ЗАГАДОЧНЫЙ ЗАМОК НА ХОЛМЕ
12.05.2009
| Легендарный дом Пашкова, один из символов столицы, возвращен к жизни и снова открылся как библиотека. Хранилище национального достояния, овеянный преданиями и тайнами, этот замок уникален и тем, что запечатлел в своей истории все эпохи истории Москвы. История Ваганек началась в языческие времена. На высоком холме близ устья Неглинки по всей вероятности, находилось кладбище, где справляли тризны и ритуальные игрища. Память о тех далеких временах и могла остаться в имени «Ваганьки» - то есть «играть», «потешаться». И позднее здесь, как гласит традиционная версия историков, расположилось поселение великокняжеских ваганов - шутов и скоморохов. По легенде, они будто бы и построили себе деревянную приходскую церковь во имя Николая Чудотворца, покровителя путешествующих, – а ваганам приходилось вести бродячую жизнь. Историки объясняют появление Никольского храма в Старых Ваганьках, что и сейчас стоит рядом с домом Пашкова, иначе. В XV веке эта живописная местность напротив Кремля приглянулась великой княгине Софье Витовтовне, супруге Василия I. Так на Ваганьках появился прямой предок дома Пашкова - Государев Двор, древнейший из известных в Москве великокняжеских загородных резиденций, то есть находившийся за кремлевскими стенами. По наследству он достался внуку Софьи Витовтовны, дмитровскому князю Юрию Васильевичу, который очень опекал Николо-Пешношский монастырь, находившийся в его уделе, и подарил ему часть территории своего владения на Ваганьках. Так возникло московское подворье Пешношского монастыря, который и построил здесь деревянную Никольскую церковь. Есть еще одно предположение, что эту церковь выстроили московские князья в память о чудесном явлении св. Николая Чудотворца благоверному Дмитрию Донскому, когда тот шел с воинством на Куликово поле. Князь Юрий Васильевич умер бездетным и оставил двор на Ваганьках своему брату великому князю Ивану III. С тех пор владение осталось в собственности московских государей. В 1531 году Василий III приказал своему любимому зодчему Алевизу Фрязину выстроить каменный Никольский храм, а его сын, Иоанн Грозный укрывался во дворце на Ваганьках от бушевавшего народа в великий июньский пожар 1547 года, и отсюда тайно бежал на Воробьевы горы. Потом он повелел выстроить в этих краях Опричный дворец (ближе к университету), и Ваганьково вошло в опричные земли. Потайные ходы будто бы вели к усадьбе Малюты Скуратова на Волхонке. И долго ходила легенда, что именно в этих подвалах замурована библиотека Ивана Грозного. После смерти царя Федора Иоанновича в старом государевом дворце поселился Василий Шуйский – он даже переименовал в свою честь Старо-Ваганьковский переулок, недолго называвшийся Шуйским. В 1635 году в Никольском храме патриарх Иоасаф I отпевал брата бывшего царя, князя Дмитрия Ивановича Шуйского вместе с женой Екатериной Григорьевной, дочерью Малюты Скуратова, которых народ винил в отравлении талантливого полководца Михаила Скопина-Шуйского. Дмитрий Шуйский был увезен в польский плен вместе со своим царственным братом, и лишь при Михаиле Федоровиче их останки вернулись на родину. Первый Романов устроил на Ваганьках государев псарный двор, а местные владения пожаловал Стрешневым, родственникам своей жены. Потом они перешли к Нарышкиным, но Алексей Михайлович уже не жаловал Ваганьково. Потешный и псарный двор он перенес на Пресню, где появились Новые Ваганьки, а эти земли щедро раздавал своим приближенным. При Петре I здесь появился дворец голландского типа: то ли это был новый государев двор, то ли дом думного дьяка Автонома Иванова, как считал Иван Забелин. По легенде, он был пожалован самому А.Д.Меншикову, а после его падения подарен царевне Прасковье Ивановне, дочери царя Ивана Алексеевича, соправителя Петра. Это была последняя августейшая владелица Государева Двора. По другой версии, самому светлейшему дом никогда не принадлежал, а вот его сын Александр Александрович действительно получил этот двор в 1731 году, после смерти царевны Прасковьи, когда только что вернулся из ссылки. От него дом перешел к славному генералу П.Г.