Донское предание

Начиная с 1980-х гг. в США стали выходить работы Араша Борманджинова по истории донских калмыков, в которых освещались вопросы, являющиеся ключевыми, исходными при изучении истории любого человеческого сообщества, будь то государство, этнос или субэтнос: происхождение, география расселения, социальная, духовно-религиозная, административная организация. Как и у других народов, формирование самосознания этой калмыцкой этнической группы восходит к мифам согласованным представлениям людей о своем прошлом. Один из наиболее устоявшихся вариантов такого мифа исследует Борманджинов в своей работе о князьях бузавов (донских калмыков).

Все известные источники, как калмыцкие, так и русские, сходятся в том, что первыми князьями, пришедшими на Дон со своим улусом, а не отдельными семьями, были Баахан-тайши и его младший брат Ба-атур. В народных преданиях они представлены как родоначальники бузава от Волги до Дона, однако имени их отца история не сохранила. Вероятно, они не принадлежали к высшей знати, но являлись прямыми потомками Далай-Баатура (ум. 1637), одного из главных дербетских тайшей. Ф.К. Траилин, известный исследователь донского казачества и издатель, пишет, что, по народному преданию, Баахан и Батур после смерти своего отца отделились от Аюки-хана и ушли на Дон. Русские источники не сообщают о распределении пастбищных земель и подданных между двумя братьями после их прикочевки в донские степи. Однако в народной памяти отложилось событие, связанное с разделом улуса.

По легенде, которую Траилин слышал около 1870 года, это произошло следующим образом. Когда все население улуса - и стар, и млад - собралось на большой равнине, князья на глазок определили середину толпы и проскакали сквозь нее галопом. Люди отпрянули в страхе и таким образом внезапно сами разделились. Немедленно был оглашен княжеский указ, разъясняющий, что те, кто по левую сторону, будут принадлежать Баахану, а кто по правую - Баатуру. Пораженные ужасом люди издали вопль отчаяния "Яглаб! Яглаб!" В одних случаях дети оказались разлученными с родителями, в других - мужья с женами. Несмотря на трагизм, произошедшее было воспринято как должное. Калмыки, как и вообще монголы, издревле верили в божественное происхождение своих правителей и безоговорочно подчинялись им. И в данном случае разлученные семьи и дети вынуждены были покориться судьбе и последовать за своими князьями. Часть бывшего улуса, принадлежащая Баахану, позднее стала называться Харьковской, или 1-й сотней Верхнего улуса. Удел Баатура получил название Бакшинской, или 1-й сотни Нижнего улуса. Эта сотня, замечает Борманджинов, славилась красивыми женщинами. Донское предание не лишено было романтической окраски: якобы при внезапном разделе все красивые женщины оказались на правой стороне, а таковые мужчины - на противоположной. Наряду с официальными наименованиями бытовали и "природные". Так, часть, отошедшая к Баахану, упоминалась как Цевднянкинская - от Цевдина, потомка Баахана в четвертом поколении (с 1877 г. - станица Граббевская), а вторая как Джалсынская - от Джалсана, прямого потомка Баатура во втором колене (с 1877 г. - станица Иловайская). Эти два первых княжеских удела постоянно тяготели друг к другу впоследствии. Взаимные браки, которые имели место всегда, только усиливали родственные связи между ними. По преданию, только эти два удела имели общее зюнгарское (джунгарское) происхождение.

В письме Николаю Пальмову от 7 октября 1929 г. Харти Кануков передает содержание легенды, услышанной им когда-то давно. Она почти неотличима от предания Траилина, изложенного выше. Обе версии совпадают в освещении истории с насильно разлученными семьями и близкими родственниками, за одним исключением. По Канукову, жестокий произвол князей, имевший место при принудительном разделе улуса, был осуществлен не ими самими (по Траилину), а всадником, исполнявшим их приказание. Этот всадник, говорят, проскакал галопом сквозь толпу с распущенным арканом.

