просмотров: 53
| Не Бонд, но все же… 02 октября 2007 г. Эдуард Зуб |
Биография героя нашей статьи имеет мало общего с устоявшимися стереотипами. Достаточно сказать, что был он одновременно археологом и философом, литературоведом и этнографом, писателем и знатоком фольклора. А еще — украинским националистом и советским разведчиком. И если вы, уважаемый читатель, прочтя эти строки, представите себе некий усредненный образ — Штирлица и Индиану Джонса в одном лице, то так и знайте — истина где-то рядом. И в смысле географическом — тоже. Потому как едва ли не самый темный период своей жизни наш герой провел в Харькове. Причем во времена не столько далекие, сколько смутные, когда нынешняя площадь Розы Люксембург носила звучное имя Лейбштандартенпляц.
Партизан из вермахта
В симпатичном здании, где ныне размещается бюро технической инвентаризации, квартировало тогда немецкое пропагандистское учреждение. Трудился там не покладая рук на благо великого рейха офицер вермахта со странно звучащей для арийского уха фамилией Петров. От прочих сотрудников солидной организации он отличался и тем, что «без отрыва от основной работы» числился еще в одном славном подразделении — партизанском отряде имени Лаврентия Берии. Но вот об этом знали немногие.
История превращения маститого ученого в заправского разведчика и по сей день остается едва ли не сплошным белым пятном. Но даже имеющихся в нашем распоряжении куцых сведений вполне достаточно, чтобы утверждать: своей деятельностью Виктор Платонович Петров опроверг едва ли не все расхожие штампы «шпионских» фильмов.
Сорокавосьмилетний доктор филологии менее всего походил на Джеймса Бонда, когда в конце 1942 года отправился во вражеский тыл. Не было ночного прыжка с парашютом, отсутствовал в нашей истории и любимый советскими пропагандистами образ дедушки-проводника из числа непокоренных патриотов. Свой маршрут через линию фронта Петров прокладывал сам. Признанному специалисту по работе с древними текстами достаточно было лишь проанализировать сообщения военной прессы, чтобы точно вычислить «коридор», свободный от немцев. Такой переход, естественно, в огневой поддержке не нуждался. Зато последовала поддержка пропагандистская, причем из «орудий главного калибра». Ритуальными проклятиями в адрес ушедшего разразился орган ЦК ВКП(б) газета «Правда». Еще бы! Ведь на сторону врага «переметнулась» личность поистине уникальная — директор Института фольклора АН УССР, автор множества научных работ, ученый-универсал, чьи интересы простирались от изучения скифских древностей до анализа блатных песен. Пикантность ситуации усугублялась еще и тем, что «предатель» приходился двоюродным братом «звезде» советской дипломатии Александре Коллонтай.
Загадка загадок
О том, с каким именно заданием шел через линию фронта Виктор Петров, исследователи спорят и поныне. Достоверно известно одно: мосты и заводы наш разведчик не взрывал. И даже не стрелял из-за угла в немецких офицеров. Он занимался тем, чем и положено заниматься филологу — издавал литературно-художественный журнал «Український засів». Виктор Платонович, наверное, удивился бы, если б узнал, что много лет спустя этот факт ляжет в основу самой нелепой из множества версий его заброски во вражеский тыл. Оказывается, «компетентные товарищи» организовали переход ученого через линию фронта, дабы… не допустить упадка культуры на оккупированной территории. Странно только, почему заботливые чекисты не думали о культуре несколькими годами ранее, когда рубили под корень едва родившуюся украинскую интеллигенцию? Упомянутая версия не выдерживает критики и еще по одной причине. Вся пресса, издававшаяся в оккупации, в том числе и журнал Виктора Петрова, после прихода советских войск была либо уничтожена, либо спрятана
в спецхран. Похоже, что научная и культурная деятельность разведчика в период войны была лишь частью другого, куда более дерзкого и почти фантастического замысла. Германские разведорганы (а заодно с ними и советские чекисты) готовили Виктора Платоновича к роли… государственного деятеля в будущем марионеточном правительстве Украины. Имидж рафинированного интеллектуала, среди разрухи и голода заботящегося о культуре, отнюдь не помешал бы потенциальному «премьеру» или «президенту». Что интересно: уроженец города Екатеринослава (Днепропетровск), большую часть своей жизни проработавший при советской власти, Виктор Петров в глазах немцев был куда большим европейцем, чем выросшие и воспитанные в Европе западноукраинские деятели ОУН.
Однако затея с липовым правительством отчего-то не состоялась. Возможно, немцы просто пощадили несчастную страну, уже имевшую один марионеточный «уряд» — в далекой Уфе. А скорее всего, «розбудову держави» сорвало наступление советских войск. Несостоявшийся деятель неудавшегося государства вместе с оккупантами ушел на Запад.
Похоронили!
В победном мае 1945 года важные изменения произошли и в советской «карьере» Виктора Петрова. Партизанский отряд имени Лаврентия Берии был расформирован, а его самый загадочный боец стал числиться сотрудником Министерства внешней торговли. Однако на деятельности Виктора Платоновича такая перемена ничуть не отразилась. Пребывая в Западной Германии, он занимался тем же, чем занимался до и во время войны — научной и преподавательской деятельностью. И без того отнюдь не узкий круг его интересов пополнился еще и такой любопытной дисциплиной как патристика — учение отцов Церкви. В политической борьбе (вернее — в грызне и дрязгах) между различными эмигрантскими группировками Виктор Петров участия не принимал. Ему вполне хватало работы в Украинском свободном университете, Православной богословской академии, научном обществе имени Шевченко.