Племянникову, герою Семилетней войны, участнику знаменитого сражения при Гросс-Егерсдорфе, где он получил сильную контузию. Со смертью генерала владелицей дома стала его вдова Екатерина Григорьевна, приходившаяся родной сестрой московскому главнокомандующему графу З.Г.Чернышеву. Тогда этот дом и купил отставной капитан-поручик лейб-гвардейского Семеновского полка Петр Егорович Пашков. Род свой Пашковы вели со времен Ивана Грозного, когда выходец из Польши, Григорий Пашкевич приехал в Россию на службу к первому русском царю и принял фамилию на русский манер - Пашков. Его внук, знаменитый Истома Пашков, был участником дворянского ополчения в войске Ивана Болотникова и потом перешел на сторону царя Василия Шуйского. Еремей Пашков охранял опального протопопа Аввакума, на его дочери Анне Еремеевне был женат Никита Зотов, первый учитель Петра. Другого Пашкова, Егора Ивановича, Петр I избрал в свои денщики. Его-то сын Петр Пашков и увековечил фамилию в московском замке. Он сказочно разбогател на винных откупах, поставляя водку в казну (иногда его даже называют первым русским водочным королем), и умело воспользовался близким родством генеральши Племянниковой с московским главнокомандующим. В 1783 году граф З.Г.Чернышев распорядился выдать Пашкову документы на вечное потомственное владение этим престижнейшим земельным участком: напротив Кремля, да еще и на высоком Ваганьковском холме, который словно подчеркивал статус хозяина дома – а тщеславие Пашкова воистину не знало границ. Старый дом конечно же снесли. А вот для нового дома авторство Баженова документально не зафиксировано, потому что архив сгорел в 1812 году, и имя архитектора осталось неизвестным. Авторство определяли по стилю мастера. По легенде, в 1784 году на стройку в Царицыно приехал немолодой господин в роскошном экипаже и пожелал увидеть архитектора Баженова. Когда зодчий явился, тот пригласил его построить на Ваганьках дом в том же стиле, как кремлевский дворец. Пашков действительно отличался тщеславием немереным – до него подобными дворцами в Москве владели только августейшие особы. Баженов согласился вовремя, ибо на следующий год грянула царицынская катастрофа, и архитектор остался без средств к существованию. Известно предание, что Баженов в обиде на императрицу – то ли за отвергнутое Царицыно, то ли за полученный отказ от реставрации Кремля, демонстративно воздвиг дом Пашкова «спиной» к Кремлю, обратив главный фасад во двор к Староваганьковскому переулку - с Кремлем он вправду никогда не церемонился. И что он построил «республиканский» светский дворец для частного лица тоже в пику просвещенной самодержице. Другая легенда гласит, что официально дворец строил Матвей Казаков по проекту Баженова, который и не показывался на стройке, опасаясь попасть императрице на глаза. Зато он впервые творил свободно, и может быть надеялся на реабилитацию. Действительно, если архитектору хронически не везло с августейшими заказами, здесь ему определено улыбнулась удача. Итак, авторство Баженова определяется обликом этого дворца, признанным лучшим произведением московского классицизма и «архитектурным манифестом Нового времени». Перед архитектором встала сложнейшая задача: зданию, обозреваемому со всех точек, требовался безупречный вид, а главное, оно должно было гармонировать с Кремлем. Иногда в доме Пашкова видят сходство с баженовским проектом Большого Кремлевского дворца, который тоже встал бы на холме - Боровицком. Рустам Рахматуллин, бесспорно, самый оригинальный современный московский мыслитель, усматривает в этом здании тождественность Боровицкого и Ваганьковского холмов Палатинскому и Капитолийскому холмам в Риме, утверждая, что архитектор «видел Рим в Москве». Баженов по-своему трактовал уподобление Москвы Вечному городу, не в традициях московского градостроительства, а ориентируясь на античный образ Рима, что было свойственно архитектуре классицизма. Бельведер - круглую беседку на башенке – венчала статуя Марса (по другой версии -Минервы). Баженов «по-московски» использовал градостроительную традицию строить на холмах высотные силуэты. Только вместо исконного храма на Ваганьковском холме, словно на пьедестале, воздвигся светский дворец, как синтез природного и рукотворного начал и как символ высоких идеалов гражданственности. При этом городской дворец оставался традиционной помещичьей усадьбой, где были