Отложенные победы

В промозглый день 16 марта 1911 года в особняке на Садовой улице в Петербурге, где размещалось Императорское российское общество спасания на водах, представители 34 спортивных обществ двух столиц, Риги и других городов страны учредили Российский олимпийский комитет (РОК). Его председателем избрали 63-летнего Вячеслава Срезневского, действительного статского советника, филолога по образованию, фотографа, изобретателя аэрофотоаппарата и водонепроницаемого бокса для морских съёмок, страстного проповедника физкультуры и спорта. История не сохранила сведений о том, присутствовал ли на собрании генерал Алексей Бутовский, бывший соучредитель и член Международного олимпийского комитета, покинувший этот пост в 1900 году в знак протеста против неприятия властью идей олимпизма, однако в любом случае тень его незримо витала над только что созданным РОК.



С 1894 года генерал Бутовский, дав письменное согласие барону де Кубертену стать членом МОК, бился — именно бился, другого слова не подобрать, — за создание национального олимпийского комитета. Увы, безуспешно, что, впрочем, неудивительно во времена, когда спорт рассматривался как дело исключительно индивидуальное, по отзыву министерства просвещения, «расходящееся с общеустановленными принципами правительственных учреждений».

Первым российским олимпийцем мог бы считаться сподвижник генерала Бутовского борец Николай Риттер из Киева. Вместе с несколькими другими спортсменами он собрался в Афины, на Игры 1896 года, но единственный из всех достиг столицы Греции — другие из-за недостатка средств застряли в Константинополе. Подал заявку на участие в состязаниях по борьбе и стрельбе, однако по неизвестной причине на ковёр и в тир не явился.

Олимпиада-1900 прошла как бы в тени Всемирной выставки, венчавшей достижения уходящего XIX века. Поначалу, ещё в 1898 году, устроители Игр задумали величественное действо, которое должно было пройти в окружении специально построенных «древнегреческих» храмов, под сенью античных скульптур. Но денег на всю эту роскошь фатально не хватало, и де Кубертену пришлось идти на поклон к организаторам выставки. Договориться удалось, однако новые партнёры не только рассматривали состязания как некую «развлекаловку» для посетителей всемирного смотра, эдакое забавное к ней приложение, но и отстранили от руководства Олимпиадой её основателя.

Только в 1908 году на Олимпиаду в Лондоне прибыла российская команда, состоявшая из пяти человек. Трое вернулись на родину с наградами, а фигурист Николай Панин-Коломенкин — даже с олимпийским золотом, к слову, настоящим: вплоть до Игр-1912 в Стокгольме медали высшего достоинства изготавливали из чистого золота, позднее — из позолоченного серебра.

Вопреки традиционным представлениям, первый российский олимпийский чемпион носил не двойную фамилию, а обе, но по отдельности. На службе в финансовом ведомстве, где спортсменство не поощряли, его, выпускника физико-математического факультета, знали как Коломенкина. На льду, в тире, яхт-клубе, везде, где великолепный и многосторонний атлет показывал выдающиеся результаты, — под псевдонимом Панин.

В 1912 году, в преддверии Олимпиады в Стокгольме, для России, что называется, всё сошлось. И национальный олимпийский комитет, как мы знаем, создали, и власть постепенно дозрела до понимания не столько физкультурно-спортивно-оздоровительных, сколько престижно-имперских перспектив. В год 100-летия Отечественной войны и накануне 300-летия династии Романовых в 1913-м решено было в полной мере использовать спорт и Игры, чтобы подчеркнуть на международном уровне величие империи. Деньги и спортсмены нашлись — из столицы в Стокгольм морем, на пароходе «Бирма», отправились две сотни человек, 178 из которых и составили олимпийскую сборную России. По пути в Швецию судно догнала царская яхта, и Николай II с детьми напутствовали будущих чемпионов. Увы, немаленькая по тем временам команда сумела «взять» лишь две серебряные и две бронзовые медали и занять 15-е место.

