О незрячих певчих из храма Воскресения Христова

Уникальность этого храма ещё и в том, что в храме с самого открытия поёт хор слепых певчих

Храмов в Москве много, и каждый по-своему необычен. Но сегодня я хочу рассказать вам о храме особенном, удивительном. Уникальность его не только в задумке архитектора или редкой богохранимой судьбе в годы советской власти, но и в том, что в храме с самого открытия и по сей день поет хор слепых певчих.

Для кого строили «Кедровскую церковь»?
Ровно 100 лет назад, в конце июня 1909 года, в Сокольниках началось строительство одного из последних православных храмов дореволюционной Москвы. Строили его на средства прихожан, причем в сборе пожертвований участвовал и молодой Сергей Образцов, будущий создатель театра кукол. Сохранилась легенда, что в ту пору в Москве сложился замечательный хор слепых, и будто бы именно для него была выстроена эта церковь с изумительной акустикой.
Достоверно известно лишь то, что первый хор новой церкви действительно был составлен из слепых. Слушать его ездили со всех концов Москвы. Освящение храма состоялось 22 декабря 1913 года.
Храм был посвящен Светлому Христову Воскресению, поэтому архитектор П. А. Толстых ориентировал алтарь не на восток (как принято), а на юг, в сторону Палестины – земной родины Христа. Девять куполов 34-метрового двухэтажного храма, если смотреть сверху, имели форму креста. Это было сделано по указанию известного московского священника протоиерея Иоанна (в миру – Иван Иванович Кедров), инициатора строительства, председателя строительного комитета и первого настоятеля, отчего храм и получил свое московское прозвище – «Кедровская церковь».
С 1918 по 1922 год отца Иоанна несколько раз арестовывали, а в декабре 1922 года он был осужден по делу об изъятии церковных ценностей и приговорен к пяти годам строгой изоляции с конфискацией имущества. В последние годы жил в Подмосковье, где и скончался глубокой осенью 1932 года.
Еще при его жизни власти Сокольнического района несколько раз предпринимали попытки стереть храм с лица земли. Кто только ни выступал с призывами закрыть церковь Воскресения: и коллектив психбольницы, и сотрудники исправительного труддома, коллективы фабрик «Буревестник» и «Бабаево», инвалиды дома имени Радищева, работники макаронной фабрики и общество домохозяек. Однако несмотря на гневные протесты трудящихся, которые вполне вписывались в тогдашнюю богоборческую концепцию, храм оставили в покое. Почему? Считается, что в годы советской власти храм не был закрыт из-за того, что сюда передавали великие чудотворные святыни из разрушенных московских церквей. Так, в храме оказались Иверская икона из знаменитой часовни на Красной площади; Страстная икона из одноименного монастыря; Боголюбская икона из часовни в Китай-городе, пережившая Чумной бунт; и чудотворный образ святого целителя Пантелеймона из часовни на Никольской улице, у которого получали исцеление даже иноверцы…

