Воображаемое интервью с Александром Сергеевичем Пушкиным о русском языке

Делил ли Пушкин слова на «свои» и «чужие»? Считал ли он, что русскому языку нужна защита? 6 июня, в день рождения поэта, мы попытались представить, что Александр Сергеевич ответил бы на вопросы, которые мы обычно задаем нашим собеседникам в рубрике «Слово и антислово». Цитаты взяты из его статей и писем.

— Существуют ли для вас в языке слова и антислова?

— Истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности.

— Госдума собирается принять проект заявления с призывом бережно относиться к русскому языку. Ему действительно нужна какая-то защита? Что сейчас происходит с грамотностью?

— Прекрасный наш язык, под пером писателей неучёных и неискусных, быстро клонится к падению. Слова искажаются. Грамматика колеблется. Орфография, сия геральдика языка, изменяется по произволу всех и каждого. Ошибок грамматических, противных духу его (языка. — «МН») — усечений, сокращений — тьма.


Но знаете ли? И эта беда не беда. Языку нашему надобно воли дать более (разумеется сообразно с духом его). И мне свобода более по сердцу, чем чопорная наша правильность.


А люди, выдающие себя за поборников старых грамматик, должны были бы по крайней мере иметь школьные сведения о грамматиках и риториках — и иметь хоть малое понятие о свойствах русского языка.

— Многие приравнивают к неграмотности простонародную речь. Справедливо ли это?

— Разговорный язык простого народа (не читающего иностранных книг и, слава богу, не выражающего, как мы, своих мыслей на французском языке) достоин глубочайших исследований. Альфиери изучал итальянский язык на флорентийском базаре: не худо нам иногда прислушаться к московским просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком.


В зрелой словесности приходит время, когда умы, наскуча однообразными произведениями искусства, ограниченным кругом языка условленного, избранного, обращаются к свежим вымыслам народным и к странному просторечию, сначала презренному.
Вслушивайтесь в простонародное наречие, молодые писатели, — вы в нем можете научиться многому, чего не найдете в наших журналах.

— Делите ли вы слова на «свои» и «чужие»? Можно ли сказать о том, что какие-то определенные слова и выражения разделяют общество?

— Не смешно ли судить о том, что принято или не принято в свете, что могут, чего не могут читать наши дамы, какое выражение принадлежит гостиной (или будуару, как говорят эти господа)? Не забавно ли видеть их опекунами высшего общества, куда, вероятно, им и некогда и вовсе не нужно являться? Не странно ли в ученых изданиях встречать важные рассуждения об отвратительной безнравственности такого-то выражения и ссылки на паркетных дам? Не совестно ли вчуже видеть почтенных профессоров, краснеющих от светской шутки? Почему им знать, что в лучшем обществе жеманство и напыщенность еще нестерпимее, чем простонародность (vulgarité), и что оно-то именно и обличает незнание света? Почему им знать, что откровенные, оригинальные выражения простолюдинов повторяются и в высшем обществе, не оскорбляя слуха, между тем как чопорные обиняки провинциальной вежливости возбудили бы только общую невольную улыбку?

Хорошее общество может существовать и не в высшем кругу, а везде, где есть люди честные, умные и образованные.

— А что для вас является индикатором неискренней речи? Какие обороты дают понять, что перед вами неискренний человек?

— Эти люди никогда не скажут дружба, не прибавя: сие священное чувство, коего благородный пламень и проч. Должно бы сказать: рано поутру — а они пишут: едва первые лучи восходящего солнца озарили восточные края лазурного неба — ах, как это все ново и свежо, разве оно лучше потому только, что длиннее.

— Действительно ли заимствования представляют собой угрозу для русского языка?

— Одобряю галлицизмы понятий, галлицизмы умозрительные, потому, что они уже европеизмы. Когда-нибудь должно же вслух сказать, что русский метафизический язык находится у нас еще в диком состоянии. Дай бог ему когда-нибудь образоваться наподобие французского (ясного, точного языка прозы — т.е. языка мыслей).

— Получается, что есть языки, которые имеют явное преимущество перед русским?

— Как материал словесности, язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство перед всеми европейскими.

Все новости