. Гражданство за поилку Дворцу в Ливадии передан ковер ручной работы с изображениями императора Николая II, императрицы Александры Федоровны и наследника Алексея, - дар персидского шаха царской семье к 300-летнему юбилею Дома Романовых. Персидский ковер, украшавший прежде крымскую резиденцию русского царя, Эдуарду Александровичу посчастливилось купить на аукционе в Германии. Воронцовскому дворцу в Алупке – редчайший "Портрет князя Григория Потемкина" кисти Левицкого, приобретенный у одного нью-йоркского антиквара. Одна из самых удачных находок барона Фальц-Фейна! Так считает он сам. | | | Все деньги, что поступают от продажи сувениров (у барона в Вадуце два сувенирных магазина), он привык делить на две равные части: одну – для России, вторую – для себя и дочери. |
Если бы человеческую память, подобно компьютерной, можно было измерить в килобайтах и мегабайтах, то для памяти барона Фальц-Фейна не нашлось бы подходящей единицы. Она безмерна и бесконечна, как Вселенная. Менее всего его рассказы напоминали старческие сетования о чем-то былом, безвозвратно утраченном. Нет, не покидало ощущение будто все, о чем он говорит, случилось днями. С бароном Эдуардом Александровичем Фальц-Фейном мы познакомились в Москве, на конгрессе соотечественников. Он поистине купался в лучах собственной славы и всеобщей любви: за ним давно и прочно утвердилось прозвище "народный барон". Странный "титул" словно и создан был для одного-единственного в мире человека – Эдуарда Фальц-Фейна. Не зря ведь он любит повторять: "Такого парня в мире больше нет!" Это уж точно. Но кто еще может сравниться с ним бескорыстием и широтой души, дерзостью и авантюризмом, оригинальностью ума и трезвостью расчета?! Ну и крутила же его судьба! Как стажера-космонавта испытывала на перегрузки! Бросала словно на гигантских качелях: вверх – вниз! От наследника богатейшей в России семьи, издавшего свой первый крик в фамильном дворце - до полунищего эмигранта, от человека без родины - до одного из самых уважаемых и преуспевающих граждан княжества Лихтенштейн. - Моя мать постучалась во дворец, и князь принял ее. Она просила только за меня: мой сын Эдуард не имеет гражданства, - сказала она князю, - а, значит, у молодого человека нет будущего. | | | И князь Франц I решил мою судьбу: объявил местный референдум, и тайным голосованием в декабре 1936-го жители крохотного городка Руггеле проголосовали "за". |
Но до этого я построил там поилку для коров. А потом в Ниццу, где я тогда жил, пришла телеграмма из Лихтенштейна с поздравлением – я стал подданным князя и полноправным гражданином княжества. Единственным русским! И вдобавок получил титул барона. Но вряд ли бы правитель Лихтенштейна был столь благосклонен к семье беженцев из России, если бы не давнее знакомство с дедом барона Николаем Алексеевичем Епанчиным. В конце девятнадцатого столетия в Петербурге князь Франц I представлял интересы Австро-Венгрии (княжество Лихтенштейн входило тогда в состав империи), будучи ее Полномочным послом. Его и генерала Епанчина сблизила общая любовь к живописи: много времени они проводили вместе в Эрмитаже, на выставках Императорской Академии художеств. И, покидая Россию, князь заверил своего русского друга, что тот всегда может рассчитывать на гостеприимство в его маленьком альпийском княжестве. Наследник русских адмиралов В 1917-м крах гигантской Российской империи сдетонировал и вызвал крах маленькой крымской империи Фальц-Фейнов. Русские немцы Фальц-Фейны основали богатейшее овцеводческое хозяйство на юге России (руно элитных мериносов стало для них поистине золотым), знаменитый заповедник "Аскания-Нова", построили фабрики и дворцы, возвели храмы. В одночасье все рухнуло – бабушку барона Софью Богдановну, владелицу порта Хорлы на Черном море, расстреляли в 1919-м, - она наотрез отказалась покидать родину. Отец - Александр Эдуардович, не вынеся всех несчастий, враз обрушившихся на него, – умер в эмиграции в том же несчастливом для Фальц-Фейнов году. И если бы не его предвидение и деловая сметка – еще в 