В ожидании русских. Охотники на мамонтов

Фраза про колодец истории, у которого дна не сыскать, является банальностью. Но от этого она не перестает быть совершенно верной. Историческая память народа обычно простирается на те времена, когда он уже известен под собственным именем. Иногда она забирается немного — но совсем немного — глубже. Так же, как и личная память современного человека редко уходит глубже двух-трехлетнего возраста, а родовая — дальше прадедушек и прабабушек. Но это не значит, что события первых лет жизни и наследие далеких предков не оказывают на нас огромного, порой — решающего влияния. 

Не случайно, что люди, претендующие на влиятельное положение в обществе, занимаются и всегда занимались поиском своих отдаленных корней, кичились длинными линиями предков. А когда исторического материала недоставало, то просто этих предков придумывали. В этом смысле следует поразиться не фантазии, а напротив — исторической корректности русских книжников, которые приписали родоначальнику русской княжеской династии Рюрику происхождение от брата императора Августа — Пруса, привязав происхождение русского рода к южной Балтике, а символику этого происхождения — римской идее, которая затем разовьется до учения о Третьем Риме. 

Поиском и выдумыванием генеалогий занимаются и народы. Широко известна первая фраза французского учебника истории: «nos ancetres Galois» — «наши предки галлы были высокими, светловолосыми и голубоглазыми». Эту фразу за французскими учительницами повторяли не только парижане и марсельцы, но и смуглокожие алжирцы, черные сенегальцы и низкорослые вьетнамцы. И в этом, хоть журналисты и пытались шутить, не было, на самом деле, ничего смешного. Французы одним изящным движением присвоили себе могучий древний народ, записались в его прямые потомки и в частности на этом происхождении обосновали свое право считаться древней нацией с высокой культурой и господствовать над другими народами. Народы, кстати, пройдя эту суровую школу, с удовольствием начали изобретать себе генеалогии не менее пышные. 

В России соответствующая работа явно запоздала и идет с некоторым скрипом. Разве что Александр Блок попытался пойти по пути французов, написав: «Да, — скифы мы!». Но тут же сделал несколько принципиальных исторических ошибок, назвав скифов азиатами и приписав им раскосые жадные очи, хотя на самом деле наиболее могущественные скифы жили и царствовали в Европе и были индоевропейцами, иранцами и потомками древних арийцев. Последнее наименование, кстати, мы зачем-то без боя уступили вообразившим себя «истинными арийцами» немцам, хотя все поселения древних ариев, их протогорода находились на территории современной России, возможно именно здесь — в степях между Волгой и Уралом, говорил Заратустра. Если кто и занимается углублением русской истории, то в основном в форме выдумок и за счет подлинной русской истории, принижая, а порой и оскорбляя её фальшивками вроде «Велесовой книги». 

Но это не значит, что такая работа не нужна и невозможна. Напротив, она необходима. Современная историческая наука все дальше отходит от представления о древних людях как о бродягах без роду и племени, которые свободно перемещались на тысячи километров, до основания разрушали предшествующие культуры и приносили совершенно новые. 

Во-первых, степень подвижности древних племен сильно преувеличена, люди уходили со своей земли лишь в крайних случаях и старались уйти недалеко. Те передвижения народов, которые на картах обозначены одной стрелкой, на самом деле занимали тысячелетия и совершались в темпе по 5-10 километров в год. 

Во-вторых, завоевание с полным уничтожением завоеванных или навязыванием им своей культуры были крайней редкостью. Гораздо чаще между пришельцами и аборигенами складывался достаточно своеобразный и прочный синтез, в котором огромная роль принадлежала именно аборигенам. Скажем, современное разнообразие индоевропейских народов, скорее всего, связано именно с тем, что в разных регионах Евразии, где они расселились, на культуру немногочисленных пришельцев оказали огромное влияние местные традиции. 

Наконец, в-третьих, даже когда народы передвигаются, горы, реки, леса и степи обычно остаются на месте, на месте остаются и сложившиеся тысячелетиями торговые связи и геополитические соотношения. И новым игрокам приходится играть по старым правилам. И напротив, когда происходят революционные природные изменения (таяние ледников, затопление берегов или наоборот — опустынивание степей и высыхание рек), люди стараются переместиться туда, где ландшафт максимально похож на привычный, и вовсе не торопятся «приспосабливаться». 

На одном историческом пространстве, тем более таком огромном, как Россия, народы живут тысячелетиями и десятками тысячелетий. За это время они вырабатывают свои способы адаптации к экологической среде, хозяйственно-культурный тип, свою идеологию и мировоззрение, обзаводятся тесными связями с соседями. Всё это передается из поколения в поколение, так что колодец истории всё углубляется. И даже великие завоевания и передвижения приводят скорее к динамизации исторической жизни, а не к коренному изменению её течения. 

