Судьба командира

Судьбы человеческие, наверное, и вправду пишутся на небесах. И письмена эти многосложны, их сюжеты связаны и с прошлым, и с настоящим, и с будущим, и с историей рода, и с историей земли, на которой родился и вырос. И только зная все эти нюансы, можно объяснить некоторые головокружительные виражи и повороты в жизни того или иного человека.


Лебедянь – город глубоко сухопутный, хоть и стоит на берегу великого Дона, который в этих местах ещё только набирает свою могучую силу, чтобы поиграть ею где-нибудь под Ростовом или Волгодонском. Но как бы там ни было, и что бы там ни говорили люди про «национальную гордость» лебедянцев, город этот с XVII века неразрывными узами связан с морями-океанами. В одном только Втором Азовском походе 1696 года, когда русские взяли Азов и крепость Лютих, участвовали 459 лебедянцев. А писатель Евгений Замятин, уроженец лебедянской земли, известный всему миру своим романом-утопией «Мы», по образованию инженер-кораблестроитель. Председатель гидрографического общества России Николай Неронов – тоже из Лебедяни.


Морская история города не прекращалась ни на день. Лебедянские машиностроители, например, снабжали и снабжают флот надёжными насосами, в том числе и теми, которые используются на подводных лодках. Многие лебедянцы служили и служат на Балтийском, Северном, Черноморском флотах, в Каспийской флотилии. Среди них капитан 2-го ранга Сергей Симонов, мичманы Николай Васьков и Александр Щербинин, старшина 1-й статьи Павел Ледовский, матросы – Сергей Шумайлов, Роман Харитонов, Андрей Носов, Сергей Подольский, Роман Прибытков, Татьяна Симакова…


Им, решившим связать с морем свою жизнь и судьбу или хотя бы посвятить ему несколько незабываемых лет, есть с кого брать пример, есть на кого равняться.


Я хочу рассказать о капитане 2-го ранга, командире атомной подводной лодки Николае Борисовиче Аверочкине. «Громких» наград этот человек не имел, на первых полосах советских газет не светился, но, как и тысячи других офицеров, он верой и правдой служил своему Отечеству, не выпячиваясь и не приближаясь к «верхам».


Просто жил, просто работал, просто писал письма маме, просто потерял здоровье и просто умер… Но память об этом простом человеке лебедянцы сохранили. В краеведческом музее хранятся личные вещи Николая Борисовича Аверочкина, переписка с мамой, аттестаты, дипломы.


С гражданки – в море


…Николай родился 1 сентября 1941 года в сухопутной семье из Стрелецкой слободы, что под Лебедянью. Подростком он вовсе не мечтал о море, в те годы все мальчишки грезили небом и представляли себя не иначе как покорителями Космоса. Коля Аверочкин не был исключением. Учился он, как раньше говорили, на твёрдую четвёрку, увлекался лёгкой атлетикой, лыжами, гимнастикой… Он искренне верил, что спорт – единственно серьёзное занятие, которому можно посвятить свои лучшие годы. Потом, много лет спустя, прекрасная физическая подготовка поможет ему сохранять присутствие духа и в течение многих лет бороться с неизлечимой болезнью – держаться на плаву.


В школе Николай Аверочкин особо тяготел к физике, к радиотехнике. А потому и учиться он поступил в Рязанский радиотехнический институт. Его дипломную работу по токам сверхвысокой частоты экзаменационная комиссия оценила очень высоко и признала, что она тянет на кандидатскую диссертацию, а юный студент вполне заслуживает учёной степени. Николаю прочили аспирантуру, но он решил распределяться на общих основаниях. На выпускной «ярмарке» Аверочкина приглядели «купцы» из Морфлота. И заманили его в свои «сети» рассказами о супертехнике, которой оснащается флот, и о возможностях сполна проявить свои творческие способности.


