Истории от Олеся Бузины. Два великих Николаевича — Лев Толстой и Александр II

Хотя в заголовке читателю бросятся в глаза, прежде всего, имена знаменитого писателя и не менее знаменитого царя, отменившего крепостное право и впервые внедрившего в России «гласность», но речь в этой статье пойдет в основном об их родителях — императоре Николае I и графе Николае Толстом.

Лев Толстой и Александр II Освободитель были современниками. Автор «Войны и мира» родился в 1828 году. А августейший автор манифеста об освобождении крестьян — в 1818-м. Считается, что люди, родившиеся в одном десятилетии, принадлежат к одному же поколению. Царь был старшим современником Толстого. А Толстой — младшим современником царя. Да и в своей семье Александр II был первенцем — самым старшим из братьев, почему и стал наследником престола, а Лев Толстой — самым младшим, которому достался наиболее скромный «удел» — Ясная Поляна.

РЕФОРМАТОРЫ. Оба — и писатель, и царь — оказались выдающимися реформаторами. Первый из них, открыв жанр «романа-эпопеи», реформировал не только русскую, но и мировую литературу. А заодно — еще и разрушил стереотип писателя-аристократа. Граф-литератор не боялся одеваться «а-ля мужик», спорить с царем и церковью, давать быку в своем поместье прозвище Вронский (по имени главного героя «Анны Карениной») и шокировать Чехова фразой: «Вы, как насчет женщин? А я был в молодости неутомим!».

Второй — наворотил столько реформ, что они его, в конце концов, под своим грузом и погребли. Реформа юридическая (введение открытого суда присяжных), военная (переход на всеобщий призыв), университетская (дарование высшим учебным заведениям самоуправления и создание первых вузов для женщин — так называемых «высших женских курсов», расплодивших стриженых курсисток), частичная отмена черты оседлости для евреев (право свободного расселения получили купцы, выпускники университетов, врачи, юристы и «лица свободных профессий этой национальности»). И, наконец, а, точнее, во-первых (с этого Александр II начал), смягчение цензуры. Хотел еще и самодержавие (то есть самого себя) ограничить и Конституцию ввести — да не успел, народовольцы бомбу в царя бросили и на куски разорвали. Чтобы, не дай Бог, бомбу революции своими реформами окончательно не разрядил!

Даже поверхностного взгляда достаточно, чтобы увидеть, сколько сходства было между царем и прозаиком. Тот тоже всю жизнь «самоограничивался» и мучил себя собственноручно написанной персональной «конституцией» — дневником, в котором запрещал себе предаваться плотскому разврату, впадать в гневливость и отходить от заветов Христа. Но и впадал, и предавался, и отходил. Как и царь. Кстати, оба они еще и ограничили предел собственных владений. При Александре II Российская империя впервые за всю историю ее существования стала меньше: в 1867 году за 7,2 млн долларов продали Северо-Американским Соединенным Штатам (так тогда они назывались) будущий самый северный их штат — землицу Алясочку, которую давно бы пора выкупить за ту же сумму.

А Толстой тоже учудил: дом огромный, прекрасный, величественный — настоящий дворец, в котором родился, который сам же называл «сувениром», проиграл в карты. Два дня и две ночи играл и таки продул! Сосед-помещик по фамилии Горохов забрал его на вывоз, чтобы было чем молодому графушке заплатить «долг чести», приобретенный за зеленым столом — 5000 рублей ассигнациями. И разобрали дворец по кирпичику, погрузили на телеги и отвезли за 35 верст, чтобы восстановить его на новом, чужом, месте.

Вот так чудили и самореформировались два Николаевича, не так прирастая, как разоряясь. Отцы же их — Николаи — поступали с точностью до наоборот! Ибо в переводе с греческого Николай означает «победитель народов». А имя свое оба оправдали в полной мере.

Были они погодками и принадлежали к так называемому «поколению 1812 года». Отец Льва Толстого родился в 1795 году. С 17-ти лет добровольцем оказался в армии. Участвовал в войне с Наполеоном — видел места, «верст на десять засеянные телами». Служил в том самом Павлоградском гусарском полку, который его сын опишет в «Войне и мире», и вышел в отставку всего в 24 года, но в чине уже подполковника! (Лев дослужится только до поручика, превзойдя папеньку в другом — на литературном поприще.)

В своем романе Толстой-младший запечатлел не только отцовский полк, но и самого отца. Помните Николеньку Ростова? Это и есть Николай Толстой. Для своего произведения писатель возьмет все основные черты отцовской биографии. Литературный Николай Ростов женился без любви, по расчету, на богатой наследнице — княжне Марии Болконской. Реальный Николай Толстой точно так же вступил в брак с Марией Волконской — дочерью генерала, который в «Войне и мире» станет «старым князем Болконским». Толстой будет менять только буквы в фамилиях своих пращуров, забавляясь литературной игрой еще больше, чем карточной. 