Так что и русские и Россия не являются каким-то случайным историческим казусом на пространстве Евразии, который ни с того ни с сего появился и так же легко исчезнет. Напротив, Россия — это реализация на современном уровне всего того исторического и социального опыта, который был накоплен племенами и народами Евразии. Русские — наследники этих народов и племен, сумевшие не только продолжить историю континента, но и восстановить её целостность, утраченную две тысячи лет назад в результате раскола на тюркский степной и индоевропейско-финский лесной миры. Появление России и русских на исторической арене готовилось не одним тысячелетием бурной исторической жизни Евразии. 

Лишь в работах геополитической и исторической школы «евразийцев», и прежде всего Г.В. Вернадского, предыстории территории русского государства уделялось значительное внимание, однако с присущим для этой школы перекосом в сторону преувеличения значения для русской истории кочевников-степняков, причем сами эти степняки рассматривались как нечто единое, индоевропейские народы иранского происхождения, рассматривались в одном ряду с тюрками и монголами. И тем самым подлинный смысл тех процессов, которые происходили в Северной Евразии в эпоху до появления русских, оказывался затемнен. 

Современные научные данные позволяют отказаться от взгляда на древнейший период истории России как на безжизненную пустыню. Историческая жизнь в Северной Евразии всегда била ключом и, более того, в определенные периоды она была даже интенсивней и значительней, чем в тех исторических регионах (Ближний Восток, Средиземноморье, Европа), которые включила в свою генеалогию западная цивилизация. Именно в древнейший период сформировались многие особенности адаптации человека на этих территориях, обозначились основные геополитические оппозиции, влияние которых прошло затем через тысячелетия. 

Появление русского государства, если мы внимательно будем изучать историю нашей страны с древности, предстанет перед нами не как историческая «случайность», а как закономерный итог длительного исторического пути, как реализация издревле обозначившихся потенциальных возможностей. 

*** 

Древние летописцы и авторы хронографов, как, в частности, автор «Повести временных лет» преподобный Нестор Киево-Печерский, начинали свой рассказ либо от Адама, либо от разделения земли между сыновьями Ноя и расселения людей после Всемирного Потопа. Современные авторы обычно начинают свой рассказ с обезьяны. Они до хрипоты спорят о том, являются ли кости той или иной найденной в Африке мартышки остатками «древнейшего человека», который якобы изготовил найденную где-то совершенно по отдельности плохо обработанную гальку, являвшуюся, возможно, древнейшими человеческими орудиями. 

Иногда, для того чтобы поярче опровергнуть христианское учение о творении мира, некоторые мнимые ученые шли даже на подделки археологического материала. Некоторые из таких подделок опровергнуты, а в некоторых не признаются и до сих пор. 

Это не значит, что мы должны с пеной у рта доказывать обратное, что человеку как биологическому виду не свойственна вообще никакая эволюция (подобное отрицание должно быть опровергнуто хотя бы существованием человеческих рас) или что примитивные каменные орудия ему не принадлежат. Мы просто призовем уважаемых антропологов и археологов к элементарной честности — в любой другой науке гипотезу с тем уровнем доказательности, который имеется у гипотезы об обезьяночеловеке, просто бы подняли на смех. И только в науке о начале человеческой истории на ней основываются как на догме и строят сложные измышления, произошел ли человек от «австралопитека» или какой другой зверушки. 

Библейский рассказ в этом смысле отличается как минимум большей объяснительной силой, раскрывающей природу человека. Поэтому, даже не опираясь на него как на изложение исторических событий, мы можем найти в нем истину о смысле нашего существования (1). В чем эта истина состоит? 

Во-первых, человек обладает «двойной» природой. С одной стороны, человек был создан по образу и подобию Божию как могучее и идеальное существо, призванное и весь тварный мир преобразить в соответствии с небесным идеалом и соединить и себя и весь мир с Богом. С другой, послушавшись дьявола и совершив грехопадение, человек стал потенциальным орудием зла и разрушения мира, и, чтобы предотвратить опасность, Бог наложил на человека суровые ограничения: мы стали смертны, на нас надеты «ризы кожаные», то есть слабые, подверженные усталости, голоду и жажде, болезненные тела, «херувим с огненным мечом» заградил человеку вход в рай, а значит, и способности человеческого ума и чувства объять идеал, проникнуть вглубь вещей. 

Первородный грех тянет человека вниз, но, в отличие от животного, человек знает, что смертен, и все его существо протестует против этого. Человек ощущает в самом себе гораздо высшую, идеальную природу, чем та, которую он может познать из своего существования. Эта неутоленная жажда идеала составляет и источник муки человека («муки царя, лишенного короны», как выразился Блез Паскаль), и стимул к его многообразной деятельности. 

Создавая и укрепляя семью, общество и государство, развивая медицину, совершенствуя науку и технику, создавая произведения искусства, люди стремятся заполнить своеобразную пропасть между своим наличным существованием и своей идеальной природой. В полной мере это оказывается возможным только на пути веры, но и на пути культуры, пути общества люди тоже достигают определенных успехов. 

