Война и русское общество

«Отечественная война 1812 года. Неизвестные и малоизвестные факты» (библиотечка «Знание – сила»). Сост. Г. П. Бельская, под ред. И. А. Харичева. М., «Вест-Консалтинг», 2012, 372 стр.

Сборник статей, опубликованных в последние годы в научно-популярном журнале «Знание – сила» и посвященных войне 1812 года, станет хорошим подарком для всех любителей военной истории.

Среди его авторов такие известные историки, как Виктор Безотосный (ему принадлежит большинство статей), Владимир Земцов, Андрей Левандовский, Николай Троицкий, Вадим Парсамов, Михаил Лускатов, Михаил Фырнин, Андрей Попов, Анатолий Садчиков, Елена Сьянова, Игорь Харичев, Оксана Киянская, Анастасия Готовцева, Виктор Мещеряков и Салават Асфатуллин.
Объективно, без мифов

Их статьи касаются самых разных вопросов. Тут и война 1805–1807 годов, после позора Аустерлица и Фридланда закончившаяся для России весьма неудачно. И подготовка к войне 1812-го, и ход военных действий, деятельность партизан и разведки. И статьи, посвященные судьбам выдающихся личностей эпохи, – императора Александра I, Кутузова, Барклая-де-Толли, Аракчеева, Бенкендорфа.


Немало внимания уделено реакции на войну русского общества. Публикуются письма и фрагменты мемуаров и дневников современников. Все статьи структурированы в семь глав с введением и заключением. В первой главе речь идет о положении сторон накануне войны, во второй – о ходе кампании вплоть до занятия французами Москвы, в третьей – о народной войне, в четвертой даны портреты современников, в пятой главе изложена альтернативная история – несостоявшийся индийский поход Наполеона совместно с русскими в 1801 году (если бы этот поход состоялся, и казаки, и армия Наполеона еще вернее погибли бы в среднеазиатских пустынях, чем в России в 1812-м), в шестой главе речь идет о пребывании французской армии в Москве, а в седьмой – о влиянии войны 1812 года на декабристов.

Замечу, что статьи сборника отличаются объективностью и стремлением разрушить существующие мифы. Так, разбирая тезис о том, что поход Наполеона на Россию был превентивной войной, особенно популярную во французской историографии, Безотосный отмечает его несостоятельность: «Учитывая численное соотношение сил сторон, вряд ли русские войска в июне 1812 года представляли угрозу Европе. Скорее наоборот, Великая армия Наполеона нацелилась на Россию».

По поводу пожара Москвы Михаил Фырнин справедливо замечает, что все нынешние споры на тему: кто сжег столицу, русские или французы, имеют чисто спекулятивный и идеологический характер, поскольку исчерпывающий ответ на этот вопрос давно уже дал русский историк Александр Попов, в 1877 году удостоенный за свой труд об Отечественной войне престижной Уваровской премии Академии наук. Попов доказал, что Наполеон не собирался поджигать Москву, поскольку она нужна была ему для зимних квартир и заключения выгодного мира. Он не только запретил грабеж своим солдатам, но даже не собирался брать с московских жителей военную контрибуцию. Попов подчеркивает, что «еще менее могло быть побудительных причин к такому поступку со стороны его войск... Если же невозможно допустить предположения, что французы сожгли Москву, то сам собою выходит ответ на вопрос о том, кто ее сжег, и остается только определить, какая доля участия в этом событии принадлежит графу Ростопчину». По мнению Попова, Москву сжег не Ростопчин, а русский народ в едином патриотическом порыве. Однако русский человек без команды ни свой, ни чужой дом да еще с риском для жизни палить не будет. Тем более что жгли-то уже после прихода французов, когда почти все жители покинули Москву. Ростопчин же в свое время честно признался: «Я поджег дух народа». А для этого выпустил из тюрем уголовников, из которых вербовались поджигатели (параллельно можно было пограбить), поручил совершить поджоги полицейским служащим и приказал вывезти из Москвы пожаротушительный инструмент (вывозом пожарных труб занималась отходящая армия во главе с Барклаем-де-Толли). Об этом пишет Земцов, также затрагивающий тему московского пожара. И как справедливо замечает Фырнин, именно пожар Москвы разжег пламя народной (точнее, партизанской) войны.

