться, безусловно, уже только за плату. Вот судьбоносные документы… к примеру, будут оцифрованы документы Горьковского комитета обороны периода Великой Отечественной войны, а после выложены в сеть для свободного доступа. Росархив действует по той же схеме, по этим вопросам наши позиции совпадают. Более того, это опыт не только российский, но и общемировой. Если человека интересуют документы, касающиеся судеб конкретных людей, он может оформить подписку – как правило, она не стоит каких-то больших денег – и можно пользоваться необходимыми документами.

В среде архивистов неоднократно обсуждалось – правильно ли это: брать деньги с частных пользователей – граждан РФ, налогоплательщиков. И именно это слово становится ключевым – "налогоплательщик". Архив – это государственное учреждение, архивы ничего не производят, но все архивы и архивисты исправно платят налоги – и как юридические лица, и как физические. А вот являются ли такими же добросовестными налогоплательщиками все обращающиеся к нам граждане? К сожалению, нет. И многие из них используют архивные материалы сугубо в коммерческих целях: например, за плату выполняют чьи-то генеалогические запросы, выстраивают чью-то родословную…Просто это уже не наша компетенция – вопрос с отслеживанием таких вот недобросовестных граждан, уклоняющихся от уплаты налогов.

- И как же выглядит Нижегородская область на общем фоне в вопросе оцифровки архивов?

- Еще в бытность Президентом РФ Дмитрия Медведева была принята программа, по которой в период с 2010 по 2015 годы архивы должны были оцифровать 20%(!) своих фондов. Тот, кто составлял эту программу, явно не представлял объема этой работы. Так вот, регионом, которому удалось справиться с этой задачей, стал Эвенкийский округ. Приблизиться к этой цифре удалось Ханты-Мансийскому округу. Но ведь там и документов гораздо меньше! Естественно, среди отстающих – все серьезные крупные регионы России: Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Ярославль…Где-то чуть-чуть меньше, где-то чуть-чуть больше, но примерно показатель одинаковый – около 2-3%. Мы приближаемся к 2%, у Костромы, пережившей пожар 1983 г. и гибель многих фондов – около 3%. А теперь можно приподнять завесу над тайной – откуда взялись эти загадочные 20%? Выяснилось, что когда составлялась эта программа, сделали запрос в Росархив и получили ответ: в 2010-2015 годах необходимо оцифровать 20% особо ценных документов, хранящихся в архивах. При перепечатке, судя по всему, словосочетание "особо ценных" почему-то заменили на "всех". Позже Росархиву удалось объяснить эту метаморфозу даже высокому руководству, но…

- Возвращаясь к теме Победы, не могу не задать Вам актуальный, хоть и риторический вопрос - когда же прекратятся попытки переписать историю ХХ века и, в частности, Второй мировой войны?

- Это "больная" тема не только для архивистов, но и для всего нашего общества. Печально, что попытки переписать историю делают не только иностранцы, большой "вклад" в этот процесс внесли и наши соотечественники. В этих вопросах горстка архивистов не может противостоять той лавине книг с псевдофактами, которые люди, к нашему великому сожалению, активно покупают и читают, забивая себе голову откровенной ерундой, не подкрепленной никакими источниками! И это должно пониматься и на самом высоком уровне в государстве. Нельзя же одной рукой делать жесты в сторону Козьмы Минина, прославлять подвиг человека, возглавившего ополчение против интервентов, а другой – устраивать торжественное перезахоронение останков изменника Родины Деникина, наводившего интервентов на родную землю! Правая рука должна знать, что делает левая. В одной и той же стране не может быть героем одновременно Пожарский – патриот России - и ставленник интервентов, предатель России Колчак ("мундир английский, табак японский")! Никакие, даже самые черные обиды человеческие на свое Отечество не могут быть оправданием службы интервентам, чужеземным захватчикам. В этот момент человек перестает быть человеком, теряет себя как личность.

- Может быть, все дело в имеющих прямое отношение к войне документах, с которых до сих пор не снят гриф "секретно"? Не из-за этого ли продолжают подтасовываться факты?

- Все документы, на основе которых пишется история войны, уже давно рассекречены. Рассекречивание сегодняшних документов – это штрихи к отдельным направлениям деятельности военно-промышленного комплекса и ничего больше! К примеру, в области химической промышленности. Эти документы оставались долгое время засекреченными только по одной причине – химические формулы. В этих документах ровным счетом нет ничего, что могло бы привести к пересмотру каких-то исторических фактов, имеющих отношение к войне. Приведу конкретный пример. Мы должны рассекретить какой-то сплав, из которого делали корпуса подводных лодок – в документах было подробное описание этого сплава. Мы не имеем право засекречивать и не имеем права самостоятельно рассекречивать что-либо, мы обязаны запросить экспертов, те запрашивают завод: этот сплав рассекречен, он идет в коммерческое использование? Если да, мы рассекречиваем документы, имеющие отношение к подлодкам, без вопросов. Так что там дело совсем не в боевых действиях подлодок.

Перечень того, что подлежит рассекречиванию, разрабатывается в Москве, комиссия, которая проводит этот перечень в жизнь, создается региональная. Мы имеем право вносить предложения в эту комиссию – не более. Еще с 1920-х годов было засекречено все, что касалось деятельности оборонных предприятий, все, что касалось железнодорожных сообщений, аэродромов, даже если это были временные полевые аэродромы. Деятельность социальных служб и культурно-просветительская работа тех же театров, музеев во время войны была рассекречена сразу после ее окончания. Были засекречены адреса конкретных фронтовых частей, в которые агитбригады тогда выезжали. Новейшие разработки, касающиеся радиотехнических войск, рассекретили совсем недавно – не из-за секретности самих приборов, а из опасения того, что, к примеру, в 1960-е годы направление технической мысли могло навести наших противников на аналогичные разработки.

В итоге сегодня мы уже рассекречиваем какие-то остаточные документы – они уже ни коим образом не позволяют пересмотреть историю войны или открыть там что-то сногсшибательное. Но для ученых, в первую очередь для историков военной техники, это будет кусочком мозаики, который встанет на свое место.

А вот вопрос, когда же, наконец, прекратится переписывание нашей истории… Я его тоже часто себе задаю и отвечаю на него так: этот процесс прекратится, когда повысится уровень исторической культуры в обществе, когда проблемными вопросами истории России в частности и истории мировой в целом будут заниматься умные и хорошо образованные профессионалы. Ведь история – наука очень точная, это не футбол, в котором каждый волен мнить себя великим знатоком (и при этом орать "судью на мыло!"). Политики и публицисты ею заниматься не должны, ибо история – не поле для политических игр.