ЛИХОЙ ГУСАР-ОТЕЦ. Прославленную сыном-писателем Ясную Поляну граф Николай Толстой взял именно как приданое жены. Собственный его отец не оставил бравому гусару ничего, кроме долгов. Зато имением супруги Толстой-старший распорядился самым лучшим из возможных способов. Он не играл в карты. Не ездил по заграницам, однажды прогулявшись до самого Парижа вместе с русской армией и сочтя знакомство с европейской жизнью «достаточным». Не тратился на импортных портных, художников и музыкантов, предпочитая отечественные таланты — из собственных крепостных.

Два этажа дома в Ясной Поляне Николай Толстой надстроил, не прибегая к услугам турок или китайцев. Это сделали русские мужики из его имения. Причем, сделали замечательно. Они же смастерили всю мебель и вообще почти все, что было в толстовском дворце, кроме рояля. Смастерили бы и рояль, да только в яснополянских лесах не водились слоны, кость которых идет на клавиши этого музыкального инструмента. Поэтому Толстой-отец счел более разумным привезти уже готовый рояль из покоренного Парижа.

Подобно романному двойнику, Николай Толстой прославился как замечательный хозяин. Впоследствии мужики в Ясной Поляне рассказывали Льву Николаевичу, как было в имении при его батюшке. А было патриархально, но хорошо. Граф не разорял своих мужиков. Не требовал от них лишнего. Следил за нравственностью. Не допускал кабаков. Он считал, что нищий, злой мужик — это в перспективе беда помещика. Звучит странно, но Николаю Толстому удавалось поддерживать и гармонию крепостной жизни, и прибавлять к своим владениям новые земли. Каким-то удивительным образом он совмещал умение наказывать и поощрять. Да и умер отец Толстого, надорвавшись на своем помещичьем поприще. Поехал по судебным делам из Москвы в Тулу, преодолел за день на лошадях 161 версту, посетил несколько присутственных мест и, вдруг, рухнул замертво, скончавшись от кровоизлияния в мозг в неполных 43 года.

Император Николай I родился позже отца Льва Толстого всего на год. Вместо поместья у него была целая Россия — уходить в отставку было некуда. Поэтому всю жизнь император служил. И служил хорошо. И просто офицером, и бригадным командиром в гвардии, и царем. Хотя царствовать, как известно, он не собирался. Наследником считался его старший брат Константин. Но когда тот отказался от престола, а декабристы попытались вырвать у молодого императора скипетр, 29-летний Николай с корнем вырвал все революционные сорняки, показав, кто в стране будет хозяином. Поведение его на Сенатской площади безупречно. Личная храбрость не вызывает сомнений. А распорядительность — внушает только уважение. 14 декабря 1825 года Россия получила своего самого порядочного и недооцененного до сих пор лидера.

СМАЗЫВАТЬ И ПОДТЯГИВАТЬ! Николай Павлович полагал, что государственный механизм империи замечателен, но несколько разболтан бездельниками и говорунами и нуждается, прежде всего, не в парламенте и конституции, а в защите «от дурака». Не всякому можно лезть в него немытыми лапами и, тем более, хвататься за рычаги. Царь крепил вертикаль власти, подбирал в помощники энергичных людей и заставлял все вокруг себя работать. Адмирал Лазарев строил при нем Черноморский флот и «растил» Нахимова и Корнилова — будущих героев Севастополя. Фельдмаршал Паскевич — побеждал Персию и усмирял Польшу. Воронцов — покорял Кавказ. Гоголь создавал «Ревизора» и «Мертвые души». Глинка — «Жизнь за царя». А декабристы — сидели на каторге.

Собственно говоря, кроме декабристов и еще нескольких мрачных личностей с подсознательной склонностью к самоубийству, недовольных в империи не было. Николай I так же свободно разгуливал без охраны по своей столице, как Николай Толстой — по Ясной Поляне. И, подобно графу, много строил. Крепости и мосты. Железную дорогу из Петербурга в Москву. Тайную полицию. И систему международной политики, твердо базировавшуюся на принципах контрреволюционного интернационала императоров и королей.

Чтобы все это работало, бодрому монарху приходилось много и быстро передвигаться в имперском пространстве и за его пределами. На лошадях он «летал» на Кавказ, в Крым и в Киев (наш город, к примеру, Николай посетил семнадцать раз — больше, чем любой другой царь или генеральный секретарь). На пароходе — в Британию. И на собственных ногах в кавалерийских ботфортах — от жены императрицы Александры Федоровны к любовнице, ее фрейлине Нелидовой. Обе дамы жили в полном согласии. И с царем. И друг с другом. Между прочим, у смертного одра мужа и любовника рыдали на плече одна у другой. Но общественности об этом знать не следовало. Как истинный джентльмен Николай никогда не афишировал постельные победы, в отличие от военных.

Точно так же вел себя на амурном фронте и отец Льва Толстого. Смолоду, в гусарах, изведав в этой области многое, он женился по расчету на некрасивой, но доброй девушке и за девять лет брака сумел сделать с ней пятерых детей. Брак с единственной наследницей князя Волконского принес ему долгожданное богатство. Но он не растратил его, а преумножил. Женихов у Марии Николаевны, падких на ее капиталы, было много. Но именно этот лихой гусарский подполковник сумел взять «крепость» хозяйки Ясной Поляны умелой осадой.