Вторая истина о человеке, которую можно почерпнуть из библейского рассказа, это истина о том, с какой легкостью уже и слабый, смертный человек может уклониться от пути истины в своем желании достичь большего. Вспомним историю Каина, он позавидовал своему брату Авелю, жертва которого была угодна Богу. И убил брата. Причем, как можно понять из намека Писания («где брат твой Авель? Кровь брата твоего вопиет от земли...»), не только убил, но и съел, совершил двойное преступление убийства и каннибализма, и за то был проклят, что земля не будет давать ему плодов своих. Нечестивые потомки Каина, чтобы обмануть землю, начали делать первые технические изобретения, а затем с помощью браков породнились с потомками другого сына Адама — Сифа, которые жили праведной жизнью, почитали Бога и сохраняли часть первоначальных способностей человека, в частности, долголетие. Результат этого смешения был чудовищен, на земле появились исполины, сочетавшие могущество потомков Сифа и нравственное уродство потомков Каина. И они начали творить нечто настолько невообразимое, что «всякая плоть извратила путь свой» и Бог решил, что проще утопить все существа, ходящие по земле, чем дожидаться того момента, когда земля превратится в ад. 

Как считают исследователи-креационисты, которые принимают библейский рассказ за исторический, именно так, во всемирном потопе, и погибли динозавры, бывшие, возможно, частью экспериментов с природой, устроенных исполинами. Так это или не так, но если Всемирный Потоп был, то он был не просто большим наводнением, но переменой самих законов человеческой природы и природы вообще. Никто из людей уже не жил и никогда не будет жить 900 лет, как Мафусаил. И как иначе объяснить, к примеру, то, что люди повсеместно верят в магию, хотя никаких эмпирических подтверждений не получают? Просто соответствующие возможности для употребившего их во зло человека отныне закрыты, хотя и сейчас находятся люди, которые мечтают обойти Бога и природу и пытаются с помощью колдовства, а по сути — служения злым силам, достичь того, что иначе недостижимо. 

И вот третье предание и третий урок. После Потопа три рода сыновей Ноя, три духовных расы (которые ни в коем случае нельзя смешивать с физическими) — импульсивные и не знающие приличий потомки Хама, погруженные в духовный поиск потомки Сима и многочисленные и властные потомки Иафета, к которым по библейской схеме и относятся славяне, а значит, и русские, начали расселяться по земле. Бог вновь благословил их «плодитесь и размножайтесь» и дал им новый источник пищи — охоту. Первые люди изначально были охотниками и земледельцами, но после потопа этот навык был утрачен. 

Но и звероловы оказались людьми гордыми и склонными к авантюрам. Они решили создать «город и башню до небес», чтобы «сделать себе имя», чтобы доказать, что люди и сами по себе могут быть «как боги» (а именно от этой мысли, которая от внешнего величия толкает человека к действительному ничтожеству, Бог в библейском рассказе и пытается людей отучить). 

И тогда Бог смешал языки людей, сделал так, что разные племена перестали понимать друг друга... Тем самым в жизнь людей вошла еще одна новая реальность, которая отныне становится основополагающей — различие племен, народов и наций, и постоянная борьба между ними. 

Непохожесть разных человеческих групп отныне заложена в человеческой природе, и невозможно быть человеком иначе, чем через принадлежность к тому или иному народу, говоря на том или ином языке. Можно уважать и любить людей вне зависимости от их цвета кожи и языка, уважать как равных и любить, к примеру, как братьев во Христе. Но нельзя перестать быть сыном своего народа. Ведь даже Христос сказал апостолам: «идите и научите вся языки», то есть все народы, а не каждого человека в отдельности. Так что вся история человечества (впрочем, человечества как целого с момента смешения языков и не существует) есть не что иное, как история народов: иногда сотрудничества, чаще — борьбы, причем иногда не на жизнь, а на смерть. Эта борьба очень часто переносится и в границы одного общества, в котором со времен возникновения неравенства, по словам философа Платона, обитают как бы два града и два народа. 

Те существа, которые по данным археологии и палеоантропологии жили в древности в Европе, Азии и Африке и которых современные ученые называют «архантропы» (то есть «древние люди», совершенно ненаучное «питекантропы» (обезьянолюди) сегодня уже большей частью не употребляется), уже были вполне похожи на то, что могло получиться из людей после сурового наказания Потопом и смешением языков. Это были существа, жившие в пещерах, занимавшиеся охотой, делавшие примитивные каменные орудия (типа ашель, господствовавшего в верхнем палеолите), имевшие какие-то религиозные и эстетические представления. Они уже явно считались с понятием своей и чужой территории и, возможно, уже говорили на разных языках. Архантропы имели, как можно судить по данным антропологии, достаточно примитивный внешний облик. Но не была ли эта примитивность одним из наказаний за грех, не следовало ли человеку преодолеть немалые препятствия для того, чтобы вернуть себе хотя бы облик человеческий? Впрочем, это все не более чем предположения. 

