Александр Ханжонков. Раб кинематографа в саду расходящихся тропок

Строго говоря, основателей у российского кино было два: Ханжонков и его вечный конкурент Александр Дранков. У последнего — титул создателя первого отечественного игрового фильма, кинолубка «Понизовая вольница», слава кинолетописца начала XX столетия и сомнительная репутация мастера сенсаций и аккомодаций, короля срывов постановок и кражи идей конкурентов. У Ханжонкова — реноме порядочного бизнесмена с хорошими манерами и вкусом.

Он установил эталон «качественной русской фильмы», открыл для кино гениев-самоучек, сотворил первых русских кинозвёзд, заложил основы отечественного научно-популярного кино и создал кинопроизводственную базу, которой успешно воспользовались большевики, отобрав её у владельца при национализации. 

При таком раскладе Дранков предстает авантюристом и выскочкой, Ханжонков — благодетелем и просветителем. Первому принято посвящать фельетоны, второму — панегирики, в которых обычно не вспоминают, что суетливый трогательно-комичный киноделец Южаков, сыгранный Олегом Басилашвили в «Рабе любви» Никиты Михалкова, списан именно с Ханжонкова.

Биография Александра Алексеевича, несмотря на многочисленные исследования историков кино, журналистов и беллетристов, до сих пор пестрит лакунами, неясностями и противоречиями. До недавнего времени даже не было толком известно, где он родился — на территории то ли нынешней Ростовской области, то ли Донецкой. Теперь истина восторжествовала. Дончане обнаружили запись о крещении, и Украина объявила себя родиной первого русского киномагната.

Восстановить родословную Александра Ханжонкова, похоже, по силам только его внучке Ирине Александровне Орловой, которая посвятила деду документальную повесть, основанную на воспоминаниях его современников. Ирина Александровна утверждает, что история рода известна примерно с ХIII века, с половецкого хана Жёнкова, возглавлявшего «сигнальную дозорную службу», которая жгла костры, предупреждая об опасности. Со временем в фамилии появилась приставка «хан», буква «ё» была заменена на «о», а потомки половецкого хана стали казаками. Прадеду Александра Алексеевича, казачьему старшине Василию Ханжонкову, за добросовестную службу были пожалованы дворянское звание, 15 000 гектаров земли и 15 крестьянских семей. Но отмена крепостного права вынудила Ханжонковых искать новые источники дохода. Часть семейства взялась за освоение угольных копей в Донецкой области. Очевидно, бизнес не пошёл, потому что отец Александра Ханжонкова, помещик Алексей Петрович, разорился.

Если всё вышеперечисленное имело место быть, то неудивительно, что Ханжонков поступил в новочеркасское юнкерское училище, а по окончании его был принят в Донской казачий полк, квартировавший в Москве. В белокаменной он удачно женился на Антонине Николаевне Баторовской, дочери владельца магазина швейных машинок «Зингер». И вскоре жизнь его круто изменилась.

На сей счет существует несколько версий, порождающих, подобно саду расходящихся тропок, множество новых инвариаций. По одной из них, Ханжонков покинул военную службу по болезни — то ли провалился под лёд во время Русско-японской войны, то ли бросился в ледяную воду, спасая какую-то актрису, и от переохлаждения заработал хронический полиартрит. Самому Ханжонкову нравилась собственная версия: он просто «заболел кинематографом». Увидел в 1905 году в ростовском «биографе» легендарный люмьеровский ролик «Прибытие поезда» и был «опьянён», «пленён» и «поражён». Вообще-то с изобретением братьев Люмьер Александр Ханжонков мог познакомиться и раньше. Еще в 1897 году его брат Сергей привез из Парижа кинопроекционный аппарат и несколько лент. Но как бы то ни было, Ханжонков в итоге подался в кинематографический бизнес.

В ту пору синематограф оставался ещё балаганным аттракционом, системы проката как таковой не существовало, и владельцы киноточек приобретали картины у «челноков», которые покупали ленты у зарубежных производителей (цена плёнки зависела от длины — продавали метрами). Этим бизнесом занимались авантюристы всех мастей, имевшие финансовые возможности для закупок. Ханжонков таковые тоже имел — он получил по выходу в отставку реверс в пять тысяч рублей и финансовое вспоможение от тестя.

Поначалу дела шли не очень гладко. Общая прибыль от продажи картин одной поездки в Европу или Америку не превышала 10 процентов. Но Ханжонкову удалось заключить договор с лондонской фирмой «Гепфорт», которая согласилась поставлять ему фильмы без предварительной оплаты. Заработанные челночным кинобизнесом средства Ханжонков вложил в Торговый дом «А. Ханжонков и Ко», открывшийся в 1906 году. Одним из основных компаньонов стала его супруга Антонина Николаевна, особа волевая и предприимчивая. Она активно занималась организацией производства, писала вместе с мужем сценарии под псевдонимом Анталек и ставила фильмы.


