Борис Акунин: Про красивые и некрасивые фамилии

В детстве я часто удивлялся, почему у меня такая странная фамилия, которую никто толком не может выговорить. Я бы предпочел, чтобы у меня была фамилия, допустим, «Лермонтов». Во-первых, я очень любил автора «Посинимволнамокеана» в его гусарском мундирчике, а во-вторых, красиво: Лер-мон-тов. Не то что «чх», «шв», язык сломаешь.

Жили мы в Оболенском переулке. И на моей медицинской карте было крупно написано «ГРИША», мелко «Чхартишвили», и снова крупно «ОБОЛЕНСКИЙ переулок». Не знаю, почему так написали. Однажды медсестра выкликнула: «Следующий! Гриша Оболенский!». Я сначала не понял, что это меня. А когда понял, мне это ужасно понравилось. Потом медсестра ко мне привыкла (я был болезненный ребенок, не вылезал из поликлиники) и, уже не глядя в карту, называла «Оболенским». Я не возражал. Мне льстило, что я вроде как князь.

Это уже потом, в более умном возрасте, я понял, что всякая фамилия – код, неслучайный. Кто правильно его расшифрует, тому награда. Чем сложнее код, чем крупнее потенциальный выигрыш. Например, испытываю особое уважение к людям с неблагозвучными фамилиями, которые многого добились – особенно в импозантных профессиях, где так важно красиво называться.

Для меня и сейчас не мелочь, кого как зовут. Только принцип теперь другой. Важна не красивость или некрасивость фамилии, а то, соответствует ли ей человек или диссонирует. Если, например, грозный начальник ФМС – Ромодановский, это пускай. А если у отъявленного злодея, гендиректора РТР, фамилия Добродеев, это уже издевательство. "Единоросс Чадаев" - какой-то оксюморон или, попросту сказать, когнитивный диссонанс.

В детские и юношеские годы фамилии людей для меня значили не меньше, чем, скажем, внешность.

У нас в школе была очень красивая девочка, по ней все сохли. А я не мог понять, как можно влюбиться в кого-то с фамилией «Морковкина». Мне-то нравилась девочка по фамилии «Рождественская», хотя она была не сказать чтобы очень. Я не знал, что это поповская фамилия, думал – аристократическая. Опять же поэт Рождественский, я его тогда любил: «Снятся усталым спортсменам рекорды. Снятся суровым поэтам слова. Снятся влюбленным в огромном городе необитаемые острова». Думал, вырасту, женюсь на Таньке, возьму ее фамилию и тоже буду Рождественский.

Или, уже студентом, собирался я ехать в спортлагерь с одним приятелем. Оформляя путевки, мы увидели списки тех, кто будет в нашем отряде: парни отдельно, девушки отдельно. Мой приятель, изрядный балбес, говорит: «Давай разыграем по фамилиям, кто какую герлу будет кадрить (тогда юноши так разговаривали). Только даже если окажется крокодилом, вперед и с песней». «Классно, - легкомысленно согласился я. – Давай». И вытянул девушку по фамилии Усыскина. Может, она была и красавицей, но это мне осталось неизвестно. Ехать в спортлагерь я передумал.

Примерно в те же годы я узнал, что старинные японцы меняли имя, когда решали коренным образом переориентировать свою судьбу. Японцы про жизнь всё понимали. Знали: как вы яхту назовете, так она и поплывет.

У меня этих яхт за писательские годы целая флотилия набралась. Некоторые уже даже потонули. Каждый псевдоним был особым кодом, отдельной жизнью.

А какие отношения с собственной фамилией у вас? Есть ли у нас в БС самоотверженные жены, которые, выйдя замуж, поменяли красивую фамилию на некрасивую?

Кто прожил жизнь в рифму с фамилией?

Кто, наоборот, опроверг ее своим жизненным выбором?

Все новости