Взгляд. Историк и писатель Сергей Перевезенцев: «Нас объединит родство по истории»

Юбилеи, подобные 200–летию победы в Отечественной войне или 1150–летию зарождения государственности дают поводы к осмыслению истории. От национального самосознания зависит будущее народа, само его существование. Об этом мы беседуем с доктором исторических наук, профессором факультета политологии МГУ имени М. В. Ломоносова, секретарём правления Союза писателей России Сергеем ПЕРЕВЕЗЕНЦЕВЫМ.
 
– Сергей Вячеславович, лет десять назад была популярна «острота» о непредсказуемости нашего прошлого. Насколько актуально переосмысление исторических событий, явлений, эпох сейчас? И нужно ли нам это?

– Вот уже больше четверти века у нас продолжается самая широкая общественная дискуссия об истории. И хотя периодически раздаются возгласы и призывы: «Да хватит об этом говорить!», «Сколько можно перемалывать одно и то же!», «Давайте рассматривать современные сюжеты, смотреть в будущее!», – споры об истории всё равно продолжаются. И уже видна вполне определенная закономерность: без обретения некоторого единства в решении исторических вопросов мы не сможем обрести единства в решении вопросов современности и самое главное – в вопросах о нашем будущем.

Я давно задался вопросом: почему все споры об экономике, актуальной политике, да о любых проблемах современности, включая сугубо бытовые, переключаются на историю, и всё это бесконечно идёт по кругу? И пришёл к выводу, что это неизбежно, ибо единое историческое сознание – это неотъемлемая и важнейшая часть нашего национального сознания вообще, более того, это одна из кардинальных основ существования нашего народа (наряду с языком, единой территорией, единой культурой, единым государством и т.д.).

– Связано это со спецификой исторического развития нашего народа, нашего государства, нашей земли.

– Дело в том, что у славянских народов ещё в очень древние времена, основой социума стала территориальная или соседская община, в то время как у большинства других племён и народов господствовала кровнородственная община. И впоследствии вся история славянских народов основывалась на принципах территориальной общины, члены которой были связаны не столько кровным родством, сколько общей хозяйственной жизнью, общей территорией, духовными и культурными предпочтениями.

Более того, в такой общине вполне по-соседски уживались выходцы не только из разных племён, но даже выходцы из разных народов, т.е. этнически отдалённые друг от друга. Ведь известно, что славяне с древности совершенно спокойно принимали в свои общины людей иного этнического происхождения, иной веры, иных обычаев. И, кстати говоря, наверное, в том числе и этой особенностью объясняются феноменальные способности славян ассимилировать другие народы.

– Возможно, это стало залогом нашей выживаемости…

– Да, но подобные исторические феномены обернулись тем, что практически у всех славянских народов отсутствует память о дальнем кровном родстве! Обычно мы помним своих родственников максимум до 4–5 колена, а дальше… или тишина, или надо проводить специальные изыскания.

В то же время спросите любого выходца из какого-то кавказского народа, из бывших степных народов, к примеру, бурята, калмыка или якута – и вы узнаете самые красочные истории о далёких предках, включая прародителей, потому что память о них трепетно хранят семейные и родовые предания.

А, к примеру, в скандинавских сагах перечислены имена предков из 30–40 предшествующих поколений. У русской же элиты, бояр и дворян, первые родословные появились только во второй половине XVI века, да и то чаще всего были выдуманными, особенно в тех частях, которые касались происхождения родов. Тогда, к примеру, было модным придумывать себе иноземных прародителей: с одной стороны, вроде бы почётно вести свой род от какого-нибудь знатного иностранца, а, с другой стороны, пойди, докажи, что это не так, ведь в Московской Руси практически ничего не знали о генеалогических связях Западной Европы.

Самый, кстати говоря, яркий пример такой придуманной генеалогии – родословная Романовых, начало которой возводили к мифическим предкам, выехавшим на Русь «из Пруссии» в начале XIV века. Подобные истории случались и позднее, причём на вполне официальном уровне. Так, в начале XVIII века, по заданию Петра I была придумана мифическая родословная его любимца Александра Даниловича Меншикова, который, благодаря этой выдумке, получил титул светлейшего князя Священной Римской империи. Основное же русское население, крестьяне, даже фамилии получили только в XVIII–XIX вв. в ходе ревизских переписей, а так каждое новое поколение прозывалось или по имени деда, или по профессии какого-то недавнего предка, или по его кличке. Откуда среди русских столь много Ивановых, Кузнецовых да Зайцевых.

– На чем же тогда, по-вашему, основывается наше единство?

– Вместо «крови» объединяющими началами нашего народа стали образ единой Русской Земли, единый язык, единая вера, общая культура, общее государство и… общая историческая память. И в этом случае общая историческая память – это чувство (осознанное или неосознанное) единства исторической судьбы народа, причастности твоей отдельной, частной судьбы к чему-то большому, значимому, великому.