Не предположением является то, что рядом с этим примитивным человеком жил другой тип, значительно более технически продвинутый, делавший более совершенные каменные орудия, достигавший больших успехов в охоте. Традиционно мы зовем этих существ неандертальцами, создателями каменной технологии типа «мустье», господствовавшей в среднем палеолите. Долгое время сторонники эволюционного взгляда на человека ничтоже сумняшеся считали неандертальцев предками людей. Но современная наука с большим изумлением установила, что это не так. В более позднюю эпоху неандертальцы жили параллельно с людьми современного типа, враждовали с ними и были, в конечном счете, загнаны в труднодоступные уголки — на территории России, такие как древнейший Крым, многократно оказывавшийся с тех пор убежищем побежденных. 

Различия между неандертальцем и «неоантропом» (как в последние десятилетия ученые называют человека современного типа, прежде звавшегося «корманьонцем») были огромны и в генетическом строении, и в физическом облике, и в поведении, и духовной жизни. Неандертальцы были каннибалами (так сказать, духовными, а может и физическими «каинитами»), их останки несут многочисленные следы взаимной физической агрессии, их жизненный цикл был подчинен скорейшему размножению, сопровождавшемуся быстрым старением и смертью. 

А неоантроп берется в Европе, на Ближнем Востоке, в Европейской России и Сибири как бы ниоткуда: по рассчитанным учеными радиоуглеродным датам, приблизительно 40-30 тысяч лет назад. И палеоантропы, и неандертальцы, и неоантропы существовали в самую суровую эпоху в истории планеты земля — плейстоцен. В эту эпоху, закончившуюся лишь 10 тысяч лет назад, по земле расползались огромные ледники. На территории России и Европы выделены четыре разделявшихся периодами потепления ледниковых периода — эпохи Окского, Днепровского, Московского и Валдайского оледенений, названных так по крайним южным точкам, до которых доходил ледник. Ледниковые эпохи разделялись «интергляциалами», то есть периодами потепления, иногда гораздо более существенного, чем сегодняшнее, а в сами ледниковые эпохи были периоды потеплений («интерстадиалы») и похолоданий. 

Верхний палеолит, эпоха неоантропа, начался в, казалось бы, не очень подходящий момент — в период Брянского интерстадиала Валдайского оледенения. Несмотря на то, что «Валдай» был самым небольшим по площади ледником, эта эпоха была самой суровой и холодной. Ледник, собственно, потому и не разросся, что в Европе было слишком холодно и сухо, количество осадков, пополнявших ледниковый щит, было ограничено. На границах ледника раскинулись болота, а за ними — тундростепи и лесостепи, в которых царили великан мамонт, северный олень, шерстистый носорог, песец и другие вымершие и живущие и по сей день животные арктического пояса. Климат зимой примерно соответствовал климату современной Якутии с её полюсом холода, температура летом редко поднималась выше +10 градусов. 

И вот в таких вот экстремальных условиях появился на Русской равнине, по первому впечатлению — ниоткуда, человек современного типа, «неоантроп». Археологов до сих пор поражают его разнообразные способности, столь не схожие ни с соседями неандертальцами, ни с приписываемыми ему предками. Неоантропы принесли не только новую более совершенную технику обработки каменных орудий (в Западной Европе — «ориньяк», в Восточной и на территории России — «селет»), но и целый переворот в технологиях и материалах — они начали исключительно активно использовать кости животных, на которых охотились. Гораздо прочнее дерева, гораздо покорней камня, кость в ту эпоху принесла такой же переворот, какой впоследствии принесли бронза и железо, или в наше время — пластмасса. Костяная индустрия — копья из хитроумно выправленных мамонтовых бивней, наконечники стрел и гарпунов, бусы и заколки, первые скульптуры и куклы — заняла важное место наряду с каменной. 

В экстремальных природных условиях, далеко на севере, то есть совсем не там, где по представлениям эволюционистов должен был находиться центр развития человечества, возникла первая человеческая цивилизация — цивилизация охотников на мамонтов. Не слишком ли громко сказано? Тем не менее современные исследователи часто применяют такой термин в отношении верхнего палеолита, и по-своему правы (2). 

Во-первых, цивилизация — реальность подвижная. Древние шумеры показались бы нам дикарями, а мы покажемся дикарями своим потомкам через тысячелетия. Цивилизация — это то, что стоит на передовых позициях для своей эпохи. А во-вторых, судите сами — для охотников на мамонтов были характерны такие важные признаки цивилизации, как оседлость и развитие архитектуры, развитая духовная жизнь и наличие искусства. 

Взлет цивилизации охотников на мамонтов был связан с исключительно искусным использованием ими суровых условий существовавшего в ледниковый период уникального природного ландшафта — тундростепи, где в условиях сурового холода в сочетании с относительной сухостью землю покрывали не мхи и лишайники, как современную тундру, а злаковые растения, необходимые для питания «мамонтовой фауны» — мамонтов, шерстистых носорогов, северных оленей, овцебыков и других крупных и мелких животных. 