1905-м, после первой русской революции, он, решив, что самое время приобрести недвижимость за границей, купил на юге Франции, в Ницце великолепную виллу "Les Palmiers", - то его семейству пришлось бы влачить в чужих краях нищенскую жизнь. Обосновавшись на Лазурном берегу, вдова Александра Фальц-Фейна вынуждена была продать виллу (так сложились обстоятельства, что деньги за нее были выручены небольшие, но на них Вера Николаевна с детьми Таисией и Эди, стариками-родителями смогла безбедно существовать несколько лет). "Горек чужой хлеб, говорит Данте, и тяжелы ступени чужого крыльца", - эту истину, подтвержденную русским гением Пушкиным, выверил на себе барон Эдуард Фальц-Фейн. Жизнь начиналась с чистого листа. В книгу его судьбы, точнее в ее предисловие, вписаны великие имена: Федор Шаляпин и Сергей Дягилев, Игорь Стравинский и Сергей Рахманинов. | | | Садовник, репортер, гонщик, бизнесмен, - он вобрал в себя динамизм двадцатого века и романтику девятнадцатого. |
От житейских невзгод его всегда защищала сень мощного родового древа. Две его ветви: немецкая, Фальц-Фейны, пионеры освоения южнорусских степей, прибывшие на Русь во времена Екатерины II, и российская – Епанчины, представители русского дворянства, ведущие свой род от боярина Федора Кошки (общего предка Епанчиных и царской династии Романовых), причудливо переплелись в тот самый день и час, когда Александр Фальц-Фейн предстал перед алтарем храма со своей избранницей красавицей Верой Епанчиной. Вилла "Аскания-Нова" в Лихтенштейне – зеркальное отражение той несуществующей ныне жизни. Сколок былой крымской империи Фальц-Фейнов. Мир мертвых и живых. Вернее, мир Эдуарда Александровича, не делим на ушедших и здравствующих. У него все живы, как у Господа Бога. Их лица проступают в памяти, словно добротные черно-белые снимки в проявителе. И взирают с портретов на своего знаемого и незнаемого внука и правнука адмиралы Епанчины, верно служившие Царю и Отечеству. Пристально вглядывается монаршая чета: император Павел I и императрица Мария Федоровна. Удостаивает царственного взора сама Екатерина Великая... Дань памяти Эдуард Александрович воздал ей сполна - бронзовый бюст русской императрицы работы знаменитого скульптора Жана Антуана Гудона подарил ее родному Цербсту, когда там, в 1995 году, открылся музей Екатерины II. Не так уж далеко от Вадуца немецкий городок, принадлежавший в былые времена князю Анхальт-Цербстскому, отцу принцессы Софии-Фредерики-Августы, будущей государыни великой империи… | | | Если бы не Екатерина II, не бывать бы немцам Фальц-Фейнам на святой Руси! Да и вся история России, возвеличенной и умноженной ее трудами, была бы иной! |
В домашней галерее барона есть и портрет последнего российского императора Николая II. Эдуард Александрович – один из немногих на земле, кто помнит тепло его рук: в мае 1914-го, во время визита к Фальц-Фейнам, в Асканию-Нова, государь держал на руках маленького Эди. Почти в столь же младенческом возрасте запечатлен и сам будущий российский монарх. Живописное изображение сладко спящего царственного дитя, кисти придворного художника Неффа, – открывает домашнюю галерею, что расположилась вдоль парадной лестницы, ведущей на второй этаж виллы. Здесь же – и подлинный репинский эскиз казаков, пишущих письмо турецкому султану. Портреты адмиралов Епанчиных, Екатерины Бибиковой, супруги Светлейшего князя фельдмаршала Михаила Кутузова, последней русской императрицы Александры Федоровны. Но самый любимый для Эдуарда Александровича – портрет матери. Верочка, Вера, Вера Николаевна. Петербургская барышня, красавица. В юности он любил подразнить своих подружек фотографией юной мамы, вызывая их жгучую ревность. И когда очередная обожательница готова была закатить скандал своему ветреному любовнику, тот гасил ее пыл: "Ну, что ты злишься, это же моя мама!" Эффект был ошеломительным. До сих пор Эдуард Александрович по-детски радуется своим былым удачным розыгрышам. Меценат и жизнелюб Нет, обращения "почтенный" и "старейший" – не для барона. Он все тот же беззаботный