Николай Аверочкин выбрал море. Военная специфика потребовала дополнительной, специальной подготовки. Два года Николай провёл в офицерских классах Ленинградского высшего военно-морского училища радиоэлектроники имени Попова, постигая технические секреты субмарин. Но главные уроки были впереди…




Тяжело в учении – легко в бою


Свой двадцать пятый новый год Николай Аверочкин встретил под Ленинградом, на Кронштадтской военно-морской базе, в должности старпома командира дизельной подводной лодки. «Вы спрашивали, как я провёл праздник? – отвечает он на письмо из дома. – Не очень весело. Был на дежурстве. Режим у меня: в 6.30 подъём, в 22.00 только заканчиваю работу, о которой, сама понимаешь, много не напишешь, сплю как убитый. Успокаивает мысль: тяжело в учении – легко в бою. Работаю с удовольствием, наверное, соскучился в отпуске, во время которого вёл, в общем-то, праздный образ жизни. С каждым днём всё больше втягиваюсь в своё дело и расту как специалист. За это время я успел кое-чему научиться… Побывал во многих новых местах и получил звание инженер-старший лейтенант».


Николай с головой погружается в освоение новой и сложной флотской техники. Современные радиоэлектронные средства, поступающие на вооружение, всегда требовали от специалистов ВМФ высочайших знаний. Здесь нет и не было ничего приблизительного. Здесь всё точно. Ошибка равна смерти. Навыки и умения специалиста-подводника должны быть безукоризненно и чётко применены в ситуации, когда счёт идёт на секунды. Уже будучи командиром субмарины, Николай Аверочкин откровенно напишет матери, с которой, несмотря на сотни разделяющих их километров, был всегда близок: «Сейчас мне не до мирских радостей. Старшего помощника всё ещё нет – никак не подберу. Кандидатуры есть, но или работать хорошо не умеют, либо какие-то слюнтявые…. У меня намечается «командировка», поэтому если временно не будет писем, то не выдумывай бог весть что…».




Командир субмарины


Время шло, и, видимо, руководство флота понимало: Аверочкин уже вырос из ученического возраста и способен на гораздо большее. В 1976 году ему предложили попробовать свои силы на новом поприще. К тому времени он закончил 6-е высшие специальные офицерские курсы и получил специальное свидетельство Минобороны – путёвку в дальнее плавание. Из-за обычной российской волокиты перевод затянулся, и Николай, настроившись на перемены, сулящие ему в будущем новые горизонты, вновь и вновь напоминает начальству о своей персоне.




Из писем матери


«…буду добиваться обещанного перевода на самый могучий и перспективный Северный флот, хотя в Ленинграде с его театральными сезонами, белыми ночами и прочим жизнь более спокойная. Думаю, что не ошибся в своём выборе, ведь там в основном сосредоточены новые системы».


«Работаю здесь и параллельно пробиваю дорогу на Север. Пробивная сила у меня пока есть».


«Пока не уточню окончательно вопрос о Севере, я, конечно, и думать не могу о поездке в Лебедянь – не до этого, прежде всего дело».




астойчивость и целеустремленность офицера оценили по достоинству. Мурманская область, Североморск-7 и 8 стали его пристанью на пять счастливых и одновременно трагических лет.


Атомные ракетоносные подводные лодки нового поколения тогда только начали поставлять на вооружение флота. Капитан 2-го ранга Аверочкин был одним из первых подводников, которому доверили командование субмариной, оснащённой крылатыми ракетами и торпедным вооружением. Подлодку он принимал непосредственно на заводе, у северодвинских корабелов, в составе авторитетной комиссии. К сожалению, в ту пору подлодка ещё не была доведена до ума. Но «время за окнами», государственная целесообразность, которую диктовала напряжённая внешнеполитическая обстановка, заставляли действовать в ускоренном темпе, не задумываясь над возможными последствиями. Создатели субмарин – конструкторы и строители – не скрывали от подводников, что на лодке весьма вероятны и возможны неполадки систем, разгерметизация, пожары… А предстояло уходить в многомесячное автономное патрулирование в Баренцево море и Северный Ледовитый океан. В выносливости и живучести мы не должны были уступить тем же американцам, любившим поиграть в кошки-мышки. К чести экипажа, он выдержал все испытания, выпавшие на его долю. Подлодка Аверочкина добралась до Кубы, в числе первых прошла под паковыми льдами Северного Ледовитого океана. Это считалось подвигом, и за это капитанам давали высокие награды. Аверочкину не дали. Слишком прямолинейным человеком был и слишком любил правду. Аверочкин не мог терпеть бессмысленного диктата и, бывало, просто посылал «по матушке» допекавшего его и вмешивающегося не в своё дело парторга. А слово парторга в те времена было решающим при любом представлении к награде.


