От улыбки станет всем страшней

Алла Боголепова о своем эксперименте европеизации Москвы

Пару недель назад я стояла перед пограничником в Шереметьево и ждала, когда он пустит меня обратно на родину. Пограничник был угрюм, как московский декабрь. Он все делал злобно: смотрел, листал мой паспорт, стучал по клавиатуре компьютера. Печать шарахнул с таким остервенением, что подпрыгнули чемоданы на багажной ленте.

— Вот почему так, — возмущалась я, продираясь сквозь толпу таких же мрачно сосредоточенных таксистов. — Ну ладно мы — мы привычные. Но ведь эти пограничники — первые, кого видят иностранцы, когда приезжают в Россию. Лицо страны, можно сказать. Злобная, угрюмая, мрачная морда. Ужас.

— Но ведь именно с таким лицом ты протянула ему паспорт, — заметил муж. — Попробуй в следующий раз улыбнуться.

А почему бы и нет, подумала я. Ведь именно этого больше всего не хватает в России — улыбающихся лиц. Оказавшись в Европе или Америке, мы первым делом обращаем внимание не на достопримечательности и даже не на магазины, а на то, как приветливы люди. Каждый второй рассказ о путешествии начинается словами: «В Европе все такие доброжелательные, здороваются с незнакомыми людьми и улыбаются — не то что у нас». Кто-то же должен начать, почему не я?

Недельный эксперимент «Поделись улыбкою своей» начался в московском метро.

Я радостно осклабилась молодому кавказцу, пропустившему меня на эскалаторе.

Парень тут же подхватил сумку, понесся за мной, и следующие пять минут я, пытаясь переорать прибывающие поезда, объясняла ему, что знакомиться не хочу, а улыбалась просто из вежливости. «А не надо вот этой вот вежливости», — обиделся парень.

Следующей, кому я улыбнулась, стала пенсионерка в автобусе. Я заняла соседнее сиденье, поздоровалась, а когда собралась выходить, заметила, что пенсионерка деловито проверяет карманы и сумку.
Меры безопасности Деда Мороза

Дальше все пошло еще хуже: молодая семья, которой я улыбнулась в лифте, в ответ на безобидное «Добрый день» вытаращилась так, словно я предложила им продать мне ребенка. Мужчина средних лет, занявший за мной очередь в магазине, несмело улыбнулся в ответ, за что тут же получил тычок под ребра от своей второй половины. Мне досталось ведро ненависти и тихое, но вполне разборчивое «Лыбятся тут, чебурашки».

Даже и не знаю почему, но чебурашка меня добила. Стало обидно до ужаса: ходишь по городу, улыбаешься как дура, аж щеки болят, пытаешься привить обществу европейскую доброжелательность — а тебя чебурашкой.

«А ты вспомни, сколько прошло времени, прежде чем наши португальские друзья перестали при виде твоего лица спрашивать: «Что случилось?» — сказал вечером муж. — Они же года полтора пугались, думали, у тебя какие-то жуткие проблемы».

Это правда. Поздороваться с продавцом в магазине, улыбнуться водителю трамвая, обняться с человеком, которого видела дважды в жизни, — все то, что для португальца, испанца, француза в порядке вещей, мне далось ценой каких-то мучительных усилий. Я шарахалась от объятий шапочных знакомых. Краснела, когда в рыбной лавке мне говорили: «Привет, как дела?» Ходила по улицам, глядя в землю, чтобы, не дай бог, не встретиться глазами с незнакомым человеком и не услышать приветствие, на которое придется отвечать.

Если забить в строку поисковика «Почему русские не…», первой же строчкой выпадет самый популярный запрос: «Почему русские не улыбаются».

Версий нашей неулыбчивости множество — от сурового климата до того, что мы нация злобных орков, которые оскаливают зубы только для того, чтобы кого-нибудь сожрать.

Так почему же? Возможно, тотальное недоверие друг к другу? Мы слишком хорошо знаем, что никогда и ничего нельзя получить просто так. За все надо платить, даже если это просто улыбка. В моем детском саду каждая по-настоящему веселая игра заканчивалась мрачным пророчеством воспитательницы: «Что-то вы слишком развеселились. Не к добру это». Так вот улыбка от незнакомого человека — это не к добру: лыбится — значит, что-то нужно. Познакомиться, подкатить к чужому мужчине, что-нибудь стырить, наконец.
 
Или мы просто стесняемся? Ведь даже такая безобидная коммуникация, как встреча взглядов, приводит русских людей в ужас: там, где ментально безмятежный европеец продолжит невербальный контакт улыбкой, мы отведем глаза и сделаем вид, что находимся в пустыне.

Социологические опросы утверждают, что за последние пять лет россияне стали на треть более агрессивными и конфликтными. То есть из всех возможных взаимных коммуникаций мы предпочитаем ссору, особенно если речь идет о незнакомых людях. Какие уж тут улыбки.

И тем не менее заканчивать эксперимент в первый же день показалось мне неправильным. Наутро, выйдя из дома, я выдавила улыбку для мужика, счищающего снег с автомобиля.
«Зубы болят? — посочувствовал он. — Жена в прошлом месяце удаляла, говорит, почти не больно».

И ободряюще мне улыбнулся.

Все новости