Наследный хранитель

Владимир Толстой, праправнук Льва Толстого, является директором музея-заповедника "Ясная Поляна". Своей задачей считает сохранение и воссоздание родового имения, восстановление в нем атмосферы русской усадьбы XIX века

Так и хочется написать: "Ему в буквальном смысле на роду было написано стать хранителем Ясной Поляны". Но фамильная причастность к великому русскому классику сама по себе прав на директорство в яснополянском музее-заповеднике не дает.

У Льва Толстого более 250 живых потомков, разбросанных по всему свету, - и что с того? Да и Владимир Ильич не имел притязаний на эту хоть и видную, но беспредельно хлопотную должность. По образованию он журналист. Двенадцать лет проработал в журнале "Студенческий меридиан". В 1992 году напечатал в "Комсомольской правде" статью о бедственном положении толстовской усадьбы. А именно - об освоении ухватистыми русскими нуворишами - нет, не культурного, а хозяйственного наследия Льва Толстого: от прилегающей к усадьбе территории отрезались куски земли, в охранной зоне шла незаконная вырубка леса, вырастали особняки... Статья наделала шума, обсуждение поднятых в ней проблем было вынесено на коллегию министерства культуры. Через два года ее автор получил предложение стать государственным управляющим толстовского имения, или, официально говоря, директором музея-заповедника "Ясная Поляна".

"Он был для меня почти мифологическим персонажем"

- Когда вы впервые осознали свою причастность к толстовскому роду?

- С той поры, как себя помню. В нашей семье это было настолько естественно... Мой дед вернулся из эмиграции в 45-м году. Смелое было решение, даже безрассудное. Но ему очень хотелось на родину, и, когда появилась такая возможность, он и его брат, оба с семьями, приехали в Советский Союз. Поселился дед в Подмосковье, начал строить там домик. Но жизнь нашей семьи была как-то отделена от жизни вокруг. Это был микромир.

- Вы ощущали свою особость? Или, может, наоборот, ее отмечали простые советские люди, видя в вашем семействе графских потомков?

- Сейчас мне трудно это оценить. В те времена я был еще ребенком. Могу лишь сказать, что мой дед был очень общительным, открытым человеком, никакого превосходства над людьми иного происхождения он не демонстрировал. Хотя быстро понял, что Россия, в которую он стремился, и та, в которую попал, это не одно и то же. Он ехал на родину с огромным запасом идей, предложений по части сельского хозяйства. Он был в этой сфере специалистом широкого профиля - занимался животноводством, растениеводством, садоводством... В результате устроился в Наркомзем, несколько месяцев проработал и ушел - почувствовал, что его идеи мало кому интересны.

- На него смотрели с подозрением?

- Ну еще бы! Граф, социально чуждый элемент, находился в эмиграции... Вдобавок белый офицер. Если бы не личное вмешательство Сталина, приказавшего семью Толстых не трогать, нам не удалось бы избежать репрессий. Короче, дед уволился из Наркомзема и пошел в подмосковный колхоз рядовым колхозником. Надел телогреечку, сапоги и стал работать наравне с другими деревенскими жителями.

- Вы в Ясную Поляну когда впервые приехали?

- Лет в семь-восемь. Может быть, тогда и появилось ощущение причастности ко Льву Толстому.

- Ощущение прямого с ним родства?

- Нет, он был для меня почти мифологическим персонажем. Да и кем еще он мог быть, если на уроках литературы мы проходили его произведения. Мои одноклассники и учителя всегда обращали внимание на тождество наших фамилий.

- Но в школе-то знали, что вы потомок Толстого, а не однофамилец?

- Конечно, знали. И не упускали случая это как-нибудь подчеркнуть. В такие моменты во мне пробуждалась гордость за принадлежность к великому роду. Хотя в нашей семье этим никто не кичился. Наоборот, считалось, что если ты продолжатель толстовского рода, то не должен совершать дурных поступков.

- А среди ныне живущих потомков Толстого есть люди, позорящие славную фамилию?

