Еще одна "Мать Полтавской баталии"? К юбилею Канжальской битвы 1708 года

Второй год подряд в Кабардино-Балкарии отмечаются юбилеи крупных исторических событий. В прошлом 2007 году республика праздновала 450-летие добровольного вхождения Кабарды в состав Российского государства, и тогда небесспорные, с исторической точки зрения, основания этого юбилея вызвали оживленные дискуссии о подлинном времени присоединения кабардинских земель к России и степени его "добровольности".

В нынешнем 2008 году поводом для торжеств, различных научных и церемониальных мероприятий, а также темой множества популярных публикаций стало 300-летие Канжальской битвы, датируемой сентябрем 1708 года. В тот год вторгшееся в Кабарду войско крымского хана Каплан-Гирея I понесло тяжкое поражение от всеобщего ополчения кабардинцев во главе с князем Кургоко Хатажуковичем. Местом сражения, по ряду преданий и данным других источников, стала гора в Кабарде с символически звучащим названием Канжал (Кынжал), что созвучно и многоязычному слову "кинжал", и тюркскому словосочетанию "кан жол" ("кровавый путь").

В наши дни за пределами Северного Кавказа Канжальская битва остается неизвестной не только широким слоям людей, интересующихся прошлым России, но даже и специалистам по военно-политической истории, кроме избранного числа кавказоведов и историков Крымского ханства. Зато эпические предания о Канжальской битве как о крупнейшей военной победе Кабарды прочно утвердились в устной традиции, национальной историографии и народной исторической памяти кабардинцев и всех адыгов.

Подготовка и празднование юбилея Канжальской битвы уже вызвали острую полемику с довольно скандальным оттенком, в которой только слепой может не увидеть проявления межнациональных трений, взаимных обид и претензий некоторых народов российского Северного Кавказа. Реальные исторические факты, кстати, уже достаточно неплохо исследованные учеными, с печальной очевидностью приносятся в жертву задачам патриотического и националистического мифотворчества, что явно не способствует расширению верных знаний о Канжальской битве и ее историческом контексте у граждан России и других стран.

Поэтому, принципиально воздерживаясь от вмешательства в политический спор вокруг юбилейных событий, избегая поощрения или осуждения национальных комплексов различных народов нашей страны, ИА REGNUM попробует беспристрастно изложить основные факты истории Канжальской битвы и дать критическую оценку некоторым из тех тезисов, которые в последнее время активно внедряются в историографию и публицистику на правах неоспоримо установленной истины.

Источники. Круг известных на сей день и введенных в научный оборот исторических источников, содержащих сведения о Канжальской битве, сравнительно невелик. О победе кабардинцев над крымским ханом 1708 года писали османские авторы Сейид Риза и Мехмет Фундуклу, современники-европейцы Э. Кемпфер и А. де ла Мотрэ, бывший молдавский господарь и ученый Дмитрий Кантемир и ряд других. Свидетельства этих авторов отчасти согласуются между собой, отчасти - сильно расходятся. Наконец, важным источником являются народные предания Кабарды, в первую очередь - собранные и записанные известным кабардинским историком и просветителем Шорой Ногмовым (1794-1844). Эти предания содержат ряд ценных сведений, однако к ним необходимо подходить с большой долей критики, о чем осознанно или бессознательно забывают некоторые современные авторы. Отсутствуют собственно крымские источники о Канжальской битве.

Первое научное исследование, специально посвященное Канжальской битве, появилось сравнительно совсем недавно. Им стала статья В.Н. Сокурова "Канжальская битва и ее отражение в кабардинском фольклоре" в сборнике "Актуальные вопросы кабардино-балкарской фольклористики и литературоведения" (Нальчик, 1986). Эта статья представляет собой исчерпывающе подробное и в высшей степени профессиональное исследование истории битвы при горе Канжал 1708 года, основанное как на материале всех опубликованных к тому времени источников по теме, так и на целом ряде найденных автором документов русской дипломатии из фондов Центрального архива древних актов СССР (ЦГАДА, ныне РГАДА). Примечательно, что все современные авторы, занимающиеся историей Канжальской битвы, в том числе и специалисты из Северокавказского региона России, вслух или молчаливо признают неоспоримые научные достоинства статьи Сокурова. В то же время этот высокопрофессиональный научный труд сплошь и рядом подвергается ими абсолютно произвольному, выборочному, тенденциозному цитированию. Подчеркнем особо, что во всех попавших в поле нашего зрения современных работах о Канжальской битве отечественных историков, прежде северокавказских, отсутствуют новые данные источников или свежие архивные находки. Недостаток таковых активно компенсируется попытками нового прочтения давно известных исторических свидетельств, при котором особое внимание уделяется превознесению размеров военного триумфа единой и независимой Кабарды в "кабардино-крымской войне" 1707-1708 гг.

