В предчувствии обороны Волгограда. От Сталина

В мае следующего юбилейного года Победы Волгограду предстоит стать полем битвы за Сталина и против Сталина. В смысле: битвы за возвращение городу-герою имени генералиссимуса. Сначала кто-то выступит с инициативой. Неважно кто. Скорее всего, с открытым письмом к президенту обратится одно из объединений ветеранов войны. Им возразят ветераны отсидок в ГУЛАГе. Затем в прессе и на телевидении завяжется дискуссия о пользе предводительства Сталина во время войны, будут проведены интернет- и SMS-голосования, соцопросы, набежит волна документально-художественных од во славу его полководческого гения. К дате, надо полагать, подоспеют кинополотна «Сталинград» Федора Бондарчука и «Утомленные солнцем-2» Никиты Михалкова.

Примем во внимание, что накатит новая волна сталиномании. Она накроет нас в начале зимы, когда спасенное вождем человечество в 1939 будет вынужденно как-то отметить 130-летие со дня его рождения.

Устоит ли на сей раз город-герой?..

***

Год назад на телевидении всю осень шла нешуточная борьба за присвоение имени Сталина самой России. И есть подозрение, что только благодаря искусным манипуляциям инициаторов проекта с интернет-голосованием, бронепоезд «Товарищ Сталин» остался на запасном пути. Ну а уже в конце лета нынешнего года имя это воссияло заново в отреставрированном вестибюле станции метро «Курская» вместе со строкой из первоначального текста гимна Советского Союза: «Нас вырастил Сталин на верность…».

Общественность утешили, что строка эта - только «элемент декора».

Тогда слово «сталин» - это только набор букв?

***

Со всех сторон и изо всех углов только и слышишь: этот знаковая фигура, а этот - не знаковая. Если человек что-нибудь символизирует, то ему, считай, повезло. А если не символизирует, то его как бы и нет. 
В свое время незнаковый Кириенко, едва объявившись на политическом горизонте, растворился в исторической дымке.

Страна у нас такая - не столько индустриализированная и электрифицированная, сколько семиотизированная. Причем давно. Марксова байка относительно базиса и надстройки была переформулирована применительно к практике социализма: идеология стала базисом, а экономика - надстройкой.

Что делают серпом или молотом - несущественно. Существенно то, что они символизируют, будучи скрещенными.

Советская власть, как мы помним, к чему не прикасалась, из всего создавала символ. Из орудия труда: будь то серп, молот или карандаш. Из продукта производства: будь то пшеничный сноп или железный трактор. Из электростанции: Днепрогэс - символ индустриализации. Из трудящегося человека: рабочий и колхозница - великая скульптурная пара в мухинском исполнении. Каждая социальная группа имела свои правофланговые человекосимволы. Будь то Чкалов, Стаханов, Чапаев, Горький или Ангелина - каждый из них еще при жизни стал человеком-памятником. Ну, и, разумеется, ленинская могила, которая явила себя в фигуральном смысле фундаментальным, то есть краеугольным, основанием советского строя.

Плюнуть было некуда - все было знаком, памятником и символом. Страна была закована в советскую семантику, вырваться из которой, казалось, в ту пору непосильным и безнадежным делом.

Сергей Параджанов написал сценарий, по которому уже после его смерти был поставлен фильм «Лебединое озеро». Там герой бежал из зоны и, чтобы переждать погоню, схоронился в огромном дюралюминиевом серпе, что стоял при дороге. В нем он прожил не один день. С ним поселилась женщина - образовался семейный очаг. Жить было неуютно, поскольку кров сильно прохудился.

Старая семантика не грела, но давала крышу над головой.

Советский строй пал без революционных потрясений. Но без гражданской войны не обошлось, по крайней мере, знаковой.
Она и сегодня продолжается, правда, не так остро - советские флаги мирно соседствуют с российскими. Первые являются знаком имперского комплекса. Вторые обозначают идею новой государственности.