Вика из правого хора
От станции метро «Сокольники» до храма Воскресения Христова – метров триста.
Ухоженный церковный двор. Старые липы и березы. Раннее утро. Литургия закончилась, и сейчас хор слепых разделился надвое. Поют после службы требы – кто-то молебны, кто-то панихиды.
– Состав хора делится на две категории – слепые и слабовидящие певцы и обычные зрячие с нормальным зрением. Для нас это постоянная работа. Репетиции, утренние литургии по особому расписанию. Получаем зарплату, уезжаем в отпуск – все, как положено, – говорит 23-летняя певчая хора Виктория Ладнева.
Несмотря на свой юный возраст, Вика успела поработать учителем начальных классов специализированной коррекционной общеобразовательной школы 3–4-го вида для слепых и слабовидящих. Ушла, когда решила дальше повышать образование, а совмещать работу с серьезной учебой и пением в хоре стало невозможно. Сейчас перешла на второй курс Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Будущий теолог и преподаватель древнегреческого и латыни, Вика учится на богословском факультете, на отделении древних языков.
В хоре поет три года. «Я живу здесь неподалеку и с детства хожу в этот храм. Однажды, дело было в Великий пост, – вспоминает Виктория, – в хоре осталось совсем мало народу, потому что ранней весной обычно многие болеют, а слепые особенно подвержены заболеваниям, и второй регент Нина Михайловна позвала меня на клирос – помочь хору. Она знала, что я окончила музыкальную школу при Московской консерватории – хоровое и сольное пение, и постоянно пела в детском хоре. Конечно, я поднялась на клирос и допела эту службу. Пришла помогать и на следующий день, и еще, и еще... Вот с той поры я постоянный участник хора».
Основной регент хора – член ВОС Михаил Яковлевич Трофимов. Окончил знаменитое училище эстрадно-джазового искусства на Большой Ордынке. Виктория своим руководителем откровенно гордится.
– Он уже взрослый человек, ему седьмой десяток. У него большой жизненный опыт и колоссальная эрудиция! Нам повезло, что рядом с нами находится такой знающий, авторитетный человек. Мало того что он прекрасный музыкант, у него еще «цветной» музыкальный слух! Это значит, что при пении или когда он слушает музыку, каждый звук у него в голове вызывает какой-то определенный цвет. И, представьте себе, если один звук вызывает цвет, то аккорды, целые созвучия и вообще пение в хоре – у него в голове постоянно музыкальная палитра! – восторгается ученица. – К тому же у Михаила Яковлевича абсолютный слух, то есть он может без камертона, без музыкального инструмента точно задать тон – и попадет. Очень талантливый человек, тонко чувствует музыку, любит красивые произведения выбирать.
Михаил Яковлевич придерживается традиционного репертуара старой московской школы. Это круг композиторов-классиков, которые писали именно для московских хоров: Бортнянский, Архангельский, Балакирев. Такие произведения, которые сейчас чаще всего исполняются на Патриарших или Архиерейских богослужениях или которые поют большие правые хоры.
(Если в храме несколько хоров, то обычно один из них – главный, основной, профессиональный, он все время поет на правом клиросе, поэтому его называют правый хор.)
– О, так вы и есть тот самый правый хор! – догадываюсь я, поскольку на утренней службе хор слепых пел именно на правом клиросе.
– Нет-нет, отнюдь! У нас, конечно, замечательный хор, но не единственный в храме! – смеется Вика. – Раньше, много лет назад, хор слепых исполнял и вечерние службы, но такие физические нагрузки не под силу незрячим. Сейчас в храме три хора: наш правый хор поет утром, большой правый хор поет все торжественные богослужения, а вечерние богослужения поет хор, который мы между собой называем «хор девочек», там нет мужских голосов, там поют только молодые девушки.