- Я таких не знаю. Хотя, конечно, мы не ангелы. Все Толстые - очень страстные, влюбчивые натуры. Семейные катаклизмы, бурные перемены в личной жизни - все это с нами происходило. Но я не припомню, чтобы кто-нибудь из Толстых совершил откровенную подлость или какой-то поступок с душком. У меня четверо детей. Я вижу, как они ведут себя со сверстниками, в какие ситуации попадают и как из них выходят. Это достойное поведение. При том, что с родительской стороны - никакой накачки, никакого морализаторства. Этого и в моем детстве не было. Я просто видел, как живет мой отец, как жил мой дед, и для меня это было естественным поведением. Хотя, повторяю, Толстые отнюдь не ангелы. Они очень живые люди, с такими же слабостями, как у многих других. Ну, может быть, с особенными слабостями - толстовскими.

"Перво-наперво я убрал заборы"

- Вы первый директор "Ясной Поляны" из рода Толстых?

- Нет, третий. Но это если иметь в виду официальную должность. А вообще к толстовским музеям в Москве и Ясной Поляне были деятельно причастны дети Льва Николаевича - Сергей Львович и Татьяна Львовна. Это было во многом семейное дело.

- При вашем назначении какую-то роль сыграло то обстоятельство, что вы потомок Толстого?

- Я думаю, оно сыграло не последнюю роль.

- С чего вы начали свое директорство?

- Перво-наперво я убрал в усадьбе внутренние заборы и разрешил детям купаться в яснополянском пруду. Там прямо напротив входа в музей находится детский дом, в котором полсотни ребятишек. Что страшного случится, если летом они придут, разочек искупаются, а зимой наденут коньки и прокатятся по льду? У яснополянской природы проблемы огромные, но эти проблемы созданы не местными жителями.

- Как сотрудники музея отнеслись к вашему приходу в Ясную Поляну?

- По-разному, но в целом довольно настороженно. Кто-то считал даже, что Толстые все растащат, приватизируют, вернут Ясную Поляну в свою собственность. Абсурд. Тем не менее такие слова звучали. Атмосфера в коллективе была нездоровая. Мало того, усадьба еще занимала позицию обороны от внешнего мира. Она враждовала с местным населением, она враждовала с прессой. Поэтому одной из моих главных задач было снять, как говорил Лев Николаевич, невидимые барьеры, которые люди выстраивают между собой. Он имел в виду барьеры межэтнические, межконфессиональные, межсословные. Лев Николаевич проповедовал, как сейчас бы сказали, сближение позиций. Вот и мне показалось необходимым создать атмосферу дружелюбия и внутри самого музея, и в его отношениях с внешним миром. Чтобы вернуться к нормальному общению, нормальной совместной работе, потребовалось несколько лет.

Место рождения - Ясная Поляна

- Для яснополянских крестьян Лев Толстой был совершенно своим, но - своим барином, своим помещиком. А вас здешние обитатели кем считают? Вы кто для них?

- Ну не барин, конечно. Скажем так - радетель. Потому что музей в каком-то смысле выполняет функции муниципальной власти, разумеется, не подменяя ее. Чуть что - бегут в музей. Вышел из строя насос на водокачке, возникли какие-то другие бытовые неполадки - народ сразу сюда: помогите! Как-то так считается, что музей отвечает за все происходящее вокруг него. Я и в самом деле стараюсь помогать, когда есть возможность.

- Вы там и живете, в Ясной Поляне?

- Да, и я, и вся моя семья. Наш дом стоит на окраине деревни. Здесь у меня родилось двое сыновей. И я страшно горжусь, что в свидетельстве о рождении старшего и младшего написано: "Место рождения - Ясная Поляна".

"Музей стал меньше зарабатывать"

- Директором "Ясной Поляны" вы стали, не имея ни административного, ни хозяйственного опыта. За почти пятнадцать лет руководства музеем вы на нужды его научились зарабатывать?

- В какой-то мере, наверное, да. Хотя в последнее время делать это становится все сложнее.

- Кризис виноват?

- Кризис тут ни при чем. Мы стали меньше зарабатывать, потому что два года назад по воле министерства финансов из уставов музеев, в том числе и музеев-заповедников, были исключены виды деятельности, приносившие основную долю дохода.

- Например?

- Например, ведение гостиничного хозяйства, организация общественного питания и еще целый ряд жизненно важных для нас видов деятельности. В результате музеи-заповедники не только лишились главных источников пополнения внебюджетного фонда, но и встали перед лицом практически неразрешимых проблем в использовании государственной собственности, находящейся у них на балансе.