При Торговом доме работали прокатная фирма и кинолаборатория, печатавшая копии и русские надписи для зарубежных фильмов. Поначалу компания занималась лишь дистрибуцией, продавая и прокатывая проекционные аппараты и импортные фильмы. Но уже лет через пять ханжонковское киноателье стало крупнейшей российской «фабрикой грёз», а эмблема фирмы, Пегас, — маркёром комильфо в русском кино. После ряда довольно беспомощных попыток снять хоть какую-нибудь приличную продукцию Ханжонков наконец сумел сформировать мощное творческое поле, которое притягивало весьма неординарных людей и открывало в них самые неожиданные способности.

Неудачник-изобретатель Владимир Сиверсен стал оператором, снявшим первую внятную панораму в отечественном игровом кино («Драма в подмосковном таборе»), после чего движение камеры в художественных фильмах перестало считаться браком. Василий Гончаров, бывший железнодорожник, возомнивший себя первым русским сценаристом (именно он является автором синематографической пьесы «Понизовая вольница»), снял у Ханжонкова первый отечественный полнометражный боевик «Оборона Севастополя». Гончаров познакомил Ханжонкова с Петром Чардыниным, малоизвестным актёром и режиссёром театральной труппы Введенского народного дома, который стал одним из ведущих режиссёров раннего русского кино. Чардынин, в свою очередь, привел совсем уж никому не известного паренька из глубинки Ваню Мозжухина, будущего «короля русского экрана», и сделал знаменитостью третьестепенного артиста Малого театра Витольда Полонского, сняв в роли князя Андрея в «Наташе Ростовой». Под крылом Ханжонкова расцвел и талант гения русского киномодерна Евгения Бауэра, который поднял салонную мелодраму до уровня искусства и превратил статистку Веру Холодную в первую русскую кинодиву.

Разумеется, проявление талантов в фирме Ханжонкова было следствием не только благорасположенности фортуны, но и продуманной стратегии. Компания постоянно вела поиск кадров. Сотрудник фирмы В. Тодди (Вольберг), автор ряда сценариев ханжонковских фильмов, регулярно просматривал прессу, выискивая странные личности. Так Ханжонков узнал о проживающем в Вильно чиновнике Владиславе Старевиче, который делал уникальные карнавальные костюмы из подручных материалов. Ханжонков пригласил его в Москву и предоставил все возможности для того, чтобы гениальный самоучка изобрел объёмную анимацию, используя, как все тогда решили, «дрессированных насекомых».

Для сильно отстававшего от Европы и Америки русского кино Ханжонков являл собой принципиально новый тип продюсера. Он удачно аккумулировал топовые новаторские идеи, приглашал сниматься ньюсмейкеров, первым создал постоянную труппу актёров и режиссёров и организовал отдел научного кино. Ханжонков укоренялся всерьёз и надолго, отстраивая кинофабрику, кинотеатр, выпуская киноиздания и открытки, создавая прокатную сеть по всей стране. К 1914 году он контролировал треть кинопроката в России, а выпущенные его компанией фильмы исчислялись сотнями.

На этом фоне несколько странно выглядит словесный портрет Ханжонкова, оставленный актрисой Софьей Гославской, утверждавшей, что Александр Алексеевич был «среднего роста, рыжевато-белокурым блондином, с… не то задумчивыми, не то рассеянными глазами», который «на дельца, на ловкого коммерсанта никак не походил».


Уж чего-чего, а ловкости кинодельцу Ханжонкову было не занимать. Достаточно привести в пример историю продвижения в 1911 году пафосной, но довольно слабой в художественном отношении «Обороны Севастополя». Бюджет фильма составил 40 тысяч рублей, не считая госсубсидий, вернуть которые с помощью проката в одной-единственной стране (а на другие страны рассчитывать не приходилось) было нереально. Для начала Ханжонков показал картину в Ливадии императорской семье и растрогал даже Николая II, относившегося к кинематографу как к «вредному развлечению». После этого продюсер начал рекламировать картину как «удостоенную счастья быть представленной Государю Императору» и устроил громкое премьерное шоу в Большом зале Московской консерватории. Фильм показывали под аккомпанемент симфонического оркестра, хора певчих и настоящих пушечных выстрелов, которые производились из пушек, стоявших во дворе консерватории. А затем, чтобы собрать необходимую сумму, Ханжонков передал владельцам прокатных контор исключительные права на демонстрацию картины в определенных губерниях, уездах и городах, причем за наличный расчёт, но по цене обработанной плёнки. Благодаря этой схеме, сломавшей традиционную систему проката, в которой прокатчики сами решали, где будут показывать фильмы, Ханжонков не только покрыл расходы на постановку, но и получил изрядную прибыль. И то, что зрители остались лентой недовольны, уже не имело никакого значения.