Ближайшая предыстория битвы. В начале XVIII века Кабарда, бывшая конгломератом де-факто самостоятельных полуфеодальных княжеств, являлась данником Крымского ханства и входила, таким образом, в великую сферу влияния Османской империи, вассалом которой был Крым. Влияние России в Кабарде в то время было ничтожно мало, несмотря на сохранение номинальных претензий Москвы на сюзеренитет над Кабардой, уходивших корнями во времена Ивана Грозного. При этом кабардинские земли были связаны с Крымом старинными и прочными династическими, экономическими и культурными связями. На протяжении XVI-XVII вв. крымские ханы брали с Кабарды дань людьми, лошадьми, доспехами и оружием. Также кабардинские князья регулярно давали Крыму аманатов-заложников.

В первые годы XVIII столетия стали несомненно проявляться устремления кабардинских князей к ослаблению зависимости от Крыма и освобождению от данничества. Происходило это на фоне поражения Турции в борьбе со Священной Лигой христианских государств, в частности - взятия Россией Азова и усиления влияния России в северном и восточном Причерноморье. Непосредственными поводами к вторжению ханского войска в Кабарду послужил отказ местных владетелей выдать убийц крымского калги-султана (наследника) Шахбаз-Гирея, убитого бесленеевцами в 1699 году, и уклонение кабардинцев от выплаты дани. По некоторым данным, в 1707 году внезапным нападением кабардинцы уничтожили расквартированный у них отряд ханских сейменов (гвардейцев), присланный во главе с калгой Менгли-Гиреем для сбора дани. Это сделало неизбежным крупную карательную экспедицию 1708 года, которую возглавил сам крымский хан Каплан-Гирей I.

Соотношение сил сторон. Данные о численности сторон являются ключевым вопросом любого военно-исторического исследования, отправной точкой для любых дальнейших описаний и рассуждений. В отношении числа участников Канжальской битвы как с крымской, так и с кабардинской стороны до сих пор нет полной ясности. В.Н. Сокуров в своей классической статье приводит данные всех известных на то время источников о численности кабардинского и крымского войск во время похода 1708 года, а также предлагает свой анализ этих сведений. Приведем обширную цитату из работы этого историка, опустив в ней лишь академические сноски. Сокуров пишет:

"В источниках приводятся весьма разноречивые сведения о численности войска, собранного ханом. Опираясь на хронику Рашида (1720), И. Хаммер (1831) утверждает, что в поход с Каплан Гиреем I на кабардинцев отправилось 20 тыс., в том числе 6 тыс. ногайцев из Бессарабии, 1,5 тыс. сейменов хана, 3 тыс. сипахи (турецкая кавалерия) под командованием бейлербея (наместника) Кафы Муртазы-паши; еще 5 тыс. темиргоевцев [адыгское племя, жившее между нижними течениями рек Белой и Лабы] и 5 ногайских племен принудил хан силой. Трудно сказать, на чем основаны эти данные. Очевидно, Рашид почерпнул их из официальных турецких или татарских источников. Цифру 20 тыс. называет также источник кабардинского происхождения. Это письмо князя Татархана Бекмурзовича, который был, пожалуй, достаточно осведомлен о величине войска противника. А в письме кабардинских князей от 1769 г. встречается уже 40 тыс. В описаниях де ла Мотрэ, Дмитрия Кантемира и И.-Г. Гербера приводятся более крупные размеры войска. А де ла Мотрэ определяет его в 100 тыс. человек (число, конечно, явно преувеличенное). Кантемир пишет, что Каплан Гирей I выставил против кабардинцев 80.000 татар, а "когда переправился через Танаис, к нему присоединились 15.000 кубанцев". И.-Г. Гербер называет более скромное число - 30 тыс. Итак, назвать точную цифру нет возможности. Приведенные данные позволяют, однако, составить представление о масштабах ханского войска и его организационной структуре. Таким образом, войско под верховным начальством Каплан Гирея I составляло не менее 20-30 тыс. и включало в себя крымских и турецких солдат, ногайцев и темиргоевцев" (С. 54-55).

