Юрий Лобанов: «Работа над гербом и флагом Удмуртии определила мою судьбу»

Автор обоих государственных символов Удмуртии художник Юрий Лобанов накануне Дня республики получил высокую награду – звание заслуженного работника культуры Российской Федерации.
Ровно 20 лет назад, 4 ноября 1993 года, Верховным советом УР был учрежден Государственный флаг Удмуртской Республики. Через полгода после этого у республики появился и собственный герб, по праву считающийся одним из самых красивых и поэтичных во всей геральдике Российской Федерации. Автор обоих государственных символов Удмуртии художник Юрий Лобанов накануне Дня республики получил высокую награду – звание заслуженного работника культуры Российской Федерации.

Двадцать лет спустя Юрий Лобанов, главный художник издательства «Удмуртия», график, живописец и мастер перформанса, известный во всем финно-угорском мире, вспоминает, как создавались главные символы республики.

Эскизы гербов и флагов я создавал здесь, в стенах издательства «Удмуртия». В 1993 году я только начал работать здесь, но сотрудники издательства до сих пор вспоминают, как я донимал их вопросами, какой из эскизов им нравится больше. Они до сих пор смеются: «Нам все нравились. До единого!».

Как для вас началась история создания и разработки герба и флага Удмуртской Республики?

Сначала был конкурс Общества удмуртской культуры. Мой проект флага там был признан лучшим. А герб там не приняли ни один, только попробовав создать герб своими силами, мы поняли, насколько это сложно. Символику выбирали хаотично, не понимая толком, как связать официальные каноны геральдики и образную систему удмуртского народа. Я, например, взял за основу герба изображение утки. Эта птица в финно-угорской традиции – священная, знаковая. Все финно-угорские мифы именно утке приписывают важную роль в творении земли: утка, нырнув в мировой океан, подняла в клюве со дна на поверхность кусочек глины и почвы, он разросся и стал сушей. Но оказалось, что на равных правах утку могут взять для своей государственной символики коми, марийцы, да и все финно-угорские народы, живущие в России, – у всех есть этот миф. Хотя вряд ли возьмут: выяснилось, что у современных людей утка ассоциируется не с мифологией, а с кулинарией.

А спустя непродолжительное время был объявлен конкурс Правительства Удмуртской Республики на создание флага и герба. В начале 1990-х, надо сказать, художники жили весьма неплохо. Было очень много коммерческих заказов, появилось множество бизнес-организаций, которым нужно было разрабатывать логотипы, рекламные образы, нужно было оформлять офисы. А поскольку такого, как сейчас, количества дизайнеров интерьеров и рекламных агентств не было, все эти заказы доставались нам, художникам. А в правительственных конкурсах, как правило, вознаграждение было очень скромным, и поэтому никакого ажиотажа вокруг них не возникало. Выгоднее было с очередным коммерсантом поработать, чем втягиваться в официальный государственный проект.

Но вы все-таки заинтересовались конкурсом...

У нас тогда было содружество удмуртских художников – я, Касим Галиханов, Селиверстов (ныне уже покойный), Василий Морозов. И мы решили предложить свои варианты. Сделали первые эскизы и с удивлением обнаружили, что все обыграли белый, черный и красный цвета! Видимо, это было подсознательное использование архетипичных для удмуртов цветовых символов. Еще более «национальными» наши эскизы стали после того, как мы пообщались с профессором Владимиром Владыкиным. Он, обладая огромным запасом знаний об удмуртской мифопоэтике и символике, объяснил, почему для национального сознания так важна эта цветовая триада. Он стал нашим наставником и вдохновителем. Пообщавшись с ним, мы загорелись идеей создать флаг, основываясь на архаике, на истоках удмуртского народа, но так, чтобы символы считывались и сегодня. Если бы я тогда владел терминологией, то сказал бы, что мы создаем этнофутуристический флаг.

Каждый из нас разработал свои эскизы, мы были увлечены, обменивались идеями, показывали друг другу свои работы. Творили увлеченно. Но после того, как я отправил свою заявку по почте, в обычном конверте, на какое-то время я об этой работе просто забыл. Погрузился в повседневную активную работу. Может быть, тогда мы не придавали какого-то особого значения этому конкурсу, потому что в стране вообще не была развита культура геральдики. Существовавшие до этого гербы союзных республик были, по сути, антихудожественны – с примитивной, прямолинейно-пафосной символикой, отрисованной без изящества. Все эти однообразные пучки пшеницы, обмотанные кумачовыми лентами, просто не могли нравиться людям с художественным вкусом. СССР вообще отличался неуважением к геральдике, непониманием ее. И сами мы приняли участие в конкурсе скорее для того, чтобы был стимул подумать, с чем ассоциируется дух этой земли у нас самих. - А потом оказалось, что ваши ассоциации близки и другим людям. - Да. Спустя какое-то время после того, как мы отправили эскизы на конкурс, мне позвонили и сказали, что моя работа вышла в финал вместе с эскизом Ковальчукова и Шумилова (а всего на конкурс было представлено около 50 заявок). И вот после этого началась самая интенсивная работа! Надо сказать, мои первоначальные эскизы отличались от того, что было принято в итоге. Сперва на герб я поместил человека-птицу, выполненного в графике, близкой к пермскому звериному стилю. Согласно этой традиции крылья были направлены вниз. Фигура выглядела монументально, но немного агрессивно. И что-то в этой идее нас смущало. Мы начали обсуждения с депутатами, работающими в комиссии по принятию флага и герба, и специалистами по удмуртской культуре. В заседаниях принимали участие профессора Кузьма Куликов и Владимир Владыкин, специалисты по этнографии и декоративно-прикладному искусству. Специально на каждое обсуждение приезжал Александр Ворончихин – знаток геральдики, посвятивший этому делу всю свою жизнь, работавший в Петербурге.