Современные ученые ведут дискуссии, в самом ли деле «охотники на мамонтов» были охотниками или же использовали павших животных, кости с мамонтовых кладбищ и т.д. Одни (прежде всего, палеоэкологи) утверждают, что если экстраполировать на мамонтов экологическое поведение современных слонов, то массовая загонная охота на них в качестве длившегося тысячелетиями промысла была попросту невозможна. Другие, археологи, указывают, что как бы там ни было, данные раскопок свидетельствуют о массовой добыче мамонта и оленя в количествах, которое не могло быть достигнуто никаким естественным падежом (3). 

В любом случае, «охотники на мамонтов» совершили настоящую технологическую революцию, сравнимую с появлением металлов или пластмассы, — они начали активно использовать наряду с каменными орудиями орудия и поделки из кости крупных животных. Только люди современного типа создали масштабную и исключительно искусную костяную индустрию: из кости изготовлялись копья и стрелы, из кости строились дома, вытачивались искусные украшения и произведения искусства. 

Использование нового материала позволило людям заложить основы того образа жизни, который и позволяет нам говорить о «цивилизации», пусть даже в условном смысле этого слова. На верхнепалеолитических стоянках Мезень, Костенки и многих других на Русской равнине, стоянках Мальта и Буреть в сибирском Приангарье, сохранились многочисленные постоянные дома, использовавшиеся людьми, как полагают ученые, на протяжении столетий, если не тысячелетий, а ведь фундаментальным признаком цивилизации является оседлость. Поселения располагались вдоль рек. Брались черепа мамонтов, ставились бивнями вверх, подпирались камнями, сверху делались перекрытия из мамонтовых лопаток и оленьих рогов, всё это покрывалось шкурами — и готово весьма внушительное жилище. Такой дом занимала либо одна парная семья, как в Мальте, либо несколько парных семей, как в большом доме в Костенках (но у каждой пары был свой очаг). 

И археологические данные, и искусство этих охотников на мамонта сохранили нам и облик их одежды, которая, что естественно для тогдашнего климата, больше всего напоминала одежду сегодняшних эскимосов: мех, вывернутый внутрь и богато расшитый костяными бусами, на голове — теплая шапка, на ногах — меховые сапоги. В погребении верхнепалеолитических людей в Сунгири под Владимиром (27 тысяч лет назад) были найдены сотни костяных бус и остатки именно такой одежды. 

Неоантропы верхнего палеолита оставили яркое искусство в испанских пещерах, таких как Альтамира, выразительны и рисунки в пещерах русских, таких как Капова пещера, где сохранились великолепные цветные изображения главного кормильца — мамонта. Но наряду со «станковой живописью» развивалась и скульптура. Характерным признаком «северной цивилизации» были многочисленные костяные «венеры», наподобие Костенковской, — с гипертрофированными половыми признаками, призванными подчеркнуть женское плодородие. Впрочем, изображение не всегда было гипертрофированным: женская фигурка из Бурети худенькая, одетая в меховую одежду. По предположению выдающегося русского археолога А.П.Окладникова, она была прообразом тех кукол, которых и сегодня дают своим дочерям матери северных народов. По их поверью, в таких кукол вселяется душа умерших бабушек, а потом она из куклы может вновь вернуться в человеческий облик, продолжить свою жизнь в потомках (4). 

Как выглядели, чем занимались, во что верили создатели этой первой цивилизации на Русской равнине? Мы можем заглянуть в их жизнь благодаря уже упомянутому погребению в Сунгири — там найдены в почти полной сохранности захоронения пожилого по тогдашним меркам мужчины и двойное погребение мальчика и девочки (точнее, юноши и девушки, с учетом того, что дети той эпохи рано вступали во взрослую жизнь), возможно, брата и сестры и, возможно, как-то родственных похороненному позже них мужчине (5). 

Погребения были необычайно богатыми: на всех была очень красивая одежда, расшитая костяными бусами, в парное погребение были положены копья из мамонтовых бивней, круглые диски, напоминавшие, видимо, о солнце, фигурка мамонта и другие предметы. Но главное даже не столько в том, что взяли с собой мертвые в могилу, сколько в том, что благодаря их останкам антропологи узнали очень многое о них и их жизни. 

Мужчине было около пятидесяти. Огромный по тем временам возраст, когда средний мужчина доживал до 33. При этом в его организме нет никаких признаков старения. За исключением признаков перенесенного в детстве легкого рахита (в холодном климате маленьких детей плотно кутали в шкуры, а в отсутствие прямого солнечного света в их организме не вырабатывался витамин D) он абсолютно здоровый. Зубы сточены грубой пищей, но никаких следов кариеса, как и никаких следов инфекций, инфекции и эпидемии начнут по настоящему мучить людей тогда, когда потеплеет и когда будут приручены животные — главные их переносчики. 