Эди, щеголявший в куртке с разодранными локтями, удачливый любовник, щедрый меценат и великий жизнелюб. В девяносто два получил право управлять автомобилем еще на несколько лет. Знакомый доктор заверил его, что если бы не знал возраст своего пациента, не поверил – сердце, легкие, желудок, как у тридцатилетнего! Но в паспорте впечатана строка – 14 сентября 1912 года. И никуда от этой самой важной даты – точки отсчета земного бытия – не уйдешь! - Не привык тащиться как черепаха (стрелка на спидометре вздрагивает на отметке – 140!) Раньше носился по Европе со скоростью 250 километров в час. О, меня штрафовала полиция всех стран! | | | В тридцатых-сороковых годах минувшего века барон Фальц-Фейн слыл лихим гонщиком, участвовал во многих престижных мировых ралли. Теперь за рулем Эдуарду Александровичу приходится осторожничать. Ах, как это не в его характере! |
Черный спортивный "мерседес" на фоне заснеженных Альп – кадр на фотопленке и в памяти… Ему о многом нужно рассказать. - Меня никто здесь не понимает – ну, зачем ты помогаешь России, даришь ей такие дорогие подарки?! Ведь твою семью лишили всех богатств, бабушку расстреляли, отец умер в эмиграции, твоя семья и ты сам приняли столько лишений… Это же другая Россия, и другие люди, – отвечаю им, я просто переворачиваю страницу. И все. Но есть обиды, что засели в памяти как занозы. И одна из них особенно болезненна. Так уж вышло, что идея перезахоронения праха Федора Шаляпина пришла в голову его другу писателю Юлиану Семенову (вместе с ним они создали Международный комитет по поиску Янтарной комнаты), а затем стала и его, барона Фальц-Фейна. Сколько было треволнений, переговоров: и с сыном певца Федором Федоровичем Шаляпиным, и с советскими властями, и с тогдашним мэром Парижа Жаком Шираком, сколько усилий положено на то, чтобы человеческая и историческая справедливость восторжествовала. А его, главное действующее лицо и вдохновителя этой гуманной акции, попросту забыли пригласить в Москву! Как это, до обидного, по-русски! Он узнал из газет в Монте-Карло, где гостил у дочери, что прах великого певца предан родной земле, в Москве, на Новодевичьем кладбище. К горечи обиды примешивалась и радость: его усилия не обратились сиюминутной суетой, это работа на вечность. Не скрывает своей обиды и на Дмитрия Набокова, сына писателя. Вообще-то, с Набоковыми Фальц-Фейны всегда дружили и даже состояли в близком родстве. | | | - Нет, с Дмитрием я теперь не дружу. Зачем он отдал книги своего отца на "Сотбис"?! Почему не подарил России? |
И еще возмущает его явная историческая несправедливость - сорокалетнего князя Георга Юрьевского, живущего в Швейцарии, официально не признают наследником царского рода. - Какой он Юрьевский?! Он – настоящий Романов! Правнук Александра II! Что за глупость придумали: Катя Долгорукова – морганатическая жена? Да князья Долгоруковы древнее Романовых! Огорчает барона и то, что его молодой друг, Светлейший князь, почти не знает русского языка. - Русские люди с историческими фамилиями должны говорить по-русски! Барон не скрывает своей гордости: Фальц-Фейны породнились с Федором Достоевским. В знак памяти и любви к русскому гению восстановил надгробия на могилах дочерей писателя – Софии, умершей в младенчестве в Женеве, и Любови Федоровне в итальянском Больцано. Человек-планета Эдуарда Александровича, по праву, можно считать автором любопытного исторического открытия, - именно он, опираясь на найденные им архивные документы, доказал, что русский полководец Александр Суворов в октябре 1799 года, после перехода с армией через Альпы, сделал краткую остановку в княжестве Лихтенштейн. В честь этого события в Бальцерсе на средства барона и по его проекту была открыта мемориальная доска. И еще Эдуард Фальц-Фейн стал инициатором выпуска юбилейной почтовой марки и открыток с портретом генералиссимуса. Но прежде он заручился высочайшим соизволением князя Лихтенштейнского Ханса Адама II. По правде сказать, сделать это было не сложно, ведь князь - давний добрый знакомый барона, да к тому же еще