конюшни флигели манеж и конечно же роскошный сад перед «кремлевским» фасадом, обнесенный оградой. Здесь били хрустальные фонтаны, цвели оранжереи, разгуливали павлины и китайские гуси, а в дорогих клетках болтали попугаи. Москвичи толпились у ограды, глазея на эти диковинки. А соседка Пашкова, Аграфена Татищева (невестка знаменитого историка) подала на него челобитную, ибо ельник в пашковском саду застилал ее окна. В манеже гарцевали на лошадях офицеры, а дамы на балконе присматривали дочерям, да порой и себе женихов. По легенде, в зале дома Пашкова прошел бал Наташи Ростовой, хотя сотрудники библиотеки смеются над этим распространенным заблуждением – «во времена» Наташи Ростовой еще не было этого зала, так как он появился только в 1915 году. Пашков не стал строить в своем дворце домовой церкви, а записался прихожанином соседнего Никольского храма, но прожил здесь сравнительно недолго. Разбитый параличом, он умер по разным данным, в 1790 или в 1800 году, не оставив потомства, но еще при жизни передал дом своему кузену Александру Ильичу Пашкову - вместе с огромным долгом казне по откупным делам. Кузен вполне мог погасить этот долг, поскольку был женат на дочери богатейшего уральского промышленника Дарье Мясниковой. По прихоти жены он построил рядом на Моховой новый «дом Пашкова» – усадьбу для балов и театральных представлений, которую ныне занимает Аудиторный корпус Московского университета, а ее флигель - университетская церковь. Пламя 1812 года уничтожило великолепие «старого» дома Пашкова , у наследников денег на ремонт не хватило, но поскольку замок был гордостью первопрестольной, его восстановили на казенный счет, поручив работы Осипу Бове, который видел этот дом до пожара. И уже в 1818 году сюда пожаловали августейшие гости. Тогда в Москву приехал прусский король Фридрих-Вильгельм III с сыновьями, - отец будущей русской императрицы Александры Федоровны (жены Николая I). Он попросил показать самую лучшую панораму Москвы и его повели на бельведер пашковского дома. Выйдя на балкон и увидев сожженный город, лежавший на пепелище, король опустился на колени, велев сделать то же самое сыновьям, поклонился Москве и воскликнул: «Вот она, наша спасительница!» Так он благодарил первопрестольную за спасение Европы от Наполеона и поклялся никогда не воевать с Россией. В память о том императорском поклоне в чугунную ограду дома была вмурована корона, а сам балкон получил именование «балкон трех императоров», поскольку оба королевских сына со временем тоже взошли на престол: это были король Фридрих Вильгельм IV и император Вильгельм I. И все же великолепный замок разрушался, потому что хозяева не имели должный средств на его содержание. В 1831 году его последней владелицей из рода Пашковых стала Дарья Алексеевна Полтавцева, внучка А.И. Пашкова, но состояние дома было катастрофическим – он стоял с заколоченными окнами, поросший мхом, с признаками «великолепия минувшего». И в 1839 году по высочайшему повелению казна выкупила дом под Московский дворянский институт, - бывший Благородный пансион Московского университета, который прежде находился в Газетном переулке. С этим связана любопытная история. В 1830 году Благородный пансион удостоил посещением Николай I. Как гласит легенда, государь пожаловал во время перемены, и расшалившиеся питомцы не обратили на него внимания. По другой версии, он увидел на почетной доске выпускников имена декабристов. В ярости император приказал переименовать пансион в гимназию. Его как-то уломали на звание «института», который, впрочем, занимался прежним делом: приготовлением учеников к поступлению в Московский университет без экзаменов. Всего лишь за год до переезда Дворянского института в дом Пашкова его стены раньше положенного срока покинул воспитанник М.Е.