- А законодательство благоприятствует хозяйственной деятельности музеев?

- К сожалению, действующее законодательство не только не способствует защите заповедных территорий и зон их охраны, но и прямо создает конфликт интересов между администрациями музеев-заповедников и органами местной власти.

- В чем этот конфликт?

- В том, что региональные и муниципальные власти вынуждены рассматривать мемориальные ландшафты как источники пополнения своих бюджетов.

- Пополнения за счет чего?

- За счет средств от аренды, продажи земель. За счет налоговых платежей за пользование земельными угодьями. В условиях экономического кризиса эта проблема стала еще острее.

"Лев Толстой до конца жизни оставался глубоко верующим"

- Восемь лет назад вы обратились в Московскую патриархию с предложением осмыслить акт отлучения Льва Толстого от Церкви. И получили отказ. Чем он был мотивирован?

- Мое обращение в Московскую патриархию имело повод - в тот год исполнилось ровно сто лет с момента опубликования определения Св. Синода об отпадении графа Л.Н. Толстого от лона Православной церкви. И я написал Патриарху письмо. Оно было очень коротким и чрезвычайно деликатным. И не содержало просьбы отменить решение Священного Синода. Я ведь прекрасно понимаю, что не вправе давать какие-то рекомендации Церкви. Единственное, о чем я просил: не проходите мимо! Есть некая дата, существенная для российской истории. Прошел век, и век суровый для России. Поэтому мне показалось полезным по прошествии этих ста лет вернуться к осмыслению и самого акта отлучения, и его последствий для жизни русского общества, русского человека, в том числе православного. Я изучал документы, читал газеты того времени, знакомился с материалами общественных дискуссий вокруг отлучения. И у меня возникло ощущение, что этот акт дал сигнал к тотальному расколу российского общества. Раскололись и царствующая семья, и высшая аристократия, и поместное дворянство, и интеллигенция, и разночинские слои, и простой люд. Трещина прошла по телу всего русского, российского народа. Больше того, такая же трещина прошла внутри если не каждого, то очень многих людей, посеяв душевную смуту. Поэтому я был абсолютно убежден в важности обсуждения и осмысления этого явления.

- К новому Патриарху вы с этой же просьбой намерены обратиться?

- Пока не знаю. По крайней мере я не буду с этим спешить. Патриарху, не так давно заступившему на этот чрезвычайно важный и ответственный пост, есть чем заниматься, а у Православной церкви имеются и более насущные дела.

"Толстовство" - это в некотором смысле сектантство"

- Что значит сегодня жить по толстовскому моральному уставу? Так называемое "толстовство" - это что в сегодняшнем понимании?

- Вообще говоря, "толстовство" - это в некотором смысле сектантство. Это попытка неких групп людей выстроить свою жизнь по принципам, которые они вычитали у Толстого. Сам же Толстой весьма скептически относился к "толстовцам", всегда подчеркивал, что он не изобретает никакую религию, не навязывает людям "толстовского" понимания бытия. Он просто высказывался по главным человеческим вопросам - вопросам жизни и смерти. Да, у него появились последователи, продолжатели, но сам он не стремился стать для кого-то духовным наставником, непререкаемым моральным авторитетом. Он считал, что любая мысль живет и развивается, и нет ничего страшнее, чем заковать ее в какую-то мертвую схему. Как только идея закована, она умирает. Да и к самому Толстому нельзя подходить как к явлению застывшему, окаменелому. Для меня он - олицетворение вечного движения, вечного поиска, вечной жажды жизни. В нем глубина и широта такая, что постигнуть ее все равно невозможно.

Вернуть толстовские места

Директор "Ясной Поляны" сейчас стремится превратить в музей бывший уездный город Крапивну, в котором Лев Николаевич когда-то служил мировым посредником. Это старинный город (впрочем, уже потерявший статус города, сейчас там чуть более трех тысяч жителей), где самые старые и самые красивые дома теперь стоят бесхозные, с выбитыми стеклами. "Один из таких домов, - рассказывает Владимир Толстой, - мы уже получили в качестве филиала, на очереди два других". Праправнук великого русского классика хочет, как он говорит, "отвоевать у времени все толстовские места".

Все новости