В нашем сунгирьском долгожителе поражают размеры тела: рост 180 сантиметров, исключительно широкие плечи и развитая мускулатура. Долгое время сторонники происхождения неоантропа от неандертальца заявляли, что это «неандерталоидные» черты. Но это не так. Неандертальцы были довольно субтильными, коренастыми, не очень сильными субъектами, а здесь перед нами настоящий великан, пропорции тела которого могут быть поставлены только в ряд с пропорциями откормленных витаминами современных акселератов в России и США. 

Для организма сунгирьцев оказался характерен особый тип адаптации к среде, совершенно не похожий на тот, который выработался у неандертальцев или у современных народов Крайнего севера. Вместо укороченного жизненного цикла с быстрым взрослением и старением и активным размножением, сунгирьцы предпочитали жить медленно, спокойно, зато долго. Их крупный организм был настроен на интенсивный самообогрев — кость изнутри была довольно тонкой, оставляя много места костному мозгу, а значит, и интенсивной выработке крови. Подобно долгожителям высокогорных районов современного мира, сунгирьцы были приспособлены к выживанию в среде с холодным разреженным воздухом. Еще одной интересной их чертой, предполагаемой антропологами, было то, что для этого человеческого типа было характерно закрепление в популяции не середнячков, а наоборот, наиболее сильных, крупных, экстраординарных особей (6). 

Долгие споры шли и по поводу «расы» этого человека. Ему приписывали «монголоидные» черты, говорили о тогдашнем «полиморфизме». Споры подхлестывал скульптурный портрет, сделанный выдающимся антропологом М.М.Герасимовым. Чтобы не отвлекать внимание от главного, Герасимов не дал этому человеку ни бороды, ни усов, ни волос, снял с него бывшую на нем шапку и одежду. В итоге получился некий «гуманоид», которого можно трактовать как угодно. Однако ученица Герасимова Г.Е.Лебединская на основе его реконструкции сделала реалистичный портрет сунгирьского человека: с бородой, усами, в одежде (7). И перед нами предстал тип, немногим отличающийся от типичного русского помора. А точку в споре поставили генетики, исследовавшие ДНК сунгирьцев — её последовательность типично европейская, она встречается у 62% жителей современной Европы и 54% жителей центральных областей России. 

 

Так что же, перед нами первый русский? В каком-то смысле — да. Сунгирьцы были древнейшими известными нам людьми, обитавшими настолько далеко на севере, на территории формирования и развития великорусского племени. Несомненно, что сквозь глубину веков какая-то частица их крови течет и в нас. А главное, они выработали целый набор древнейших адаптаций к жизни в условиях севера и холодов, разработали стратегию выживания в этих условиях, несомненно унаследованную и нами, коль скоро русские оказались одним из самых северных народов планеты и успешно осваивают Арктику и приполярные области. 

Но нужно быть осторожными. Автору этой книги приходилось встречать рассуждения про «археорусов», живших в «протогороде Сунгири» (это про использовавшуюся лишь летом охотничью стоянку, на которой, в отличие от тех же Костенок, не было постоянных домов). 

Эти рассуждения лежат в том же ряду, что и сенсационные «открытия» академика Фоменко, что Орда, Русь и Рим — это одно и то же, или подделанная для сочинения славной истории руссов «Велесова книга». В любом народе есть люди, которые любят свою историю «странною любовью». То есть, по сути, они её ненавидят, она им кажется скучной, недостаточно величественной и увлекательной. И вместо того, чтобы разрабатывать исторические факты и увлекательно их описывать, они начинают их сочинять. Причем такое сочинительство есть результат обычной лени — история и, тем более, русская история и так полна удивительными и увлекательными фактами и выразительными картинами. Их надо просто видеть, а бездарные ляпы сочинителей только все портят. 

Второе сунгирьское погребение — погребение брата и сестры. Они лежат головой друг к другу. Он — на север, она — на юг в сопровождении богатого инвентаря, вырезанных из кости солярных знаков. Что это было? Возможно, ритуальное жертвоприношение силам природы с просьбой благословить охотничье племя богатой добычей? Или, быть может, несмотря на юный возраст, юноша и девушка состояли в совсем не редком для архаических народов кровнородственном браке, и жена ушла добровольно вслед за мужем? Возможно и такое. 

Так или иначе, останки этой пары тоже рассказали нам немало. Во-первых, по характерным следам на костях ученые восстановили характер двигательной активности этих людей. Для юноши было характерно движение поднятой правой рукой, напоминающее бросок копья. Девушка при жизни явно что-то сверлила, совершала мелкие точные движения. Скорее всего, она работала с костью, изготовляла, как и многие другие женщины племени, те самые бусы, которые были нашиты на её одежде. Другим не менее характерным занятием был перенос тяжестей на шее и плече — опять же деталь женского труда, характерная и для современных народов во многих странах мира. 