Салтыков. Мечтой гениального мальчика был Московский университет, но как лучшего ученика его рекомендовали к поступлению в Царскосельский лицей на казенный счет, и скупая до безжалостности мать заставила сына позабыть об университете. Под домовую церковь Дворянского института отдали тот же Никольский храм, едва уцелевший после наполеоновского нашествия. С тех пор он оставался домовым храмом при всех заведениях, которые существовали в доме Пашкова. На радость питомцам церковь часто посещал Гоголь, любивший молиться в храмах посвященных его небесному хранителю, а в 1851 году он поднялся и на бельведер дома Пашкова посмотреть на праздничную иллюминацию, устроенную в честь годовщины коронации Николая I. Глядя на панораму Москвы, он тихо молвил: «Как это зрелище напоминает мне вечный город». На следующий год в доме Пашкова открылась 4-я мужская гимназия, по одной из версий, образованная из Дворянского института. Из ее стен вышли К.С.Станиславский и Савва Морозов, академик А. Шахматов и Н.Е. Жуковский, но это – потом, после того, как в 1861 году гимназия переехала в особняк Апраксиных на Покровку, уступив дом Пашкова первому публичному музею Москвы, о котором она давно мечтала. Так началась «патриотическая» страница в истории дома Пашкова. Этот музей был создан на основе коллекции графа Николая Петровича Румянцева. Сын прославленного русского полководца и потомок просвещенного боярина Артамона Матвеева, Румянцев-младший осуществил своей жизнью фамильный девиз: «Non solum armis» («Не только оружием»). Он сделал головокружительную карьеру: в 19 лет по желанию Екатерины II стал камер-юнкером, дослужился до канцлера, но успевал уделять внимание своему любимому занятию - изучению русской истории и собиранию предметов древности, став, по выражению Ключевского, «горячим поклонником национальной русской старины». Россия была настоящей страстью Румянцева. Вторжение Наполеона так потрясло его, что с ним случился удар, и он навсегда потерял слух. В 1814 году граф по болезни подал в отставку и посвятил остаток жизни главному увлечению, снарядив на свои средства две экспедиции - в Берингов пролив для отыскания торгового пути через Ледовитый океан и первую русскую кругосветную экспедицию Крузенштерна. В Москве ему принадлежал отчий дом на Покровке, кстати, возведенный тем же Баженовым, но Румянцев предпочитал Петербург. В просторном особняке на Английской набережной он разместил огромную коллекцию: рукописи, книги, старинные монеты, археологические и этнографические материалы. А перед смертью в январе 1826 года пожелал передать собрание «на пользу Отечеству и на благое просвещение». Через пять лет указом императора Николая I в особняке открылся «Румянцевский музеум», но финансировать и тем более пополнять его власти отказались, что означало в дальнейшем его неизбежную смерть. Музей прозябал, его почти никто не посещал, и денег не было даже на дрова. Директор В.Ф.Одоевский, отчаявшись достать средства, предложил перевести музей в Москву. Летом 1860 года его докладная записка случайно попала на глаза попечителю Московского учебного округа Н. В.Исакову, который немедленно воспользовался такой удачей. Москва давно добивалась права открыть публичный музей и общедоступную библиотеку. Население города увеличилось, общественное движение возросло, жажда знаний усилилась. Между тем основным рассадником знаний и книгохранилищем оставался Московский университет, но отнюдь не все желающие имели право пользования университетским книжным собранием. Многим же не хватало денег и на домашние библиотеки. В 1850-е годы предлагали создать Московский публичный музей на основе собраний Московского университета, то есть передать его коллекции и библиотеку в тот же дом Пашкова. Обсуждение находилось в самом разгаре, когда неожиданно явилась идея перенести из Петербурга в Румянцевский музей. Это поставило точку во всех прожектах. Исаков предложил перевести в дом Пашкова и собрания Московского университета, то есть учредить самостоятельный Московский публичный музей, и коллекцию Румянцева, разместив ее отдельно под названием Румянцевского музея. Так под одной крышей создавались фактически два национальных музея, что отразилось в официальном названии «Московский публичный и Румянцевский музеи». Устроение музея москвичи восприняли как дело чести. По выражении Исакова, «Румянцевский музей создавался в Москве так, как создаются храмы Божий — без всяких средств, только жертвами милостивцев». Его главный меценат, император Александр II, первым из августейших особ посетивший Румянцевский музей, подарил ему жемчужину – картину «Явление Христа народу», которая положила начало отделу живописи, и ценные экспонаты из Эрмитажа – подлинная чаша из яшмы ныне украшает лестницу в отреставрированном доме Пашкова. Великая княгиня Елена Павловна преподнесла коллекцию слепков знаменитых скульптур Британского музея. По августейшему почину каждый старался внести свою лепту. Московская городская дума приняла решение о выделении на его нужды 3 тысяч рублей в год. В 1867 году для него была приобретена коллекция картин Ф. И.