Борис Бирюков из рода маркизов

Образ флорентийца последние лет тридцать у меня почему-то упрямо ассоциировался с внешностью Бориса Бирюкова: изысканно-правильные черты лица, лёгкая черноволосая курчавость, абсолютно идеальные пропорции тела – и во всём этом удивительная мужская стать и грация.

Когда-то кинорежиссёр Сергей Эйзенштейн об одном из своих актёров заметил, что тот так красив, будто сошёл с полотна Боттичелли. То же самое можно было бы сказать и о земляке воронежцев Народном артисте РСФСР Борисе Бирюкове.

Вообще-то, он из древнего рода маркизов, из Флоренции. Помните, как в одном своём четверостишии представила этот славный град поэтесса Юнна Мориц:
А за это во Флоренции
Нам играет фортепиано
Трёхголосые инвенции
Иоганна Себастьяна.
Он – из рода Феррони. Это потом первый муж его бабушки, рано умерший Константин Дионисович, приехав в Россию, решил из своего же имени вычленить артистический псевдоним. И получилось: КонсТАНТИн. Так и пошло-поехало – Танти!

Бирюков наделён одной из самых больших человеческих добродетелей – он может посмеяться над собой. Ироничность и острый ум никогда не позволяли ему «забронзоветь». К тому же в его родословной столько знаменитостей, что уже одно это не позволило ему стать в позу и во всеуслышание говорить, насколько он талантлив. Хотя и без слов всё и так ясно и понятно.

…Где-то в районе воронежского Курского вокзала сохранились ещё домишки, хоть отдалённо, но напоминающие быт и постройки предвоенной поры. Здесь жила его бабушка, женщина крупная, круглолицая и рыжеволосая. Здесь жил и его отец, Константин Павлович Бирюков. Под стать своей матери был внешне и сын: широкоплечий, с мощным торсом, большой силищи. Он был грозой местных оболтусов и хулиганов. Спуску никому не давал.

И такого же, как и у матери, соломенного цвета были у него волосы.

Это обстоятельство меня всегда смущало: почему же тогда его сын, то есть Борис Бирюков, так не похож на своего отца? Но загадка так и оставалась до поры до времени загадкой: мало ли какие выверты могут совершить наши гены, тем более что в его жилах намешана и итальянская, и немецкая, и мадьярская, и австрийская кровь.

Оказалось, что есть ещё и еврейская. Бирюкова зовут не Борис. Подлинное его имя, данное ему при рождении, – Бериян. Так его нарёк отец, в честь всесильного Лаврентия Павловича Берия, с которым они жили в Тбилиси на одной лестничной площадке.

И отец по крови у него и у его старшего брата Стуара – не Константин Павлович Бирюков, а Иосиф Яковлевич Широков, тогдашний начальник погранвойск всего Закавказского военного округа.

В середине тридцатых в Тбилиси ещё сохранились улицы и улочки старого Тифлиса. Сионская, Башмачный и Винный ряды, Кривая, Банная, Армянский базар. Здесь была своя, особая, причудливая жизнь, совсем не похожая на ту, которой жили ответственные партийные и государственные работники в престижном правительственном доме на Верейском спуске в центре Тбилиси. Здесь стояла пугливая тишина в подъездах, царили размеренность и аккуратность, почтительность и предупредительность с оглядкой на всякого встречного.

А там – жизнь, словно вся вывернутая наружу: шумная, пестрая: громкие разговоры соседей, то и дело перекликавшихся с низко осевших балконов, перебранки и болтовня зевак и прохожих. Речь разноязыкая – на грузинском, абхазском, лезгинском, армянском, азербайджанском, табасаранском… И в этом гуле и гвалте вдруг можно было различить голос шарманки, голос из давнего времени, времени художника-самоучки Пиросмани.

А ещё маленького Берияна пленяли уличные запахи: запахи пряностей, фруктов и дымка мангала, стоящего где-то неподалёку, может быть, даже в соседнем дворике.

Офицер НКВД Иосиф Широков буквально запылал страстью, увидев однажды в цирке во время представления молоденькую красавицу Ирину Таде. Конечно, он не знал, что в её роду были титулованные особы, а сводные братья Ирины – знаменитые клоуны Лео и Константин Танти. Да, собственно, на тот момент ему до этих семейных хроник не было никакого дела. Он был влюблён по уши, и хотел только одного: чтобы Ирина Таде стала его женой! Всё так и вышло.

В тридцать третьем родился их первенец, которого они назвали Стуаром в честь первого секретаря ЦК Компартии Грузии Стуруа, а через три года появился на свет Бериян.

- Мне было полгода, когда арестовали отца, - рассказывает Борис Бирюков. – И тут же над нашей семьёй повис Дамоклов меч. У меня, конечно, ничего в памяти не могло и сохраниться – я ведь даже ещё и не ходил, а только ползал. Но, думаю, страх и ужас в нашей квартире имел постоянную прописку.

В то время в Тбилиси в цирковой программе, в которой участвовала Ирина Таде (она, кстати, закончила балетную школу), выступал и воронежец гимнаст на турнике Константин Бирюков. Группу турнистов, которая значилась на афише как «Круффе», он и возглавлял.

Когда стало ясно, что и семье «врага народа» уготовлена незавидная судьба, что в любой момент ночью или под утро может подъехать «чёрный воронок» и забрать их, к Ирине подошёл Константин Бирюков.

- Давай запишемся в загсе, – без долгих объяснений рубанул он сплеча. – Сменишь и ты, и дети фамилию, а там, может, и пронесёт…

- И батя – мы всегда своего второго отца так с братом называли – схватил нас чуть ли не в охапку и срочным порядком отвёз в Воронеж, - продолжает Борис Бирюков. – Здесь они с мамой оформили брак, тут же сменили нам фамилию. Так мы из Широковых стали Бирюковыми.