В какой-то мере курьёзная история с преждевременным отбытием «Бирмы», оставившей на пирсе несколько, как сказали бы сейчас, спортивных чиновников во главе с председателем национального олимпийского комитета Срезневским, оказалась типичной и для подготовки россиян к Олимпиаде, и для выступлений.

В олимпийцы нередко записывали лихих армейцев или гвардейцев, слывших хорошими кавалеристами, стрелками или фехтовальщиками. Тогда ещё не сложилась практика последовательного отбора спортсменов, показавших лучшие результаты на состязаниях разного и всё возрастающего уровня, и потому в команду попали, быть может, и достойные атлеты, но не гарантирующие стабильных результатов.

Словно проснувшись, русская пресса, почти не заметившая предыдущие Олимпиады, жёстко отреагировала на провал в Стокгольме и назвала его даже «спортивной Цусимой» — в память о разгроме японцами русского флота на Тихом океане. И язвительно отзывалась об отечественных олимпийцах, сравнивая их с финскими, тоже подданными российской короны, завоевавшими между тем 26 медалей, в том числе — 9 золотых.

Убедительный реванш за поражение в 1912-м национальная команда, теперь уже советская, взяла ровно через 40 лет, в 1952 году. Совершенно не разделяя классический тезис «На Олимпиаде главное не победа, а участие», высказанный, вопреки всеобщему заблуждению, не де Кубертеном, а пенсильванским епископом Тэлботом в соборе Святого Павла во время лондонских Игр 1908 года, руководство СССР поставило условие обязательно опередить сборную США и занять первое место в общекомандном зачёте. Ресурсы любые, за ценой, что называется, не постоим.

Как ни странно, подготовка к Олимпиаде в Хельсинки держалась в полном секрете. Одна из причин — проблема с «любительством» атлетов, бывших уже тогда, по сути, профессионалами. Олимпийская хартия разрешала только двухнедельные сборы спортсменов, советские же, числившиеся военными, рабочими, инженерами и получавшие зарплату по месту «службы» или «работы», более полугода тренировались на специальных базах на всём готовеньком. Более того, получали премии и особые стипендии. Последними, впрочем, пользовались и американские олимпийцы — студенты университетов. Их тоже, как и советских собратьев, нередко мотивировали сугубо политическими установками, имевшими мало общего с самим духом олимпийских игр. «В играх в Хельсинки участвует 71 страна, — писала тогда New York Times. — США должны превзойти всех, но только одна победа действительно важна — над советской Россией. Надо вынудить замолчать пропагандистскую коммунистическую машину...»

Как известно, бенефис СССР в олимпийском движении увенчался полным успехом советских спортсменов: 22 золотые, 30 серебряных и 19 бронзовых медалей. Тем не менее «разбор полётов», причём очень жёсткий и однозначно политизированный, состоялся. Жертвой стала футбольная сборная, имевшая неосторожность проиграть в 1/8 финала команде Югославии. То есть посланцам «кровавой клики Тито Ранковича», по стандартному тогда определению советских СМИ, изображавших руководителей балканской страны не иначе как с окровавленным топором в руках. Команду ЦСКА, составившую основу сборной, расформировали, лидеров дисквалифицировали на год и заставили сдать удостоверения мастеров спорта.

Пожалуй, именно хельсинкские игры, а также берлинские 1936 года, на десятилетия вперёд задали тон олимпийскому движению как арене соревнования не атлетов, а социальных систем, якобы доказывающих спортивными победами свои преимущества.

В 1952 году обошлось торжеством советских СМИ и внутренними разборками с футболистами. В 1980-м, когда СССР наконец-то принимал Олимпиаду у себя дома, московские Игры бойкотировали США и их союзники — из-за вторжения в Афганистан. Мина, заложенная под олимпийское движение 28 лет назад, взорвалась.

Все новости