Скажем сразу, что в современных "юбилейных" научных и популярных работах численность крымского войска под Канжалом определяется не менее чем в 40-100 тыс. человек. Таким образом, из всех свидетельств источников выбираются те, которые называют наибольшие числа в отношении ханского войска. Также большинство нынешних авторов стремится не заострять внимание на весьма правдоподобном, но "неудобном" факте участия в ханском походе отряда адыгов-темиргоевцев.

Вопрос о численности войска крымского ханства в разные периоды его истории до сих пор остается предметом научных дискуссий. В работах ряда западных путешественников и XVI-XVIII веков встречаются утверждения о способности Крымского ханства выставлять войско силой в 100 тыс. и более человек. Однако русские летописи и документы позволяют сделать вывод о том, что ни в одном набеге крымцев на Россию во второй половине XVI-XVII вв., включая вторжения главных сил Крыма во главе с ханом, численность ханского войска не превышала 60 тыс. человек. Известно также, что в походе на Волынь 1649 года, когда крымский хан Ислам-Гирей III был союзником Богдана Хмельницкого с Польшей, войско под личным предводительством хана достигало 60 тыс. человек, включая 15 тыс. ногайцев и свыше 3 тыс. союзных черкесов.

Откуда же в некоторых источниках возникли и перекочевали затем в национальную патриотическую мифологию и "юбилейную" историографию сведения об огромной численности крымского войска в Кабарде в 1708 году? Ответ представляется достаточно простым. В свое время один из величайших военных историков профессор Ганс Дельбрюк (1848-1929), основоположник критического метода в военно-исторических исследованиях, на примере преданий о греко-персидских и швейцарско-бургундских войнах показал, как в памяти и сознании архаических обществах реальные факты победы над вторгшимся противником приобретают совершенно фантастические черты в сведениях о численности врага и его количественном превосходстве над победителями.

Думается, именно эти механизмы сработали и при возникновении преданий о размерах победы кабардинцев при горе Канжал. Нельзя сбрасывать со счета и объективно присущую восточным, да и почти всем другим, обществам склонность к преувеличению численности противника и превознесению размеров своей победы - своего рода "эпическую похвальбу". Свидетельства же западных авторов-современников, никто из которых не был очевидцем событий битвы, отразили, прежде всего, кабардинскую версию, которой явно не было свойственно преуменьшение или просто правдоподобное отображение сил неприятеля.

Если принять за истину гипотезу о численности крымского войска в 80-100 тыс. человек, то это потребует от нас невероятного вывода о том, что для карательной экспедиции с целью приведения к покорности небольшой Кабарды и восстановления выплаты ею традиционной дани Крымское ханство провело полную мобилизацию своих военных сил, с привлечением всех внешних орд и прочих союзников. Совершенно немыслимо утверждение о сосредоточении такой конной массы к горе Канжал, где, согласно патриотическим преданиям адыгов, она была почти поголовно истреблена. Отметим, что древняя и средневековая военная история не знает примеров сбора в одном месте столь многочисленного конного войска, тем более на пересеченной гористой местности. Естественно, управлять таким войском в условиях боя было бы невозможно. Если же принять распространенную версию кабардинского предания и других источников о том, что крымцы некоторое время, до 20 дней, стояли лагерем под Канжалом, пока их бдительность не была притуплена видом показной покорности Кабарды - то это означает, что столь большое конное войско не могло бы довольствовать своих людей и лошадей местными средствами.