Даже по прошествии многих-многих лет поступок Бирюкова-старшего оцениваешь как очень смелый. Конечно, он любил Ирину Таде. Он был её тайный воздыхатель, да и такую женщину грех было не любить.

С Ириной Михайловной я познакомился на склоне её лет, мы несколько раз беседовали – она, как и её сын Борис, была удивительная рассказчица, много вспоминала о дрессировщице львов Ирине Бугримовой, - сидели рядом на цирковых представлениях. И даже тогда, когда ей перевалило за 85, она была потрясающе неотразима.

- Батя всегда за нас стоял горой, - говорит Бирюков-младший. – Никогда и никому не давал в обиду. Но и нам спуску не было – у него не побездельничаешь, не побьёшь баклуши: постоянно заставлял чем-то заниматься. А больше всего, конечно, - профессией.

И, чуть помедлив, добавил: «Хотя и так можно сказать: мать учила нас музыкальной грамоте, а батя – уму-разуму».

Замечено, что люди физически сильные – и духом крепкие, на бескорыстную поддержку отзываются только лишь потому, что для них подобное – в порядке вещей. Теперь мало кто знает, что и знаменитому клоуну Леониду Енгибарову Константин Бирюков на первых порах оказывал содействие.

Писатель и историк отечественного цирка Александр Бартэн вспоминал:

«С окрайной улочки я вернулся в центр города, в Первомайский парк, в цирк, расположенный посреди парка. Время было дневное, шли репетиции, и цирк ещё не был тем цирком, каким – во всём параде – вечером он предстаёт перед зрителями. Сейчас это был всего-навсего дом, населённый людьми, которые много работают и озабочены своей работой. …Тут меня отвёл в сторону музыкальный эксцентрик Константин Бирюков – человек очень деятельный, непременный участник всех общественных и производственных начинаний в цирке.

- Тарификационная комиссия собирается нынче, - озабоченно сообщил Бирюков.

– Ставит вопрос о перетарификации Лёни Енгибарова. Молодой, перспективный ковёрный. Вполне заслуживает прибавку… Я тут характеристику набросал.

До приезда в Воронеж я не знал этого молодого ковёрного. А тут увидел и сразу полюбил. Интересно, свежо работал Енгибаров. Одинаково владел акробатикой, эквилибром, жонглированием, многими другими цирковыми жанрами.

В репризах Енгибарова неизменно присутствовал второй, глубинный план, всегда читалась острая мысль, причудливо запечатлённое чувство.

- Лёня! Ты куда девался? – донёсся голос Бирюкова. – Иди-ка сюда, кое-что нужно уточнить.

И сразу все переменилось. Приняв независимо-равнодушный вид, глубоко засунув руки в карманы брюк, засвистев сквозь зубы, Енгибаров вразвалочку отправился в фойе к Бирюкову. Но я-то понимал, что это лишь напускное…

Теперь до вечера оставалось совсем немного. Закатный багрянец успел погаснуть, и неоновым росчерком вспыхнуло короткое слово «Цирк».

Вернёмся, однако, в военную пору. Константин Бирюков и Ирина Таде сразу же ушли во фронтовую артистическую бригаду.

- Отец и мать оказались в той бригаде, которая обслуживала бойцов Черноморского флота, – продолжает Борис Бирюков. – Порой они выступали перед самым боем. На войне трагическое в жизни и высокое в искусстве идут плечо к плечу. Так произошло и тогда, когда мои родители выступали на палубах крейсеров «Красный Кавказ» и «Красный Крым».

Закончилось представление, матросы подходили к артистам, улыбались, благодарили за концертную программу. И тут же ушли в бой. А вскоре стало известно, что оба крейсера погибли в неравной схватке с фашистами.

Потом, через много лет, в Севастополе, когда братья Бирюковы были на гастролях, местные музейщики попросили их передать им фотографию, на которой изображены Ирина Таде и Константин Бирюков, выступающие перед матросами-черноморцами.

Во фронтовую бригаду родители брали с собой и старшего сына Стуара. А Борис был в Тбилиси с бабушкой, с той самой знаменитой «гротеск-наездницей» и танцовщицей на проволоке Франческой Карловной Ригер.

- А её отец, то есть мой прадед по материнской линии, был австриец Ригер – Рихардс Карл, уточняет Борис Бирюков. – Он выступал в цирке как гимнаст и занимался дрессурой. А ещё он изобрёл двойную трапецию. Произошло это где-то в 1861 году, когда в России отменили крепостное право.

Жил малолетний Борис с бабушкой в Тбилисской филармонии. А почему в филармонии? Да просто его дед, муж Франчески Карловны, Михаил Иванович Таде был Заслуженным деятелем искусств Грузии. Здесь же была у него квартира.

В памяти остались мраморные лестницы и множество ютящихся по всем углам людей с мешками и сумками – беженцев. Им предоставили зал и все репетиционные комнаты.

Жили они с бабушкой, как и все, очень скудно. Но как-то выжили. А сразу после войны отправились в далёкий Ашхабад, где тогда выступали отец и мать Бориса Бирюкова. Но это - отдельная история.

Скажу только, что по приезде в столицу Туркмении и началась артистическая карьера будущего Народного артиста РСФСР Бориса Бирюкова. О том, каким он был артистом, написано во многих книгах. И, прежде всего, в воспоминаниях самой известной дрессировщицы львов Ирины Николаевны Бугримовой, которая в Бирюкове-младшем души не чаяла и которого назвала своим единственным преемником.

Автор: Виктор Силин

Все новости