Фронтовая разведка: Жизнь и судьба Виктора Клименко

Когда в прошлом году «АиФ-Псков» опубликовал воспоминания разведчика Виктора Георгиевича Клименко о его «встрече» с Геббельсом, на нас обрушился шквал звонков читателей. Не будем скрывать, большей частью возмущённых.

Ведь псковский ветеран поколебал наше устоявшееся знание о смерти главного пропагандиста Третьего рейха! Он утверждал, что Йозеф Геббельс не застрелился, а раскусил ампулу с ядом, причём почти на глазах группы советских разведчиков, ворвавшихся в его кабинет. В составе той разведгруппы был и 18-летний Виктор Клименко…
Мне часто везло

- Восемнадцать с половиной мне было, когда закончилась война. И был я к тому времени награждён медалью «За отвагу», орденом Отечественной войны I степени и орденом Славы II и III степени. Немножко не дотянул до «маленького Героя»: не состоялось награждение орденом Славы I степени. Ну, учитывая обстоятельства…

- Да, вы в прошлом году на встрече в клубе «Патриот» рассказывали, что вас и группу разведчиков арестовали чуть ли не в День Победы.

- В ночь с 9 на 10 мая. И вы уже знаете, за что: при захвате генштаба немецкой армии дали волю чувствам… Это потом наш адвокат на суде в своей двухчасовой речи говорил, что, мол, такая война, психологическое напряжение, особенно если учесть, что служили мы во фронтовой разведке, - не выдержали, сорвались. Да, били мы этих генералов. Может, и сильно, но только руками! Ну, и побрякушки кое-какие с них поснимали: золота на них было много - награды, знаки отличия. Вот за это 54 дня под арестом отсидели.

- Повезло, что отпустили.

- Мне часто везло. Когда наши Курск (я сам курский) освобождали, немцы при отходе спалили всю нашу улицу - все 18 домов. Нам сосед успел в окно стукнуть, так мы выбежали в чём были. А ведь подростков ещё и на улицах хватали для отправки в Германию. Я несколько дней в женской одежде проходил поверх штанов - укрывался так. А потом стал пробиваться на фронт. Ну как пробиваться? Всё на поезд пытался подсесть, к тем войскам, что на фронт отправляли. Бойцы меня, конечно, жалели, подкармливали, но с поезда снимали, в детдом хотели отправить. А я, конечно, не хотел. Беспризорничал, подворовывал. И не знаю, что бы было дальше, но нашлись добрые люди, не выгнали из вагона. И доехал я с ними до самой Москвы. Это было пополнение - и только что мобилизованные, и из медсанбатов. А год, значит, был 1943-й, мне 16 лет, роста малого… Привезли нас в Киев, у Старой Дарницы выгрузили для размещения и распределения перед отправкой на фронт. Вот выстроили почти тысячу человек, слышу: вызывают добровольцев в разведку. И никого! Три раза выкликали - никого. Наконец 18 человек из строя вышли, и я с ними. Подъехали «доджики» и нас торжественно сразу увезли. А уже на месте, в шестом отдельном разведывательном батальоне выяснилось, что у меня ни документов, вообще ничего! Одна шинель с чужого плеча. Оформили сыном полка, спасибо командиру моему, майору Кряхову. И служил я при штабе кем-то вроде посыльного. Но однажды мой майор не вернулся с задания, а новый командир (вот не помню фамилию, татарская какая-то) меня, скажем так, невзлюбил. И попросился я к разведчикам, благо ценным качеством для них обладал - хорошо знал карту, я в штабе это дело всё досконально изучил. Взяли. На Западном Буге и состоялось моё боевое крещение.
Лучшие люди на земле

- Товарищи вас оберегали?

- Товарищи мои - это лучшие люди на земле! Я не скрываю, что 70% нашей разведгруппы - это бывшие штрафники, кровью искупавшие свою вину перед Родиной. И когда их переводили из штрафбата, они разведку выбрали. Это были честнейшие, благородные люди.

- Политические?

- Политических всего двое было. Один из них Игорь, артист из Москвы. Что-то он там за сценой спел едкое в адрес вождя - вот и вся политика. А его на 8 лет… Я почему сразу его вспомнил сейчас. Была у нас трудная задача… Вы же понимаете, что такая фронтовая разведка? Это продвижение вглубь территории противника на 40-60 км (самый длинный наш марш был 100 км - на самолёте забрасывали). Практически без оружия, главное оружие - кортик. А самая частая задача - это не диверсию устроить, а взять «языка». В том рейде мы её выполнили: взяли целого майора, отвечавшего за связь противника. Причём накануне нашего наступления. А по возвращении напоролись на укрепление… «Язык» с нами ценный, доставить надо живым. Вызвали подкрепление, а до этого дали им бой. И в том бою был смертельно ранен наш Миша-слухач, удивительный парень, сибиряк. Он по лесной тишине ориентироваться мог! Ноги ему оторвало… И понимаем, что всё, а он вдруг артиста нашего просит: «Игорь, спой мне «Душечку». Я плачу, а Игорь запел: «Ах ты, душечка, красна девица»… Знаете такую песню? Под неё умер мой друг Миша. А немцы прекратили огонь и всё ждали, что мы ещё петь будем. Да не для кого было…
Это был Геббельс

- Виктор Георгиевич, а вам часто не верят, когда вы про Геббельса рассказываете?

- Я клянусь, я просто знаю, что это был он! Я помню расположение помещений в этой подземной рейхсканцелярии, помню, что когда мы вломились в его кабинет, по правую руку лежали трупы его жены и двоих детей. Самому Геббельсу мы ещё пытались разжать зубы, но яд быстро действует. Хотя у одного из детей (мой товарищ за ручку её брал) ещё трупного окоченения не наступило. Правда, очень быстро в этот же кабинет вошли «смершевцы» - они за разведкой по пятам шли, нас сразу выдворили. И всю жизнь они не подтверждали и не опровергали того, что мы тогда увидели.

- А вот ещё ваша знаменитая история про гимнастёрку от миссис Черчилль?

- Да вон она висит, сносу ей нет. Меня уж с ней замучили: то из Москвы звонят, то из Питера: отдай в музей, продай… А я не хочу. Я после ранения под Казанью в госпитале лежал, вот туда она и приехала, супруга Черчилля. Она тогда Красный Крест курировала. Построили нас к её визиту человек двести, меня посерединке втиснули. Ну и она приехала, сказала добрые слова, берегите, мол, себя. И подарки подарила: такой походный мешочек с носками, перчатками, нитками - в общем, всем необходимым. И ещё сказала, что нам пошьют костюмы «хаки». За полтора дня пошили! Штаны-то я сносил да выбросил - как-то без понимания тогда был. А гимнастёрка со мной. Меня ведь тогда миссис Черчилль ещё и поцеловала. А главное, что я в ней запомнил: роста она была небольшого.

- Вам, наверное, очень тяжело в эти дни. Все приходят, спрашивают.

- Я когда-то всё самое тяжёлое за одну ночь отцу рассказал, сразу после войны. И он меня просил молчать, не рассказывать этого больше никому. А сейчас вот слёзы. Это просто старость. Я сейчас возьму себя в руки…

Все новости