Будни Аверочкина, а выходные ему только снились, насыщены трудами до предела.




Из писем матери


«У меня опять прорва работы. Забот много, много нервотрепки, так как через месяц уйдём снова. То что-то надо выяснять, то доказывать, то проверять, то проводить мероприятия и т. д. А надо ещё организовать партсобрания, семинары, отчитаться… Заставляют подтверждать допуск к самостоятельному управлению сама знаешь чем, и снова надо поднять массу информации, освежить знания…»


«Чужое время я уже хорошо научился распределять, а вот на своё – умения не хватает. Мой отпуск уже пошёл, но проводить его придётся здесь, в Северодвинске. Очень много дел (ревизия механизмов систем и прочее) и необходимо моё присутствие. Экипаж я отпустил, но старпома уже вызвал…»




му выделили служебную комнату в общежитии, но бывал он в ней редко, допоздна, как правило, задерживаясь на службе и ночуя на корабле.


Вне работы Николай Аверочкин был заядлым театралом, бывая в Ленинграде, старался не пропускать ни одной премьеры, много читал, в основном классику, любил прогуляться белыми ночами по городу, не пренебрегал дружеской пирушкой в ресторане.




Мать и сын


Как и подобает военному моряку, Николай Аверочкин был человеком строгим, дисциплинированным, требовательным к себе и к подчинённым. Помните, как у поэта: «Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей» – эти слова и к Аверочкину относятся. Но у любого героя есть своя слабость, отдушина. Аверочкин, например, жить не мог без своих родственников, трогательно относился ко всем, особенно к брату Александру, которому заменил отца, погибшего на фронте за месяц до Победы.




Из писем матери


«Для Саши 68 год будет решающим, надо будет поступать в институт, в наше время это необходимо, чтобы иметь интересную работу, которой мы отдаём большую часть жизни и энергии…»




стати, Александр именно с благословения Николая пошёл по стопам брата и стал инженером-электронщиком на военном предприятии.


Но особую нежность и любовь он испытывал к своей дорогой мамочке, Анне Ивановне, верившей в него до последнего вздоха, подпитывающей его силы и надежду… Он поддерживал её материально, регулярно слал денежные переводы. А она постоянно отказывалась от них. Но Николай настаивал: «Я буду тебе высылать каждый месяц немного денег – хочешь ты этого или не хочешь – не важно, да к тому же пенсия у тебя не очень велика… Что касается меня, то что-либо дорогое я покупать в ближайшем будущем не собираюсь, да и расходов сейчас никаких». Или вот ещё шутливо-назидательное послание: «Высылаю деньги маме на проведение газа. Если что-то останется, приказываю использовать по случаю окончания работ. Об исполнении доложить немедленно и в письменном виде». Признайтесь, много ли нынче насчитаешь детей, а тем более сыновей, так радеющих, пекущихся о своих родителях?




Беру огонь на себя


Что случилось с подлодкой Аверочкина в очередном рейде, стартовавшем из легендарной Гремихи, остаётся лишь догадываться. Тайна сия, как говорят, покрыта мраком и хранится за семью печатями, в сейфах военного ведомства. Но есть письма Николая к маме, которые проливают свет на какие-то события.