Через месяц с небольшим Пальмов получил от Канукова рукопись Ц.М. Зартынова о донских калмыках. В ней также утверждается, что Баахан и Баатур были первыми нойонами донских калмыков. Есть основания считать, пишет Борманджинов, что автор рукописи - Цаган М. Зартынов, грамотный атаман Эркетинского аймака, в июле 1920 года был избран членом Калмыцкого облисполкома. В свою очередь Пальмов сообщил Канукову, что 24 ноября 1926 года некий Москалев, школьный учитель, калмык, рассказал ему о рукописи по истории донских калмыков, составленной калмыком, подписавшимся "Донской бакша". Согласно этой анонимной рукописи, первые донские калмыки были приведены из Джунгарии Бааханом и Баатуром-тайши. Они проследовали на Донец (Северский Донец, правый приток нижнего Дона) без остановки на Волге и основали свой новый кочевой лагерь у Экчду-Хойр, где до Гражданской войны 1918-1920 годов находился Провальский государственный конезавод.

Как уточняет Борманджинов, этот конезавод располагался в шести верстах от железнодорожной станции Провалье и примерно в 70 верстах от города Александровск-Грушевский и железнодорожной станции Шахтная, вблизи границы Таганрогского округа. В письме Пальмову от 11 декабря 1932 года тяжело больной Кануков сообщал, что в его распоряжении находится упомянутая Москалевым рукопись, которую можно было бы издать в сжатом виде, как хронику исторических событий с 1630 (или 1636) до 1917 годов. Это было последнее упоминание о той самой рукописи в переписке Пальмова - Канукова. Через два месяца Канукова не стало, а ровно через год, в феврале 1934 года, оборвалась жизнь Пальмова.

В своей работе, изданной в 1991 году, Борманджинов высказывает сожаление, что рукописи Зартынова, неизвестного "донского бакши" и Пальмова до сих пор не опубликованы. С удовлетворением следует отметить, что в 2007 году Калмыцкое книжное издательство выпустило в свет "Материалы по истории калмыцкого народа за период пребывания в пределах России" Николая Пальмова, куда вошли различные варианты рукописи, результат нескольких лет труда ученого, специально посвященной ранней истории донских калмыков. Судьба первых двух рукописей остается неизвестной.

Работа над данной статьей шла к завершению, когда в поле моего зрения попала вышедшая недавно книга известного российского антрополога и этнографа А.В. Головне-ва "Антропология движения (древности Северной Евразии)", представляющая во многом новый и достаточно оригинальный угол зрения на этническую историю. По мнению автора, изложенному в почти афористичной форме, история рассталась с кочевниками, так и не сумев их толком понять и описать. В кратком изложении его аргументы сводятся к следующему. Взгляд оседлого историка на кочевников настраивает на поиск источника движения где угодно (климатические бедствия, плохие соседи и т.п.), только не внутри человека и культуры, в то время как в любом сообществе обнаруживается социальное ядро, задающее смысл и ритм жизнедеятельности, формирующее ценности и каноны. Таким ядром выступает элита, представленная военными, политическими, религиозными, экономическими лидерами. Её действия предопределяют общее состояние и движение народа, тогда как прочие прямо или косвенно подчинены ей и составляют деятельностную оболочку. "Сеть деятельностных схем образует общественную ткань, а элитные схемы придают ей структуру, осознаваемую как порядок, и выстраивают событийный ряд, воспринимаемый как история", - приходит к заключению Головнев. Выдвинутая им концепция "Homo mobilis, "движущегося человека", расширяет возможности исторической реконструкции.

Современному человеку порой непросто понять людей, живших в далеком прошлом. В своем сугубо научном эссе-исследовании генеалогии Баахана и Баатура, представителей той самой элиты, о которой говорит Головнев, Борманджинову удалось преодолеть историческую дистанцию. "Очищая" донское предание от вымысла, восстанавливая реальную картину, он приближает нас к пониманию взаимоотношений, мотивов и поступков людей, живших три столетия назад.

Все новости