Мы очень подробно говорили о характере удмуртов (а депутаты и сами практически все были удмуртами), об истории нашей земли, о том, какую эмоциональную реакцию должен вызывать герб, о канонах «высокой» геральдики, и после каждого обсуждения я что-то менял в эскизе, интуитивно двигался к все более плавным линиям и позитивной энергии рисунка.

Компьютеров тогда не было, каждый эскиз приходилось отрисовывать вручную, соблюдая безупречную точность. Мне помог опыт работы на телевидении, где я делал заставки к передачам. Там тоже требовалось создавать графику с безукоризненно-чистыми линиями без единой помарки. Но в конце этой долгой кропотливой работы мой человек-птица (а точнее, человек-лебедь) преобразился, поднял крылья в плавном и сильном жесте, будто приветствуя и желая обнять, а может быть - взлететь. Готовность к полету – это ведь очень сильное состояние, говорящее о воле, силе, внутренней свободе, о прекрасных перспективах. В том, что у человека-лебедя нет глаз и вообще черт лица, заложен важный этнографический смысл: у удмуртских кукол тоже никогда не было лиц. Шестиконечная звезда «толезе» - мощный солярный знак, символ плодородия.

После нескольких голосований мой эскиз флага победил с перевесом в несколько голосов. Депутатам показалась убедительной триада белого, красного и черного цветов. Белый означает мир неба, космос, масштаб того мира, в котором мы живем, чистоту нравственных устоев, завещанную нам богами. Красный традиционно символизирует мир людей. И черный – плодородную землю. Какие только варианты расположения цветных полос на полотнище я ни делал: и по горизонтали, и по диагонали. Но комиссия выбрала вертикальные полосы и красный солярный знак на белой центральной полосе. Тут же, едва было озвучено решение, из зала на трибуну подняли трехцветный удмуртский флаг, который заранее вручную сшила моя жена, надеясь на победу. Самым сложным, кстати, в 1993 году было купить материю – это жуткий дефицит был! И сразу из зала заседаний флаг отправился на празднование Дня Республики, хотя еще даже не было официальных документов о его утверждении. Не знаю, где сейчас это историческое полотнище…

Критики ваших работ наверняка тоже хватало.

Как только не называли мой герб! «Это у вас бройлерная курица?» - слышал я издевки в свой адрес. Насмешки были убийственными. Мне говорили, что я создал погребальный, траурный флаг, потому что в некоторых культурах белый и черный – цвета смерти. Некоторые депутаты тогда даже перестали меня поддерживать, потому что побоялись, что эта версия о трауре и дурных предзнаменованиях получит резонанс и с флагом будут связаны негативные ассоциации. Только Владимиру Владыкину тогда удалось вывести депутатов из состояния паники и страха, убедив их, что гораздо более сильная ассоциация с черным и белым для светских людей – это свадьба, пара жениха и невесты.

Кстати, я именно на этих заседаниях развил свои ораторские способности. До того времени я очень робел выступать на публике, заикался. Но здесь вынужден был обращаться к большому числу людей и научился преодолевать свой зажим. После этого я начал делать публичные перформансы, где уже не боялся не только говорить, но и показывать какие-то вокальные упражнения, связанные с шаманскими практиками, – распевы, ритмические песни-заговоры.

Наверное, после того как вы стали автором официальной символики республики, вы получили признание и материальные награды?

Как победителю конкурса мне была выдана маленькая премия. Но потом стало известно, что в соседних республиках (Татарстане, Башкортостане, Чувашии, Марий Эл) авторы государственной символики получают от правительства квартиры, машины, ценные подарки. И композитор, автор гимна Удмуртии, Александр Корепанов на одном из заседаний президиума Госсовета намекнул: неужели наши символы республики не так хороши, как у соседей? И мы получили звания лауреатов государственной премии и квартиры. Для меня двухкомнатная квартира стала ценнейшей наградой! Мне больше ничего и не надо было, потому что тогда мы с женой жили в стареньком деревянном доме у речки Подборенки, ходили полоскать белье на реку, обходились без всяких удобств.

На самом деле, главная моя награда за эту работу – не материальная. В моей жизни работа над флагом и гербом стала важнейшим этапом. Именно она стала толчком к изучению мифологии Удмуртии, архаики, к сохранению древних символов посредством современного искусства и к истории собственного рода (я изучил свое генеалогическое древо до 1710 года!). Именно благодаря этому интересу я вошел в этнофутуристическое движение художников, провел в последующие годы в Удмуртии 11 международных этнофутуристических фестивалей и 6 симпозиумов (в планах еще как минимум 4). А опыт геральдики помог мне создать собственный герб, который станет гербом моего рода, и им смогут пользоваться мои сыновья.

Все новости