Общая историческая память – это и целый комплекс важнейших исторических событий, единая оценка которых отточена веками общей исторической судьбы, а признание этой оценки и обозначает, собственно говоря, твою принадлежность к народу. Наконец, общая историческая память – это вполне реальное ощущение причастности современных поколений к исторической судьбе своего народа, понимание ими собственной исторической и нравственной ответственности за свою землю и свой народ перед прошлыми и будущими поколениями. Вот и получается, что одним из кардинальных качеств русского национального сознания является не «родство по крови», а «родство по истории». И до тех пор, пока «родство по истории» существует, будет существовать и наш народ

Поэтому-то мы столь нелицеприятно, до ярости и хрипоты спорим об истории. Повторюсь: от наших ответов на исторические вопросы зависит не только современное положение, но и будущее нашего народа, более того, само существование нашего народа. Так что для нас это очень важно – найти единство в оценке истории, в оценке самых острых и трудных исторических проблем.

– Это вообще возможно – в условиях перманентной «непредсказуемости истории»?

– Вы будете смеяться, но в России об истории спорили всегда, во все времена, начиная с самой глубокой древности! К примеру, в X–XI вв. спорили между собой на тему «откуда пошла Русская земля и кто на Руси стал первым княжить?» На северо-востоке, в Новгороде, придерживались версии о призвании варягов Рюрика с братией, а на юге, в Киеве, считали «отцом-основателем» некоего Кия со своим семейством (там кроме братьев ещё была и сестрица). Этот спор очень ярко отражён в «Повести временных лет» - первой русской летописи, где присутствуют обе версии. Но были несогласные и с этими двумя легендарными преданиями. Так, одни «несогласные» (среди которых был, например, первый русский митрополит Иларион, автор знаменитого «Слова о Законе и Благодати»), первым русским князем считали князя Игоря Старого. Другие «несогласные», в том числе неизвестный нам автор «Слова о полку Игореве», родоначальником русов называли некого Трояна, то ли языческого бога, то ли мифического предка, а саму Русскую землю именовали «землёй Трояна». Так что уже в те стародавние времена существовало минимум четыре «исторические концепции» происхождения Русской земли и русского народа, сторонники которых яростно спорили друг с другом. И подобные ожесточённые споры велись на Руси всегда. Но спасало нас то, что периодически наши предки смиряли собственные страсти и постепенно вырабатывали некое единое представление о прошлом, некую признаваемую всеми интерпретацию истории. И затем на основании такой интерпретации прошлого выстраивалось будущее России, а сама эта интерпретация становилась частью общей исторической памяти, единого исторического сознания народа. Со временем появлялась новая интерпретация, которая дополняла, развивала или же заменяла собой предыдущую. Но в любом случае, эта интерпретация становилась важнейшим фактором дальнейшего движения нашей страны и нашего народа вперёд по историческим дорогам.

– Как в подобных условиях могла родиться общепринятая точка зрения?

– Судя по всему, рождению первого русского единого представления об истории мы обязаны, прежде всего, князьям Владимиру Всеволодовичу Мономаху и его сыну Мстиславу Владимировичу Великому. Это были два последних князя, боровшихся за общерусское единство, и последние правители единого Древнерусского государства. Именно в годы их правления, и, возможно, по их заданию, в первой четверти XII вв. русские книжники-летописцы в Киеве свели различные исторические представления, легенды и предания славянских и неславянских народов в единый текст «Повести временных лет» и тем самым создали первую единую интерпретацию отечественной истории. Тогда, во-первых, впервые были определены специфические черты Русской земли, во-вторых, отечественная история была впервые «вписана» во всемирную и, прежде всего, христианскую историю, было определено место Русской земли в христианском мире.

Наконец, именно тогда были проанализированы и сведены в единую последовательную цепь событий разные версии возникновения Древнерусского государства и разные версии происхождения русского княжеского рода. Какие-то боковые варианты генеалогии киевских князей были отброшены (например, фигуры Аскольда, Дира и Олега, которых стали именовать не князьями, а «боярами» и «воеводами»). Зато выделялась главная фигура – общим предком всех русских князей объявлялся Рюрик. И это притом, что до конца XI века в Киеве никто ничего не знал ни о каком Рюрике, а летописцам пришлось искусственно связывать между собой узами родства Рюрика и Игоря, отстоящего от своего, якобы, «отца», минимум на два поколения! Но довольно быстро предложенная авторами «Повести временных лет» интерпретация отечественной истории стала общепризнанной. И чуть позже именно эта интерпретация русской истории наряду с единой верой помогла нашим предкам выстоять в трагическую годину ордынского владычества и сохранить сначала призрачную, а в дальнейшем всё более реалистичную надежду на возрождение русского единства, в том числе и единства государственного.