Единственный тенор
У него ослепительно белые ровные зубы и живой, общительный характер. Чудесный, веселый, открытый человек, худенький и порывистый, как подросток, – даже не верится, что ему 30 лет. Я бы назвала его отроком, я бы назвала его иноком, я бы назвала его витязем. Такая светлая аура, такое обаяние положительного героя.
Седьмой год поет в храме Георгий Михайлович Яковенко. «Вы можете называть меня просто Гоша, – разрешает он и тут же прыскает: – Меня дед до сих пор Жоркой зовет!»
11 лет назад закончил интернат для слепых, и даже не появился на выпускном вечере. Почему? Потому что Гоша был «приходящий» школьник, то есть с пятого класса он параллельно учился еще на теоретическом отделении в музыкальной школе при консерваторском училище. Было общее фортепьяно, теория, струнные, духовые. Основная специальность – фортепьяно.
– Но как-то не сложилось у меня ничего на музыкальном поприще,– рассказывает Гоша.– А тут случайно бывшая одноклассница обмолвилась про хор слепых в храме, и здесь я оказался на месте.
Гоша единственный тенор в хоре. Ноты и тексты записывает и читает по Брайлю. Разучивать свою партию ему помогает второй регент Нина Михайловна Смирнова.
– Она мне играет партитуру, а я свою партию учу. У меня слух гармонический, то есть я не могу петь, если не слышу остальных. Сам не могу запомнить ничего: мне нужно слышать гармонию, чтобы свою партию находить внутри этой партитуры. Тексты в основном повторяются, и я их уже знаю наизусть. Иногда разучиваем что-то новое для запричастных концертов. Эти концерты поются перед причастием, – объясняет мне Гоша.– Когда священники запираются там у себя, в алтаре, они сначала друг друга причащают, а потом выходят к пастве. Вот пока они там, внутри, хор поет один концерт или два.
Последние пять лет Гоша увлекся географией. Может часами сидеть над картами. (Карты для слепых особенные – все обозначено рельефно-точечным способом, все выпуклое.) С удовольствием путешествует по всей Москве. У него первая группа инвалидности – два процента зрения, но он относит себя к зрячему обществу.
…Сейчас Георгий – основной помощник в семье. После утренней службы, постукивая палочкой по тротуару и ступенькам метро, он едет на другой конец Москвы ухаживать за 81-летней бабушкой. Два года назад она перенесла инсульт и до сих пор не до конца восстановилась. Оставлять ее одну никак нельзя – может выйти на улицу и напрочь забыть и свой адрес, и имя-фамилию. Приезд внука – единственная возможность для деда выйти в город за продуктами, в собес, в сберкассу за пенсией…

Благословил – и запели
Валентина Николаевна Коршункова родилась в 1944 году в Хабаровске. До трех лет видела, потом внезапно и быстро стала слепнуть. Диагноз: полная атрофия зрительного нерва. При тогдашней медицине, да еще на Дальнем Востоке, да в голодные послевоенные годы никто так и не смог определить причину слепоты.
Отец был военным человеком – собранным, решительным. В семь лет схватил дочку в охапку и через весь Союз повез в Москву, чтобы училась в лучшей школе-интернате для слепых. Пока выпросил отпуск, пока добирались – сильно опоздали к 1 сентября. Им говорят: поздно, мол, приехали, не можем вас принять.
Не тут-то было! Папа чуть ли не строевым шагом отправился прямо в кабинет директора. Им тогда был знаменитый педагог Михаил Степанович Мякотин. Выслушал он настойчивого родителя и повернулся к девочке: «А ты, Валюша, хочешь у нас учиться?» А дома маленькая Валя вместе с тетей «тренировала память» – учила наизусть стихи. Одно из них она бойко прокричала директору. Заканчивалось стихотворение строчкой – «И буду хорошо учиться!» Директор от души рассмеялся и поздравил папу с первоклассницей.
За время Валиной учебы отец добился перевода в Москву, чтобы его любимая незрячая девочка не чувствовала себя одинокой, обойденной родительской заботой и лаской. По этой же причине, как сейчас кажется Валентине Николаевне, родители решили больше не заводить детей.
После одиннадцатилетки для слепых особого выбора не было, и Валя отправилась по проторенной дорожке – в учебнопроизводственное предприятие.
– Работала я сначала в УПП 3, потом в УПП 8. Работа монотонная, трудная. Нормы высокие, уставала очень. Придешь домой вечером, с родителями толком не поговоришь – так спать хочется! А вставать ни свет ни заря... Сейчас даже сложно сообразить, как моя рабочая специальность называлась, – вспоминает Валентина Николаевна события более чем тридцатилетней давности. – А, слесарь-монтажник я была! Делали мы патроны для лампочек, а потом моторы для доильных аппаратов – их у нас Ярославская область закупала.
Ну а как 30 стукнуло, начала всерьез задумываться: родителям скоро на пенсию, неужели ни на что большее я не способна? А к тому времени я уже умела играть на баяне и аккордеоне. Это к нам, в УПП, как-то пришел зрячий педагог, очень хороший, вот у него и училась. И решила я получить музыкальное образование. После школы, конечно, все забыла, поэтому пошла на общеобразовательные подготовительные курсы в Московский институт культуры.
Дело идет к вступительным экзаменам, и тут мне в приемной комиссии говорят: «Стоп! Какой-такой музыкальный факультет! Там одна из обязательных дисциплин – дирижирование, и как ты, слепая, собралась дирижировать?» И я поняла, что они, к сожалению, правы. Поэтому пошла на библиотечный факультет, на дневное отделение успела.
Училась вместе со зрячими, да и поступала на равных основаниях. В 1976 году поступила, в 1980-м окончила. Мне очень повезло с распределением, я попала в нотно-музыкальный отдел специализированной библиотеки для слепых. И тут и застряла на всю жизнь. И по сей день в библиотеке работаю. И в храме пою.
– Я крещеная с детства, бабушка крестила в Хабаровске. Конечно, мы в ту пору ничего не понимали. Я даже школу уже заканчивала, ничего не понимала в религии. Вот только когда стала в хоре петь, тогда я постепенно и осознанно пришла к вере.
После храма Валентина Николаевна спешит домой – у нее куча работы. Надо делать для своего нотного отдела библиотечные карточки для каталога. У нее дома стоят две старенькие «Оптимы» – простая, плоская, обычная машинка для зрячих и брайлевская машинка. Потому что на каждую единицу хранения заводятся по две карточки – обычная и по Брайлю. Можно было, конечно, карточки и на компьютере набрать, у нее дома и компьютер стоит, а как же! В Москве в прошлом году окончила компьютерные курсы. В компьютере установлена специальная «говорящая» программа. Все вроде замечательно, но вот принтера для брайлевских карточек подобрать невозможно: бумага плотная, не пропечатывается. Вот и приходится работать на старой-престарой машинке 60-го года.
Надежным дедовским способом – ручками, ручками...

