О давних черкесах и нынешних грузинах

На излете весны грузинский парламент удивил признанием «геноцида черкесского народа» Российской Империей. Заявки на историческое новшество, впрочем, идут уже лет пять. Историю всегда кому-то выгодно перекраивать, так было и будет.

Не может, однако же, вовсе оставить равнодушным то, что Россию в злодействах на Кавказе обвиняет страна, коей бы и на карте сейчас не было, чей язык забылся бы, чья кровь ушла бы в песок, когда б не Российская Империя. В самом ли деле Грузия, проклинающая ныне «кровавую политику России против миролюбивых (sic!) народов Кавказа», не помнит, при каких обстоятельствах к нам присоединилась? Как молила на коленях взять под крыло? Было ведь ясно, что жертвы России окажутся велики, что не ко времени нам чужая беда. Но как же можно бросить православных погибать? Не бросили.

Скоро услышим и о нами содеянном «геноциде грузинского народа», лиха беда начало.

Ни один великий народ не свободен от обвинений в геноциде, но реальных явлений геноцида человечество, по счастью, знает довольно мало. Их вполне можно перечесть по пальцам.

Что такое геноцид? Намеренное истребление некоей общности – этнической, религиозной ли, социальной. Истребление, имеющее целью свести оную общность либо на нет, либо до того, что она не окажется способной в дальнейшем воспроизводить особенности, за которые, собственно, истребляема.

Небольшой, к примеру, геноцид тасманийского народа устроили некогда британские колонизаторы. Небольшой – поскольку тасманийский народ сам был невелик, но в действительности – очень даже большой. Все мужское население просто отложило остальные дела и пошло чесом истреблять тасманийцев и сумчатых волков, каковые им тоже изрядно надоели. Волков с волчицами и волчатами, тасманийцев – с женщинами и детьми. Из всего народа осталась жива только девочка Лалла Рук, затем обретшая благодетелей и получившая блестящее образование. Вот когда из целого народа остается один человек – это хрестоматийный пример, безусловный образец геноцида.

Быть может, геноцидом следует назвать и усмирение Ирландии при Кромвеле. Ирландцев истребляли прежде всего не по этническому, а по религиозному признаку: круглоголовый протестантизм наступал. Так или иначе, а в XVII столетии за одно десятилетие население зеленой страны умалилось вдвое. «Освободившиеся» земельные наделы закреплялись за солдатушками Старого Нола.

Имел место геноцид и в Бретани во времена Французской революции. Не только потому, что там, где проходили «Адские колонны», оставались лишь непогребенные мертвецы и пепелища, но и потому, что злодеяния творились не просто вследствие военного ожесточения. Какое там! Революционеры искренне считали бретонцев слишком «тупыми», чтобы отречься от католицизма и короля. О «необходимости» их истребления говорилось без обиняков. «Пусть нечистая кровь оросит наши нивы». «Нечистая» – в не последний черед бретонская, католическая. Ну а нивы, нивы были ваши, стали наши. Знакомо.

Безусловен и геноцид армян, ну да о нем все более-менее знают.

Вокруг же 1864 года политика российских властей сводилась ну никак не к физическому истреблению черкесов, а к выдавливанию их на территорию Османской империи. Ну а кому, спрашивается, при такой-то заварухе нужна несомненная пятая колонна? Все проходило настолько бескровно, насколько возможно в таких обстоятельствах. Прибывали турецкие транспорты, принимали своих. Конечно, по тем временам перемещение больших людских масс просто немыслимо представить без трагических случаев. Из каждого такого случая можно сделать агитку. (Ведь даже бездарную картину «Смерть переселенца» прогрессивная интеллигенция всерьез воспринимала как острую критику аграрной политики Столыпина. Можно подумать, не пожелавшие стать переселенцами в своих деревнях вообще не умирали.)

Кстати, немалое число людей погибло и по вине османских синбадов-мореходов. Из тех, кто подряжался возить черкесов, кое-кто изрядно экономил на провианте и медикаментах. Но геноцид, он, конечно, русский.

Миллионная черкесская диаспора в нынешней Турции – живое доказательство тому, как усердно сей «геноцид» проводился. (Речь, заметим, не об ассимилировавшихся черкесах, с последними исчисленье уже представляется мало реальным.)

Россия всегда была добра, в той мере, разумеется, в какой вообще может быть добра Империя, вынужденная укреплять свои границы. Все мы в детстве зубрили в школе, как некий генерал «ребенка пленного вез», и жалели этого «пленного ребенка», который «знаком пищу отвергал и тихо гордо умирал». Вслед за поэтом мы даже помыслить не могли, а с какой радости генералу куда-то тащить никому не нужное дитя, кормить его, сдавать с рук на руки монастырскому лекарю? А к половозрелым годам, видите ли, в монастыре ему не понравилось. Знамо дело, в набег ходить веселее. Англичанин бы все написал иначе. И я так и не могу понять – сила наша или слабость эта отзывчивость, это всегдашнее сопереживание, сопереживание даже тому, кого воюешь?

Но не о том сейчас речь. Есть слова, которые, особенно после страшного опыта ХХ столетия, никому нельзя позволить затереть частым употреблением. Таково слово «геноцид». Недавно в Сети мне попалось нечто сногсшибательное: «геноцид женщин за сорок». Речь шла, представьте себе, о том, что женщинам помянутого возраста трудно трудоустраиваться. Смешно? Не очень. Страшное слово на глазах теряет смысл.

История рода людского вообще невесела, хотя, сдается, для кого-то это и новость.

А Грузия занимается сейчас, строго говоря, гнусностями.

Все новости