Проанализировав содержание в костях разных микроэлементов, ученые смогли установить и характер диеты этих людей. Девушка, как, кстати, и старший мужчина, питалась, прежде всего, мясом, а также в некоторых количествах растительной пищей. А вот диета юноши отличалась значительным своеобразием: в его костях было высокое содержание меди, что говорит об употреблении в больших количествах насекомых либо ракообразных и моллюсков (скорее всего, именно последнее). А вот его мясная диета была существенно ограничена. Если учесть, что сам он, судя по двигательной активности, был охотником, это странно. 

И тут нам приходит на помощь такая деталь, как хвост на его одежде, и явно ритуальный характер погребения. Не исключено, что перед нами не столько охотник, сколько молодой шаман. И бросал копья он не столько в настоящих зверей, сколько в рисунок или чучело. Для шаманов же, по данным этнографии, были характерны серьезные ограничения в диете, возможно, что и мясо было для этого юноши табуировано, за исключением особых случаев. Любопытен, кстати, и его расовый тип. Если мужчина и девушка — несомненные европеоиды, то юноша имеет ряд признаков «гримальдийского типа», негроидного, точнее, папуасского. Представители этого типа также расселялись в начале верхнего палеолита на территории России. Характерное гримальдийское погребение было найдено в Костенках. Вполне возможно, и отцом юноши (а родство с девушкой, как считают генетики, было по материнской линии) или его предком был представитель гримальдийской расы. 

Так или иначе, жизнь этой пары рано прервалась. Юноша, судя по всему, достиг не более 14-15 лет, девушка — 9-10, и вполне вероятно, что они были принесены в жертву, отправились к предкам послами с просьбой о благополучии племени. 

Широко распространенным заблуждением является мысль о том, что люди верхнего палеолита жили чуть ли не у самой кромки ледника в самую суровую пору оледенений. Это не так. Цивилизация охотников на мамонтов расцвела в «Брянский интерстадиал», период относительного потепления, сменившийся резким похолоданием и наступлением ледника. Не исключено, что в этот период северный регион надолго обезлюдел. Однако в более южных районах в эпоху поздневалдайского оледенения (20-16 тысяч лет назад) сохранялись традиции «костенковской» цивилизации. 

Смена геологических эпох, окончание плейстоцена с его ледниковыми периодами и начало современной эпохи, голоцена, привели к масштабному экологическому кризису конца верхнего палеолита, потрясшему всю северную Евразию. Таяние ледников, изменение ландшафта, отступление и вымирание мамонтовой фауны — всё это привело к гибели цивилизации охотников на мамонтов. Люди вынуждены были сняться с привычных мест и непрерывно кочевать, перемещаться со стоянки на стоянку в погоне за средними животными, прежде всего, северными оленями. Водные потоки, внезапно менявшие направления, создававшие новые болота, реки и озера, делали жизнь голодной, непредсказуемой и опасной. 

Однако именно этот великий кризис (не будем торопиться отождествлять его, как делают некоторые, с библейским Всемирным Потопом, который находится в другой исторической логике) привел к формированию современного географического и гидрографического облика России. В качестве своего прощального поклона ледник дал России то, что позднее стало решающим стратегическим преимуществом русского народа в борьбе за господство над северной Евразией, — уникальную по развитости и разветвленности речную систему. Если крупные реки «южного стока», такие как Днепр, Дон, Волга, существовали, по всей видимости, еще в доледниковую эпоху, то реки «северного стока» (Волхов, Онега, Печора), разветвленная система притоков, снабжающих водой и реки Русской равнины и реки Сибири, многочисленные озера центральной и северной России — всё это появилось именно в результате таяния ледника. 

Россия стала обладательницей уникальной системы из почти 3 миллионов рек и более чем 2 миллионов озер. Рек и озер, питавших человека, дававших защиту от врага и удобную связь с друзьями, открывавших путь к морям и дальше, в иные земли для торговли или пиратских набегов. Неслучайно, что Русское государство образовалось именно на речных торговых путях, а затем распространялось именно по рекам. Освоение русским народом речных коммуникаций дало ему безусловное превосходство в скорости и внезапности над прежде неуловимыми степняками и позволило русским меньше чем за семь десятилетий от Ермака до Дежнева пройти всю Сибирь. Система коммуникаций, характерных для России вплоть до XIX–XX веков — это прежде всего система речных коммуникаций, а для некоторых удаленных регионов и до сих пор связь с большим миром осуществляется либо по реке либо по льду. 

Эпоха, в которую нашим предкам удалось справиться с созданным таянием ледника кризисом, приобрести новые навыки, создать новые технологии, получила у археологов название мезолита или среднекаменного века. Именно к этому периоду относятся те изобретения, без которых жизнь на Русской равнине попросту немыслима. Прежде всего, это лодка-долбленка. Именно этот тип лодки был излюбленным у восточных славян спустя тысячелетия, в первые века русской истории. Тогда на этих лодках не только спускались по Днепру, но и ходили на торговлю и войну до Царьграда. Византийцы называли такие лодки моноксилами, то есть однодеревками, выдолбленными из одного цельного бревна, и подчеркивали то искусство, с которым их изготовляли славяне. 