В городе Мюнхене Виктора Петрова последний раз видели вечером 18 апреля 1949 года. Он собирался на вокзал, чтобы съездить к кому-то из своих знакомых в Миттенвальд. Но там ученого так и не дождались. Его искали долго и упорно, но безрезультатно. Выдающийся гуманитарий как в воду канул. Среди «перемещенных лиц» возобладало мнение, что Виктора Петрова насильно переправили на «историческую родину» советские агенты. Подобных случаев в конце сороковых годов было хоть пруд пруди. И пошли в эмигрантской прессе ностальгические воспоминания о пропавшем из серии «знаете, каким он парнем был!»
Масла в огонь плеснула нью-йоркская газета «Новое русское слово». Один из ее авторов, переметнувшийся в свое время от украинских националистов к российским «единонеделимцам», опубликовал целый криминальный роман с точным указанием места, времени и обстоятельств гибели Виктора Петрова. Выходило так, что ученого отправили на тот свет бандеровцы (для харьковчан уточняю: речь идет о конкретной политической группировке, а не о любых украиноговорящих людях). Теперь на страницах эмигрантских изданий стали появляться некрологи и даже стихи, проклинавшие «братоубийц».
Дым Отечества
А тем временем по другую сторону «железного занавеса», в краснозвездной Москве, происходили не менее интересные события. Поминаемый добрым словом «покойник» пытался вернуть себе свой довоенный научный статус. Но тщетно. Возвратившегося домой «бойца невидимого фронта» Родина приняла не слишком ласково. В высоких инстанциях разведчику доходчиво объяснили, что, мол, сгорели ваши документы о защите диссертации в жарком июле 1941 года. Так что начинайте все сначала — с должности младшего научного сотрудника.
Столь же «радушно» встретили экс-доктора и некоторые его товарищи по работе. Когда в 1950 году Виктор Петров заявился в Московский институт археологии с целью официально закрыть свою «внешторговскую» командировку, то ученый секретарь института — интеллигентная женщина, знавшая его еще до войны, с перепугу залезла под письменный стол. Ей показалось, что «мерзкий предатель» и «буржуазный националист» держит в руке пистолет, а не командировочное удостоверение. Ведь возвращение ученого, в отличие от его ухода, газета «Правда» не прокомментировала никак.
После шести лет своеобразного «карантина» в Москве Виктора Петрова отпустили в Украину. И очень скоро московская научная среда показалась ему оазисом свободы по сравнению с академическим Киевом. Ученому пришлось столкнуться с неприкрытым хамством и завистью со стороны куда менее опытных коллег. Но бывали и счастливые исключения. Сотрудницы научного архива Института археологии АН УССР, принадлежавшие к «старорежимной» интеллигенции, во всех документах перед фамилией Петрова упрямо продолжали писать слово «профессор». С почтением относилась к опальному «мэтру» и аспирантская молодежь. И не только из-за его широчайшей эрудиции. Не последнюю роль играл загадочный имидж Виктора Платоновича: на полках институтской библиотеки стоят десятки его трудов, а их автор работает на рядовой должности, видно, что-то интересное за всем этим кроется…
Прибегает как-то к Петрову зареванная аспирантка: горе, мол, у меня — статью мою не печатают. А Виктор Платонович ее успокаивает: не стоит рыдать, мне вот много лет убийством угрожают, и ничего — слез не лью. И невдомек было молодым, что у «мэтра» такие же проблемы — никто не хотел публиковать монографии «неостепененного» автора. Зато некоторые его работы продолжали издаваться за рубежом. Только вряд ли это радовало Виктора Петрова. И не потому, что гонорары из-за «железного занавеса» не доходили до Советского Союза. Популярность ученого «там» и неоднозначное к нему отношение «здесь» были тесно взаимосвязаны. Написал он некогда интересную книгу — «Українські культурні діячі УРСР — жертви більшовицького терору». И все бы ничего, но подвела Виктора Платоновича его научная добросовестность. Получился не просто список убиенных, а серьезный анализ большевизма как системы. Результаты этого анализа вряд ли могли понравиться советским «компетентным органам».
И лишь в 1965 году «политический» статус Виктора Петрова был подтвержден официально и открыто: ему вручили орден Отечественной войны I степени. А вот с научной степенью дела обстояли сложнее. Экс-доктору пришлось защищаться по новой и, естественно, сдавать кандидатский минимум. Экзаменационная комиссия влепила бывшему офицеру вермахта «четверку» по… немецкому языку! В академической среде этот случай стал анекдотом года: «У киевских профессоров серьезные претензии к берлинскому произно- шению!»
…8 июня 1969 года к доктору филологических наук Виктору Петрову должен был прийти корреспондент журнала «Огонек». Интервью ученого о работе на советскую разведку обещало стать сенсацией. Но смерть успела раньше. И вездесущий КГБ не имел к ней никакого отношения — шесть инфарктов, перенесенных на ходу, сказались бы на ком угодно. Дорогую цену пришлось заплатить Виктору Платоновичу за двойную жизнь… Однако душу ученого тревожат и по сей день. Нашлись люди, объявившие Виктора Петрова уже предателем Украины, и споры о его идеологической ориентации, похоже, утихнут не скоро. Слишком много нестыковок и темных пятен в биографии этого человека. Но, как представляется, лучше всего жизнь нашего героя можно прокомментировать словами Григория Сковороды, к философии которого Виктор Платонович относился с особым почтением: «Мир ловил меня, но так и не поймал…».
|