– Но это предания старины ну очень глубокой…

– Более значимой для благодатного развития нашего народа и государства оказалась новая, условно говоря, вторая интерпретация истории, возникшая в XVI в. Причиной её возникновения стали изменившиеся исторические обстоятельства: в конце XV столетия Русская держава обрела независимость и, одновременно, после падения в 1453 г. Византийской империи, осталась единственным в мире независимым православным государством. Именно поэтому в начале XVI века в России происходит какой-то неимоверный по силе и последствиям духовный и интеллектуальный взрыв – церковные и светские мыслители начали напряжённейшую работу по поиску нового места Русского государства и русского народа в мировой истории.

Результатом этого поиска стало появление ряда важнейших для русской истории духовно-политических комплексов и образов («Третий Рим», «Новый Израиль», «Новый Иерусалим», «Святая Русь»), в которых нашли своё выражение все смысловые и целевые установки исторического бытия России и русского народа на земле. А в русской книжной традиции появились важнейшие, основополагающие исторические сочинения: «Сказание о князьях Владимирских», «Лицевой летописный свод», «Никоновская летопись», «Степенная книга царского родословия» и множество других значительных произведений, на основе которых потом вырастало Русское царство, а затем росла Российская империя.

Причём Романовы, став царствующей фамилией в XVII веке и не имея прямого кровного родства с Рюриковичами, тем не менее, провели целую идеологическую комбинацию, чтобы обосновать своё родство с предшествующей династией, а значит, перенести на себя все те сакральные, символические и легендарные представления, которые в русском сознании были связаны с царствующим от века родом Рюриковичей.

– Однако сто лет назад эти легенды потеряли всякое значение…

– На самом деле, разрушение легенды началось намного раньше, уже в XVIII столетии. Тогда, в ответ на многообразные преобразования русской жизни, возникает очередная, третья интерпретация русской истории, которая окончательно сложилась в XIX веке. Появление новой интерпретации было неизбежным: смысловые и целевые установки бытия России необходимо было понять с точки зрения нового миропонимания, основанного не на традиционных религиозных, а на рациональных началах. Поэтому существовавшие до той поры религиозные духовно-политические концепты отечественной истории были отброшены, а в понимании истории постепенно утверждается так называемый «научный подход», т.е. рациональный, критический взгляд на прошлое.

Начало этому положил первый русский историк В. Н. Татищев, а продолжилось дело в трудах Н. М. Карамзина, М. П. Погодина, С. М. Соловьёва, В. О. Ключевского, С. Ф. Платонова и других теперь уже профессиональных историков. Однако обращу внимание на одну важную особенность этой условной «третьей» интерпретации: в ней не было никакого единства, ибо всякий историк выстраивал или собственную концепцию истории России, или же примыкал к уже существующей, развивал и дополнял её. Таким образом, в этот период появляется сразу же несколько интерпретаций отечественной истории, объединённых только одним – все они строились на рационалистических, научно-критических началах.

– Потом снова была «перелицовка»…

– После революции 1917 года и установления советской власти создаётся ещё одна, уже четвёртая интерпретация отечественной истории – «марксистская». Эта интерпретация основывается всё на тех же рационалистических началах, но доводит их до крайности, а в некоторых случаях и до абсурда, как, к примеру, в первые годы советской власти, когда история России вообще отрицалась, а главной задачей была подготовка населения к мировой революции.

Только в середине 30-х годов, как только большевистское руководство отказывается от идеи мировой революции и сосредотачивает силы на собственной стране, появляется госзаказ на разработку концепции отечественной истории, но основанной на марксистском миропонимании. Постепенно такая концепция была разработана, и массовому общественному сознанию была предложена вполне внятная конструкция под названием «история СССР» (хотя советские историки постоянно продолжали дискутировать по множеству исторических проблем). Правда, конструкция эта была во многом искусственная, обрезанная и оборванная с разных сторон в угоду господствующей идеологии. Впрочем, как и всегда ранее, как и везде, в любой стране, у любого народа. Другой вопрос, что в СССР иные трактовки истории, кроме марксистской, были запрещены и даже преследовались. Иначе говоря, вновь «сверху» была установлена гегемония одной из возможных интерпретаций истории.

И вот теперь мы стоим перед необходимостью разработки очередной, получается, пятой по счёту, общепринятой и общепризнанной интерпретации отечественной истории. И пока не выработаем хотя бы основные её контуры, более или менее всеми признаваемые, будем спорить. Ведь, как вы уже поняли, борьба за историю – это на самом деле борьба за будущее. При этом надо понимать, что, даже в том случае, если мы сумеем создать, разработать новую общепринятую интерпретацию истории России, дискуссии в научном сообществе историков будут продолжаться, однако, надеюсь, намного менее драматичными станут именно общественные споры. Впрочем, когда мы сможем договориться, как это произойдёт и произойдёт ли вообще, даже предполагать не берусь.

Все новости