Лишенные снабжения, небольшие отряды французов (а также немцев, поляков, итальянцев и др.) все дальше отрывались от главных сил и становились легкой добычей партизан, состоявших все же по большей части не из крестьян, а из гусар и казаков. Безотосный полагает, что умаление роли донского атамана Матвея Платова в Бородинском сражении было следствием его плохих отношений с новым главнокомандующим – Кутузовым. Однако ничуть не лучше складывались отношения Платова с Барклаем-де-Толли. И как быть со свидетельствами, что в день Бородинского сражения донской атаман был пьян да и в другие дни кампании редко был трезвым.

Характеризуя роль Кутузова, Безотосный показывает, как формировался и изменялся связанный с ним миф: «Представители общественных кругов сразу же нарекли его «спасителем Отечества» в 1812 году в противовес официальной точке зрения, отдававшей эту роль Александру I. Дореволюционные историки, оценивая деятельность Кутузова в целом положительно, все же отмечали некоторые его ошибки. В советской литературе утвердился взгляд на него как на великого и гениального полководца, постоянно находившегося в конфликте с самодержавием. Фактически Кутузов был возведен в ранг «неприкасаемых», что повредило научному осмыслению как его личности, так и событий Отечественной войны 1812 года. Лишь в последнее время появились работы, критически анализирующие биографию этого выдающегося дипломата, незаурядного царедворца и крупного полководца».

Лускатов делает интересное сопоставление командного состава Российской и Великой армий по возрасту: «Основной командующий состав русской армии к 1812 году был примерно 55–65 лет от роду. Это были опытные, боевые, но уже начинающие чувствовать свой возраст генералы. Возраст французских и союзнических военачальников, принимавших участие в этой войне, был в большинстве случаев близок возрасту самого Наполеона: между 40 и 50 годами, за 50 было только маршалам Бертье и Ожеро. Так что преимущество возраста, усиленного еще остатками революционного задора и имперского куража, было на стороне французской Великой армии». Это демонстрирует более высокую социальную мобильность во французской и союзных с ней других западноевропейских армиях по сравнению с Российской императорской армией. В наполеоновской армии у младших офицеров были реальные шансы за 10 лет достигнуть генеральского звания, тогда как в Российской армии для этого требовалось не менее 20 лет. Например, Барклай-де-Толли стал генерал-майором только через 21 год после производства в чин корнета. Эта низкая социальная мобильность офицеров и соответственно неуклонное старение высшего комсостава русской армии еще не играли существенной роли в 1812 году, но их негативные последствия вовсю проявились уже в Крымскую войну.
Цифры 1812-го

Касаясь цены российской победы в 1812 году, Безотосный справедливо отмечает, что в России в 1812-м было от 41 до 45 миллионов жителей, а во Франции – 42 миллиона. Однако за счет союзников Наполеон смог выставить в составе Великой армии от 610 до 680 тысяч человек. А вот сколько войск было от Российской империи, до сих пор неясно. Фигурируют следующие цифры: 480 тысяч, 537 тысяч, 570 тысяч (в том числе 100 тысяч ополченцев), 590 тысяч, 876 тысяч, 1,3 миллиона (в том числе 300 тысяч ополченцев). Кроме того, иногда численность регулярной армии определяется в 480 тысяч человек, а ополчения – от 211,2 до 237,5 тысячи человек, не считая ополченцев Украины, Дона и народов Поволжья.

Еще более сложным оказывается вопрос о потерях сторон. Летом 1813 года император Александр I писал австрийскому императору, что «провидение пожелало, чтобы 300 тысяч человек пали жертвой во искупление беспримерного нашествия». Цифра эта практически взята с потолка. Как отмечает Безотосный, российское военное министерство «никогда не подсчитывало потери в период наполеоновских войн, а собирало в лучшем случае лишь данные о недокомплекте войск. Да и подавляющая часть авторов, не имея возможности найти достоверные источники даже по отдельным сражениям, вообще предпочитали не писать об общих потерях».

Сам Безотосный пытается оценить утраты на основе данных о приросте православного населения России по метрическим книгам за 1805–1816 годы, оценивает потери русской армии в 1812–1814 годах в один миллион человек, но практически нет возможности оценить ее точность. Поэтому можно согласиться с выводом Безотосного о том, что «достоверно сегодня никто не сможет сказать, сколько людей в России сражалось против наполеоновской армии и сколько из них погибло».

Все новости