Другим не менее важным завоеванием эпохи мезолита стало развитое рыболовство — сначала в ход пошла индивидуальная охота на рыбу с острогой, но постепенно человеческий ум изобрел более совершенные способы рыболовства: рыболовные крючки, сети и неводы. К концу мезолита рыба становится основной пищей для многих племен. Складывается неизвестный прежде людям хозяйственно-культурный комплекс рыболовов и охотников, получивший особо широкое распространение как раз в северной, лесной и приморской части Евразии. В известную нам историческую эпоху его основными носителями будут финно-угорские народы, от которых его быстро усвоят и русские. Рыба на многие века станет одной из важнейших составных частей «диеты» великоросса, будет поддерживать его в долгих речных и морских путешествиях к новым землям, будет разнообразить пищу в пост и выручать в неурожай. 

Наконец, на рубеже мезолита и новокаменного века (неолита) мы можем с уверенностью говорить о том, что человек на территории России и Европы прочно подружился с деревом. Оно стало служить не только для орудий, но и для строительства: на озерах и реках Европы, а затем и на Севере России и Урале появляются «свайные постройки», бревенчатые дома, стоящие на вбитых в дно рек и озер сваях, или на деревянных настилах поверх торфяных болот, как на горбуновских торфяниках на Урале. 

Этот технологический прорыв также имел для будущей истории России огромное, судьбоносное значение. Исторические успехи русских были бы просто невозможны без использования дешевого и легкодоступного строительного материала — дерева. Из дерева строили крепостные стены и накаты крепостных валов, церкви и терема, избы и хозяйственные постройки. Всюду, где было дерево, русский человек чувствовал себя прочно и в своей тарелке, достигая исключительного искусства в деревянном зодчестве. 

Но дерево предопределяло в течение столетий и пространственную подвижность русских, легкость в переселении с места на место. Дом из камня, характерный для Европы, тянет к земле, привязывает, заставляет держаться его любой ценой, вынуждает к прочной оседлости. Дом из дерева придает и состоящим из таких домов городам силу и гибкость леса. Сгорел он — за один день можно всем миром поставить новый. Сгорел город, как десятки раз горела Москва, проходит год-другой, и вот он уже вырос прежний. Переселишься за сотни километров со своим нехитрым скарбом, и вот уже на новом месте стоит изба не хуже прежней. Шок Наполеона, столкнувшегося с тем, что русские оставили и сожгли Москву, был шоком человека, который вырос в среде каменного градостроительства и не понимал логики и инстинктов нации, которая столетиями жила в деревянных домах. Лишь в ХХ веке кирпичный и бетонный дом начал по-настоящему привязывать русского человека к одному месту, и еще неизвестно, что из этого выйдет. 

Примечания 
Более подробные размышления на эту тему были предложены мной читателю в статье: Егор Холмогоров. От Адама. Начала человеческой истории // Русский обозреватель. 4.10.2009 [http://www.rus-obr.ru/ru-club/862]. 
К примеру, говорится о «мадленской цивилизации с ее шедеврами пещерной наскальной живописи и не менее поразительными произведениями косторезного искусства» (Васильев С.А., Абрамова З.А., Григорьева Г.В., Синицына Г.В., Хлопачев Г.А. Два типа адаптаций древнего человека на Русской равнине в финале плейстоцена // Этнокультурное взаимодействие в Евразии. Книга первая. М., 2006. С. 117) 
Аникович М.В., Анисюткин Н.К. Человек и мамонт в палеолите Восточной Европы // Труды II (XVIII) всероссийского археологического съезда в Суздале. 2008 г. Т. 1. М., 2008. С. 100-102 
История Сибири. Том 1. Древняя Сибирь. Ленинград, 1968. С. 52-54 
См. подробнейшее антропоэкологическое исследование: Homo sungirensis. Верхнепалеолитический человек: экологические и эволюционные аспекты исследования. Под ред. Т.И. Алексеевой и Н.О. Бадер. М., 2000 
«Теоретически в низкотемпературных условиях естественный отбор должен действовать в направлении сокращения поверхности тела, прежде всего за счет уменьшения конечностей, как это, вероятно, произошло у неандертальцев в финальном палеолите. Большие размеры тела сунгирьцев наряду с большим объемом костно-мозгового пространства свидетельствуют об ином морфофизиологическом пути адаптации к холодовому стрессу, оказавшемуся, если судить по его последствиям, более эффективным в начале верхнего палеолита... По-видимому, условиям существования сунгирьцев больше отвечает механизм движущей формы естественного отбора, которая реализуется на основе селекционного преимущества некоторых вариантов перед представителями средней нормы...» — пишет М.Б.Медникова (там же. С. 382). 
Там же. С. 240

Все новости