Впоследствии Николаю Толстому удавалось совмещать семейную жизнь со страстными, но всегда тайными увлечениями. Достоверно известно только об одном из них — с соседкой по имению Огаревой. Когда любовница ему изменила, граф даже приказал вырубить рощу, где они встречались. Но никто при жизни Толстого-старшего не знал об этом романе. Все выяснилось только после его смерти — из записок Огаревой.

Отцы оставили детям богатое наследство. Один — целую империю, которую не смогла повалить европейская коалиция в Крымскую войну. Другой — ТАКОЕ имение, владея которым, Лев Толстой однажды признался, что не хотел бы поменяться местами даже с царем. Сыновьям было ЧТО реформировать, так как отцы на славу потрудились над строительством зданий. Правда, критики утверждали, что это НЕ ТАКИЕ здания. Но какие нужно, не знали ни критики, ни сами «реформаторы».

ЛИБЕРАЛЫ И КОНСЕРВАТОРЫ. Между тем, именно наследство помогало им жить и удивлять мир оригинальными поступками. В критические минуты Александр Второй прибегал не к краснобаям, которых породил, а к деятелям, взращенным в духе своего отца. А иногда и просто к отцовским «кадрам». Стоило вспыхнуть восстанию в Польше, как понадобились не «реформаторы», а «консерваторы». И был призван не паркетный шаркун князь Суворов — внук знаменитого фельдмаршала, всплывший при Александре только благодаря приятной внешности и благородным манерам, а грубый, крепкий, похожий на бульдога генерал Муравьев. Этот был из поколения отцов — он начинал еще в ту войну 1812 года и не понимал, почему его родина, победившая Наполеона, должна капитулировать перед какой-то Польшей? Муравьев говорил о себе: «Я не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые вешают», намекая, что не похож на своего казненного родственника-декабриста. И вешал. Но в духе Николая — только тех, кто действительно заслуживал виселицы.

Лев Толстой тоже запасся от предков не только фамильными преданиями, из которых вышли его литературные герои, но и возможностью чувствовать себя свободным. Иногда литература приносила доход. Иногда — убытки. Но пашня в Ясной Поляне родила всегда. Граф мог кутить, играть, путешествовать, гулять с цыганами, заниматься благотворительностью и даже не делать ничего (а бывало и такое!) только потому, что по счастливому стечению обстоятельств оказался наследником своего отца. Он никогда не был прикован к писательскому «станку», как нищий Достоевский, вынужденный писать, наплевав на стиль, — лишь бы заработать. А в тяжелую минуту всегда мог надеяться на критикуемое им же «самодержавное» государство. Показательно, что даже в 1905 году — во время первой революции — Ясную Поляну будет охранять специально присланный правительством военный отряд. Дабы классику не сделали зла те, кого он как «зеркало русской революции» защищал.

Но было и то лучшее, что и Александр, и Лев взяли у своих отцов. Они тоже были люди военные и бесстрашные. Никто не усомнился бы в отваге Толстого на Малаховом кургане. Но еще большее восхищение вызывает человеческое бесстрашие императора-освободителя. Террористы совершили на него восемь (!) покушений. В царя стреляли. Царя взрывали. А он выходил из этого дыма и пламени целый и невредимый и упорно продолжал гнуть свою линию, пытаясь сверху предотвратить взрыв снизу. Меня всегда поражала не НАСТОЙЧИВОСТЬ террористов, а УСТОЙЧИВОСТЬ Александра II. В этом он был похож на своего отца. Только его Сенатская площадь растянулась на всю жизнь. Вплоть до последнего покушения 13 марта 1881 года на том месте, где теперь в Петербурге стоит красивый храм в старорусском стиле. Александр II, как и Николай I, умер на посту. Только не успел сдать караул, в отличие от отца.

Граф Лев Николаевич Толстой, как и граф Николай Ильич Толстой, умер в дороге. Правда, у отца это была деловая поездка. А у сына — бегство от отцовского наследства. Запоздалое бегство в 82 года. Лев держал путь на Кавказ — в страну своей молодости, где он когда-то, еще не сочинив учение «о непротивлении злу насилием», громил горцев из пушки, мечтая о первом офицерском чине.

Думается, и писатель, и царь понимали, что своими яркими и свободными жизнями они обязаны своим дисциплинированным жестким отцам. Именно те накопили энергию, так щедро выплеснувшуюся в детях. Наверное, этот главный конфликт эпохи лучше всех почувствовал еще один их современник — вечный соперник Толстого Иван Тургенев, оставивший произведение с названием-символом — «Отцы и дети».

Впрочем, и мы, так беззаботно — от олигарха до последнего бомжа — проматывающие советское наследие, делаем это только благодаря поколению дедов и отцов.

Все новости