Грянула Первая мировая, и после короткого «золотого века» русского кино, вызванного внезапным отсутствием в прокате зарубежных фильмов, твердая почва стала уходить из-под ног. Круг друзей и соратников Ханжонкова резко сужался. Умер Василий Гончаров. Один за другим студию покидали лучшие режиссёры и актеры: Борис Михин, Владислав Старевич, Пётр Чардынин. Вера Холодная, Витольд Полонский, Иван Мозжухин.


Весной 1917 года Ханжонков, уже не передвигавшийся без костылей или инвалидного кресла, оставил бизнес в Москве на Антонину Николаевну и вместе с Евгением Бауэром и труппой отправился в Ялту — строить киноателье и снимать новые фильмы. 9 июня (по старому стилю) Бауэр умер в результате нелепого несчастного случая во время киноэкспедиции, а 25 октября в Санкт-Петербурге произошел государственный переворот. Ялта переходила то к красным, то к белым, то к зелёным, то к немцам. Ханжонков упорно заставлял работать выехавшую с ним съёмочную группу, добывал плёнку, разводил кипучую деятельность. Словно не замечал того, что происходит вокруг, смотрел на катастрофу тем самым не то задумчивым, не то рассеянным взглядом.


«В Москве большевики, здесь деникинцы, посредине эти… петлюровцы. А мы, знаете, как в детстве…. Такое розовое-розовое детство. И жизнь-то наша вся как дом горящий, а в нём детей забыли…» Этот монолог Южакова из «Рабы любви» скорее относится не к Ханжонкову, а к его жене, которая, добравшись вместе с детьми до Ялты, убедила-таки супруга уехать из России. Ханжонковы покинули Крым в числе последних беженцев в ноябре 1920 года. 

В эмиграции тяжелобольной Ханжонков отчаянно пытался наладить кинопроизводство. Открывал прокатные конторы, студии, носился по Европе за эмигрировавшими мхатовцами, надеясь привлечь их к своим постановкам, финансировал эксперименты со звуковым кино. Но всё ломалось, рушилось, летело в тартарары. Бывший хозяин кинематографа стал его рабом и заложником — ничего другого он не умел и не хотел.

Поэтому когда Ханжонков получил от новой российской власти предложение вернуться и работать, он отправился на родину, не особо рассуждая, чем это может быть чревато (Антонина Николаевна осталась в Германии).


Его позвали в 1922-м, на волне короткой оттепели нэпа. Советской власти, во-первых, нужны были профессиональные навыки старорежимных спецов (своих ещё не было), а во-вторых, лояльность ключевых фигур дореволюционного истеблишмента могла пригодиться для пропаганды. В 1923 году Ханжонков приехал, женился во второй раз, на монтажнице Вере Поповой, и действительно поработал — директором одной из фабрик «Пролёткино», — но лишь девять месяцев. А в 1926 году прикованный к инвалидной коляске кинодеятель был арестован по сфабрикованному делу о казнокрадстве — надобность в спецах отпала. Его показательно приговорили к шести месяцам тюремного заключения, столь же показательно амнистировали в зале суда и лишили всех гражданских прав.

Ханжонковы покинули Москву и поселились в Ялте, где им выделили проходную комнату. Доведенный до крайней нужды, лишенец Ханжонков обратился с письмом к председателю кинофотоуправления СССР Борису Шумяцкому, в котором просил «помочь войти в рабочую семью советской кинематографии полноправным её членом» и пояснял, что в противном случае его семье грозит «смерть от недоедания».


Как ни странно, наверху отреагировали. В связи с 15-летием советского кино (!) Ханжонков был реабилитирован и получил персональную пенсию в 350 рублей. Этот небольшой, но всё же доход позволил сесть за мемуары, в которых бывший киномагнат-капиталист изо всех сил старался не сболтнуть лишнего. Самоцензура не помогла — в 1937 году воспоминания Ханжонкова вышли в кастрированном и неожиданном для автора виде.

В 1941 году Ялту оккупировали немцы. Как и советская власть, нацистский режим решил использовать Ханжонкова в деле пропаганды. Немецкий комендант предоставил его семье две комнаты в бывшем ханжонковском особняке. Местная нацистская газета «Голос Крыма» напечатала статью «Отец русской кинематографии», где утверждалось, что с приходом нацистов «Ханжонков, хотя и прикованный к креслу, бодро смотрит в будущее и уверен, что он сможет поработать в любимой области…»

Уже пребывание на «временно оккупированной территории» было чревато для советского человека самыми непредсказуемыми последствиями, а уж такое внимание со стороны немецких властей — тем более. Однако Ханжонкову посчастливилось не только избежать неприятностей, но и сохранить остатки жалких довоенных привилегий. Возможно, органы просто проглядели больного старика — хватало и других, более очевидных «врагов». Шестидесятивосьмилетний Александр Алексеевич тихо умер в собственной постели и в окружении семьи вскоре после Победы, 26 сентября 1945 года. Он даже удостоился скромных некрологов в некоторых советских газетах, после чего был благополучно забыт.

Спустя годы только фильм «Раба любви» мог напомнить посвящённым о первом русском киномагнате.

Все новости