и сосед. Вилла "Аскания Нова" и княжеский замок разместились поблизости, на живописном горном склоне. - Каждое утро встаю со словами: жив? А, жив! Ну, тогда пойдем чай пить! И каждое утро одна неотвязчивая мысль – что будет с домом, с русскими картинами? Потом, после него? Хотя и сознает, что Потом ему-то будет все равно. Но так уж устроен он, Эдуард Фальц-Фейн, что обо всем должен позаботиться еще при жизни. И на русском кладбище Кокад в Ницце, рядом с могилами матери и деда, есть и… его, собственная. На ней памятник с фотографией, где он, барон Эдуард Фальц-Фейн, красивый и полный сил, и табличкой с одной лишь открытой датой – годом рождения. | | | Мне довелось видеть эту самую необычную в мире могилу. И, может быть, самую оптимистическую, - ведь ее "обладателю" можно позвонить, поболтать о жизни и даже увидеться с ним. |
Барон объясняет просто: "Чтобы никому Потом не морочить голову". Ну, а раз живой, болит его голова, пытаясь разрешить непосильную задачу – как направить ход событий, когда его, барона Фальц-Фейна, не будет уже на белом свете. Значит, нужно думать сегодня и о судьбе "Аскании-Новы", и судьбе русских книг, картин, всех милых и дорогих реликвий, что "избрали" его дом своим пристанищем. Неужели им вновь предстоят странствия по свету – чужие страны, чужие руки? Как больно сознавать, что прекрасная коллекция русского искусства, созданная ценой неимоверных усилий, вобравшая его жизнь, мечтания, надежды, восторги, будет разбита, растащена по разным углам?! И как сделать так, чтобы не обидеть дочь Людмилу (она живет в Монако) и внучку Казмиру, своих наследниц, и не обидеть Россию? Днем назойливые мысли отгоняют дела, а ночами, когда царствует бессонница, они просто невыносимы. Сказано ведь в святом писании: "Копите сокровища нетленные…" Он копил земные, но, расставаясь с ними, обретал вечные… Во Вселенной среди Галактик, звезд первой величины, странствующих комет, пилотируемых кораблей и космического мусора свершает свое вечное вращение планета, нареченная его именем. Где-то между орбитами Марса и Юпитера. Малая планета "Фальц-Фейн", открытая крымскими астрономами. Не чудо ли – человек при жизни владеет собственной планетой? Состарившийся Маленький принц. С ясными детскими глазами и чистой, незамутненной пагубными страстями душой. Непосредственный, доступный и царственный одновременно. Странно, за долгие годы, так и не прилипла к его душе житейская скверна. … Он очень любит свою маленькую земную планету "Аскания-Нова". И подобно герою Сент-Экзюпери, украшает ее, - сажает цветы. Яркие красочные аллеи из нарциссов, ирисов и тюльпанов. И ведут эти цветочные дорожки к границе владений барона Фальц-Фейна и нынешнего властителя Лихтенштейна князя Ханса Адама II, к памятной стеле князя Франца I. Ведь именно он даровал когда-то бедному эмигранту из России гражданство и титул. | | | Да и по первой своей профессии Эдуард Александрович – садовник, - окончил школу цветоводства во французском Антибе. |
Он привык жить в одиночестве. В его изысканную иноческую обитель идут, едут, летят паломники со всего мира. Прилепившаяся к лесному склону горы вилла и в самом деле напоминает заоблачный монастырь, - "Аскания-Нова" парит над миром. Он мудр, этот светский старец. Его хотят видеть, с ним хотят говорить. Хотя цель большинства его званых и незваных гостей – незатейлива: блеснуть в беседе брошенной как бы невзначай фразой: "Когда я был у барона в Вадуце…" или "Мы вместе с Фальц-Фейном…" Наверное, с теми же суетными желаниями, в веке осьмнадцатом, на поклонение к Вольтеру в швейцарскую деревушку Ферней, где поселился великий изгнанник, ездили знатные русские путешественники. Мирской отшельник. Он принимает всех идущих к нему. Но первый вопрос задает прямо: "Что ти хочешь?" И требует столь же честного ответа. Его дом всегда открыт. В прямом и переносном смысле. Парадокс: его биографию не смогут вместить несколько увесистых томов, и она укладывается всего в два слова: барон Фальц-Фейн. Человек-легенда, человек-планета и, наконец, просто человек. |