Прянишникова (первого собирателя русской живописи), которую так мечтал приобрести Третьяков. «Московский Медичи» Козьма Солдатенков в течение сорока лет жаловал музею по тысяче рублей в год на приобретение книг и «завещал Румянцевскому музею свою библиотеку и коллекцию картин, украшавшую стены его особняка на Мясницкой. Дарителем был и Л.В. Даль, сын составителя Толкового словаря, занимавший в 1870-х годах должность архитектора музея. За счет пожертвований билет стоил всего 10 копеек, а по воскресеньям вход был вообще бесплатным и посещать его могли все желающие. Наибольшей популярностью пользовался сначала зоологический отдел, а потом новый отдел христианских древностей. Домовым храмом музея остался Никольский храм. В конце XIX века его настоятелем стал священномученик Леонид Чичагов, принявший сан по благословению св. Иоанна Кронштадтского и расстрелянный в 1937 году. Москва спасла наследие Румянцева, ибо за счет хорошего материального содержания музей пополнял свои фонды и стал хранилищем национального достояния. Сын Пушкина передал сюда отцовские рукописи, а графиня Софья Андреевна привезла большой архив Льва Толстого, причем при жизни мужа и с его согласия. Затем вышел скандал. В 1904 году директор Румянцевского музея профессор Иван Цветаев отказал в дальнейшем хранении толстовского архива по причине ремонта здания, поскольку берег место для более ценных рукописей. «Какой такой хлам ценнее дневников всей жизни и рукописей Льва Толстого!» - в гневе воскликнула графиня и направилась в Исторический музей к Забелину. Передали сюда и чеховские архивы. Румянцевская публичная библиотека официально начала свою жизнь в составе музея в июле 1862 года Первый читальный зал всего на 20 мест располагался в манежном флигеле. Однако с первых же пор библиотека стала не только получать обязательный экземпляр всех книг, печатавшихся в России, но и заимела право хранить книги, запрещенные цензурой, да и сами опальные писатели дарили ей свои авторские экземпляры. Первую скрипку здесь тоже играли меценаты. Александр II выкупил у министра просвещения А.С.Норова его библиотеку с подлинными рукописями Джордано Бруно и подарил Румянцевке. Сюда же передали библиотеку императрицы Александры Федоровны, жены Николая I и библиотеку А.Ф.Чаадаева. святитель Филарет митрополит Московский распорядился, чтобы из московской Синодальной типографии прислали дубликаты славянских старопечатных книг. Пополнял ее фонды и знаменитый философ Н.Н.Федоров, прозванный «московским Сократом». Он работал здесь дежурным при читальном зале на протяжении 25 лет, снискав славу «гениального библиотекаря», хотя по костюму его принимали за лакея и нередко оделяли двугривенным. Питаясь чаем с двумя калачами в день и ходя на работу пешком с Мещанской, он на свое жалование покупал для библиотеки недостающие книги, и сам подбирал читателю нужную литературу. Циолковский называвший Федорова своим университетом, вспоминал, как тот тайком выдавал ему запрещенные книги. Лев Толстой, который 40 лет был читателем Румянцевской библиотеки, пил с Федоровым чай за беседой, но однажды, указав на книжные шкафы, с вызовом предложил «все это сжечь», после чего Федоров порвал с ним отношения и назвал «поддельным христианином». Именно в читальном зале Румянцевки художник Л. Пастернак составил набросок известного портрета философа. А в 1890 году в Румянцевке появилась первая женщина-библиотекарь,. Администрация пошла на этот шаг исключительно ради экономии, потому что штатных библиотекарей не хватало из-за низкого заработка, а женский труд стоил дешевле, тем более, что женщину не зачислили в штат, а определили «вольнотрудящейся». И Серафима Викторовна Горская (в замужестве Филиппова) внучка диакона московской Спиридоньевской церкви, проработала в библиотеке 42 года. Ей даже пытались выхлопотать орден св. равноапостольной княгини Ольги «за отличное усердие». Почетными гостями библиотеки были члены царской семьи. Первым ее посетил Александр Освободитель, а его внук, цесаревич Николай Александрович переступил ее порог 15-летним юношей, когда в 1883 году приехал в Москву на коронацию своего отца, императора Александра III. В 1895 году уже став государем, он принял музей под свое покровительство. На праздновании 300-летия Дома Романовых высочайшим повелением Румянцевский музей стал именоваться Императорским. И в 1915 году в главном здании был устроен роскошный читальный зал на 500 мест с «фирменными» зелёными лампами. Его и называют «залом Наташи Ростовой», где она будто бы танцевала на балу. В залах библиотеки работала вся интеллигенция дореволюционной России: от Достоевского и Менделеева до Ключевского и Горького. С 1893 года ее читателем был и Ленин, а после революции он стал персональным абонентом и часто заказывал книги в свой кремлевский кабинет на ночь. Есть утверждение, что именно в зале Румянцевской библиотеки председатель Совнаркома впервые ознакомился со следственным делом своего брата Александра Ульянова. Библиотека пережила Румянцевский музей. После переезда правительства в Москву она начала самостоятельную жизнь, став главной библиотекой страны и государственным книгохранилищем, а в траурные январские дни 1924 года ей было присвоено имя Ленина. Тогда решили предоставить библиотеке не только закрытый Никольский храм, но и весь дом Пашкова, учитывая, что в фонды поступило множество национализированных частных библиотек, например Шереметевых и Юсуповых. Музей был расформирован. Пошла легенда, что в подземельях дома Пашкова будто бы спрятаны письма А. С. Пушкина, исчезнувшие из Румянцевского музея. А уже в 1926 году Совнарком принял решение о строительстве нового здания, которое было возведено архитекторами В.А.Щуко и В.Г.Гельфрейхом (соавторами Бориса Иофана в проекте Дворца Советов) намеренно в том же стиле и облике, что и Дворец Советов, дабы гармонировать с ним. При расширении Моховой снесли пашковскую ограду вместе с садом, и архитектор В. Долганов, автор смотровой площадки на Воробьевых горах, устроил парадную каскадную лестницу перед «садовым» фасадом, обращенным к Кремлю. Тогда же появились первые опасения за судьбу дома Пашкова в связи с прокладкой станции метро «Библиотека им. Ленина». А работы по строительству станции метро «Боровицкая» в 1980-х годах привели к появлению трещин на здании и просадке фундамента. Главная беда крылась в разрушении внутренних конструкций: кровля дала течь, прогнили перекрытия, стены покрылись грибком, осыпалась лепнина, проваливались полы. Состояние здания было признано аварийным, и его закрыли на ремонт в 1988 году. Однако распад СССР и последующие события надолго прекратили финансирование работ. Пока бомжи жгли костры на паркете, без читальных залов дома Пашкова выросло целое поколение, не имеющее представления о красоте его интерьеров и не привыкшее работать в «Румянцевке». Не будем здесь распространяться о всех перипетиях реставрации, которая признала самой долгой в современной Москве. Отметим главное. Во- первых, дом Пашкова не отдали под перепрофилирование и оставили в нем библиотеку, не позволив открыть в нем престижный дом приемов или торговый центр. Во-вторых, была проведена научная реставрация и за ее основу приняли архитектурный облик здания на 1915 год – время последней дореволюционной перестройки. Даже приделали головы к античным статуям на фасаде, которые давно стояли обезглавленными. В-третьих, историческое здание было не только восстановлено, но и приспособлено к полноценному современному функционированию, оснащенное новейшей технической начинкой. Реставраторы одновременно восстановили и Никольский храм. Российская Государственная Библиотека еще не последовала примеру Третьяковской галереи, которая избрала себе домовым храм Николы в Толмачах, и пока Никола на Старых Ваганьках находится со своим бывшим детищем лишь в дружеских соседских отношениях. |
Источник:
http://novchronic.ru/3508.htm
Все новости
Давайте обсудим ваш вопрос или заказ!
Отправьте нам свои контактные данные. Мы с вами свяжемся, проконсультируем и обязательно предложим интересное и подходящее под запрос решение по направлению услуги