Много копий было сломано в дискуссиях по поводу геральдики, гимна, символики нового строя, перезахоронения Ленина.

Словом, борьба за смену государственных знаков отличий протекала поначалу, пожалуй, не менее остро, нежели борьба за смену форм собственности, принимая порой гротескные формы. Тут можно было бы вспомнить демонстрацию предпринимателей с андреевским флагом длиной в несколько десятков метров.

Так или иначе, довольно скоро стало понятно, что народонаселению нужна какая-никакая семантическая крыша. То ли абсолютно новая. Как в 1917. Тогда вслед за социальным переворотом случился и знаковый переворот. То ли подновленная…

Теперь мы можем констатировать, что семантической контрреволюции не произошло. Нынче знаки замиряются. Звезды соседствуют с иконами, красный флаг с серпом и молотом - с триколором, избранный президент принимает парад, паря не над Лениным, но стоя чуть впереди него.

Примечательно, что первые послевоенные годы День Победы не был государственным праздником; он был делом частным, он был, в сущности, днем поминовения павших, не доживших до победы, не переживших войну и помнящих войну. Его центром стала не Красная площадь, а сквер Большого театра, где собирались друзья-однополчане. Только некоторое время спустя власть спохватилась и поспешила огосударствить дни 8-го и 9-го мая, сделать их торжеством советского строя и советского оружия. В конце концов, она так преуспела в этом, что из праздника ушла душа, остались гром победы, гулкая риторика, официозный пафос…

Так что, когда рухнул строй, то и праздник Победы, съежился, присмирел, померк…

Теперь он обрел второе дыхание в семантическом плане. А вместе с ним обретает второе дыхание и мифологическая фигура Сталина.

***

…Тут и поспело 70-летие пакта Молотова-Риббентропа. От имени отца и палача народов отбоя не стало в эфире отечественного ТВ. Четыре документальных фильма кряду выскочило на наши телеэкраны. И во всех - рассказывалось об интеллектуальном величии руководителя нашей страны и о том, что именно он спас человечество от неминуемой гибели.

…Ну, хорошо. Предположим, Сталин в 1939 году все сделал правильно: расплевался с будущими союзниками и обнялся, облобызался с вероломным завтрашним врагом. Предположим, что в этой ситуации у него и другого выбора не было. Предположим, что это был единственно спасительный ход. И что тому есть оправдание, подкрепленное документами из надежно, до последнего времени, засекреченных архивов.

Все это так, предположим. Но отчего же тогда все последние и предшествующие года наши МИД и ГРУ не выкладывали на стол вроде бы неубиваемые козыри? Если мы были так правы, почему все время вели себя, будто позорно нашкодили 70 лет назад?

Вели себя так, возможно, как это не смешно покажется, из эстетических соображений. Пакт Риббентропа-Молотова был некрасивым тогда, неприличным кажется сегодня. Он даже Сталину представлялся аморальным. О его аморальности сказал и Путин.

Но пакт этот стал в ХХ веке одним из самых ярких символов политического аморализма. ТВ, было, попыталось его десимволизировать и утилизировать на нынешние пропагандистские нужды. Как выяснилось, не все так просто.

Подчеркивая исторический прагматизм пакта, пришлось приподнять фигуру его вдохновителя.

Всем памятен Сталин из «Падения Берлина» - Сталин-красавец в белоснежном мундире, величественный и возвышенный, в окружении народов мира...

Таким он покинул нас полвека назад. Таким гранитно-целлулоидным идолом, в котором ничего нет личного, частного и обыденного, мы запомнили его. И таким мы его вроде бы отвергли...

А вернулся он спустя десятилетия снова мудрым учителем.

Он снова понадобился нам в качестве символической крыши?..

В заключительной сцене «Падения» Сталин обращается к людям мира, в том числе, и к тем людям, что вышли из концлагерей: «Не забывайте принесенных вами жертв».

Хорошо сказано, отец Иосиф.

Все новости