Из писем матери


«Собирались в море очень долго. Откладывали со дня на день выход из-за плохой подготовки. Не моя в том вина... как всегда, у нас на флоте трудно что-нибудь спланировать, а если и спланируешь, то всё равно перевернётся с ног на голову... случились небольшие неприятности, которые теперь уже позади, но расхлебывать их пришлось целый месяц. Один мой молодой капитан-лейтенант из-за своей безответственности едва не полетел под суд, и мне еле-еле удалось его вытащить. Хлопот, нервов и времени на это ушло много, хотя можно было их и не тратить. Жаль его по-человечески. Эта история могла исковеркать всю жизнь и ему, и его жене, и ребёнку. А теперь это послужит для него уроком. Он отчислен из нашего экипажа, понижен в должности, получил строгий выговор с занесением по партийной линии и отправлен в другую часть. Меня собирается благодарить и помнить всю жизнь. А причина заключалась в его халатности и личной беспечности, хотя парень был грамотный…»




ероятно, на подлодке произошло ЧП в реакторном отсеке. Что явилось тому причиной и чья в том вина, мы установить не можем. Но Аверочкин принял единственное (верное!) решение: лично участвовать в устранении чрезвычайного происшествия. Поступить иначе Николай не мог. Высокая доза радиоактивного облучения и, вероятно, уже не первая и не последняя, а очередная, стала «наградой» Аверочкину за спасение команды, корабля да и доверия к самой профессии подводника.




Горят ли свечи под водой?


Аверочкин вернулся домой сорокалетним, но безвременно поседевшим. Демобилизовался он, как всем нам, знавшим его с детства, казалось, в расцвете мужской силы. Мы завидовали ему – молодому пенсионеру, полному жизненных сил и к тому же обеспеченному государством. Но вскоре оказалось, что прибыл Николай, как тот казак «на закате дня». Приехал к одинокой матери, которая всегда с нетерпением ждала его возвращения. И сразу же сделал удивительный по тем временам бескорыстный жест. Отказался от заслуженной и положенной ему квартиры в областном центре в пользу многодетной семьи. Офицер справедливо считал, что ему с матерью хватит маленького домика в центре Лебедяни, на улице Мира.


Помнится, его мама, как только сын вернулся в Лебедянь, завела коз. Пожимали плечами соседи: что за чудачество появилось у пожилой женщины в преклонном возрасте? Но она, опытный медик с многолетним стажем, видимо, знала или догадывалась о тяжёлой болезни сына. Использовала все возможные средства, в том числе и козье молоко, для лечения Николая.


Но медицина была неумолима. Консилиум врачей, обследовав подводника очередной раз, пришёл к неутешительному выводу и вынес Аверочкину суровый приговор: «Готовьтесь к худшему…».


Оказывается, «свечи» даже под водой горят, да ещё как, порой не оставляя пепла! Сохранилась справка, подписанная командиром воинской части, о том, что «с 23 августа 1968 по 21 декабря 1982 года Аверочкин работал с радиоактивными веществами и источниками ионизирующих излучений».


…А мы продолжали восхищаться бравой внешностью Николая, его военной выправкой, когда он, хотя и редко, но всё же выходил на районный парад в элегантной чёрной шинели, с белым шарфом и золотым кортиком на поясе.


14 долгих лет Николай Аверочкин сопротивлялся разрушающему тело недугу. Рентгеновский снимок, сделанный за месяц до его ухода, не выявил ни одного здорового внутреннего органа. Сгорало его тело, но душа оставалась прежней. Невзирая на постоянные и усиливающие боли, он вёл активный образ жизни: рыбачил, катался на велосипеде, встречался с друзьями, выращивал прекрасные розы, читал. Николай даже открыл в себе литературный дар, переписывался с редакцией «Комсомолки», начал сочинять злободневные частушки, стихи. А ещё он старался вдумчиво анализировать происходящие события и оценивать их. Сокрушался, очень болезненно реагировал на развал Союза, ведь защите и укреплению этого многонационального государства он отдал своё здоровье.


Вот уже пятнадцать лет Николая Аверочкина нет рядом с нами. Наверное, людям было необходимо время, чтобы разглядеть, каким человеком он был. Он ни о чём не сожалел до последнего вздоха. Хотя кому-то покажется, что потерял Аверочкин в жизни многое, не вкусив всех мирских радостей. Но это совсем другая история, о другом человеке, который, простите меня за пафос, посвятил свою жизнь служению Отечеству. Ему он отдал всего себя без остатка.

Все новости