Золото, а не молодежь!
Недавно хор незрячих пополнился новыми певчими. Пришли и закрепились в хоре 34-летняя Аня Горох и 22-летняя Маша Богданович. В отличие от Ани Маша не полностью слепая, но видит хуже, чем Гоша. Маша родом из Челябинска, и сейчас уехала в отпуск к родителям. Учится на 3-м курсе вокального отделения Московского института искусств, довольно успешно участвует во всевозможных вокальных конкурсах.
Теперь незрячих певчих стало семеро. Помимо уже знакомых вам людей – регента Михаила Яковлевича, Гоши, Валентины Николаевны, Ани Горох и Маши Богданович – в хоре поют Сергей Козлов и Виталий Рыбаков. Виталий не так давно защитил диссертацию и стал кандидатом педагогических наук.
Остальные певчие – зрячие. И, конечно, главная из них – это второй регент Нина Михайловна Смирнова. Настоящая подвижница, по выходным дням в воскресной школе преподает во славу Божию, то есть бесплатно. У нее очень большой хоровой коллектив, который прекрасно известен в патриархии. Еще пятеро молодых юношей и девушек в возрасте от 19 до 26 лет, либо прихожане храма, либо учились у Нины Михайловны в воскресной школе. И старшее поколение хора называет их «золотой молодежью» именно потому, что они все чудесные, замечательные ребята.
Взять хотя бы Олю с Лешей. С детства ходили в воскресную школу, пели в детском хоре. Выросли, выучились оба на юристов, работают в разных конторах, а по субботам и воскресеньям к 6.45 обязательно приходят в храм – петь в хоре. Да, самое главное: Оля с Лешей поженились и повенчались – и теперь носят одну фамилию – Денисевичи.
...В хоре храма Воскресения Христова поют семь незрячих певчих, семь нот душевных. Поют о вечном и для вечности. О добре и любви, о милосердии и надежде, о смиренном терпении и ясной вере. Поют о нас и для нас, уповая, чтобы Господь не покинул наши души...

Все новости