Итак, можно утверждать, что в 1708 году в Кабарду вторглись достаточно крупные силы Крымского ханства. Личное участие хана и отряда турецких сипахи с артиллерией указывают, что это не был рядовой грабительский набег нескольких конных чамбулов (отрядов). С другой стороны, соотнесение имеющихся данных о численности крымского войска и о его потерях (о чем подробнее будет сказано ниже) позволяют утверждать, что, с наибольшей степенью вероятности, войско хана в Кабарде насчитывало от 20 до 30 тыс. человек - то есть его размеры были близки к нижней границе, определенной В.Н. Сокуровым. Тем не менее, следует признать, что в масштабах тогдашней военно-политической обстановки в северном Причерноморье и на Северном Кавказе поход ханского войска был весьма крупным военным мероприятием, способным привести к серьезным последствиям.

Различные оценки даются и численности кабардинского войска под Канжалом. Известно, что на борьбу с крымцами выступило всеобщее народное ополчение Кабарды. Как пишет Сокуров, в то время Кабарда могла выставить "при полной мобилизации" 30 тыс. человек, половину из которых составляли дворяне-уорки, готовые к выступлению в течение одного дня. Их тяжелая панцирная конница, не имевшая себе равных на Северном Кавказе по качеству вооружения и по своему воинскому мастерству, была ядром и главной ударной силой кабардинского войска. Другими источниками и авторами называется меньшая численность кабардинского ополчения в 1708 году - 7-12 тыс. человек.

Судя по всему, под Канжалом имело место численное превосходство крымцев над кабардинцами, однако далеко не десятикратное или близкое к этому, в чем пытается уверить нас тяготеющая к мифологии национальная историография. Учитывая же общепризнанно высокие боевые качества кабардинских воинов, значительное превосходство в качестве вооружения, отличное знание ими родной местности, патриотическое воодушевление, наконец, фактор внезапности ночного нападения на крымский лагерь - трудно говорить о превосходстве мощи ханского войска над защитниками Кабарды в Канжальской битве.

Ход битвы. Большинство источников сходится в том, что исход Канжальской битвы и всего похода крымского войска в Кабарду был решен внезапным ночным нападением кабардинцев на крымский лагерь, вызвавшим панику и резню татар. Народные предания, записанные Шорой Ногмовым, рассказывают о применении кабардинцами военной хитрости - о направлении на крымский лагерь 300 ослов с подожженными вязанками сена на спинах. "Юбилейные" работы предпочитают не заострять внимание на этом полумифическом эпизоде, причем отнюдь не из недоверия к кабардинскому преданию, а потому, что ночная паника татар, вызванная стадом ослов с горящим сеном, мало вписывается в героическую картину эпической битвы кабардинцев с десятикратно превосходящим противником. По словам современника князя Татархана Бекмурзовича, бои с крымцами продолжались "полтора месяца на всякий день". Из этого некоторые авторы делают вывод, что Канжальская битва стала кульминацией длительной и ожесточенной "партизанской" войны кабардинского народа против крымских захватчиков. Эта последняя версия представляется неубедительной, так как основные источники (Шора Ногмов, Мухаммед Риза, де ла Мотрэ, русские документы) ясно говорят, что кабардинцы усыпили внимание крымцев изъявлениями покорности и затем внезапно напали на лагерь при Канжале. После этого, очевидно, и велось в течение некоторого времени преследование и уничтожение остатков крымского войска.

Потери сторон. Различными источниками называются различные цифры потерь побежденного под Канжалом крымского войска. При этом и старые, и новые кабардинские предания явно преувеличивает размеры потерь крымцев. Однако имеются свидетельства и более достоверных источников. Так, современник битвы кабардинский князь Татархан Бекмурзович писал: "А побито войска у крымцев одиннадцать тысяч. Сам хан ушел в одном кафтане с малыми людьми, а иные без бою с гор убивались. Солтана [наследника-калгу] взяли в плен и многих их мурз и простых крымцев, четыре тысячи коней и панцырей множество, 14 пушек, 5 бомб, много пищалей и всю их пороховую взяли. И шатры, которые у них, все взяты" (Сокуров В.Н. С. 58).

По сведениям хорошо информированного русского посла в Константинополе П.А. Толстого, от войска хана в походе в Кабарду уцелело лишь 5 тыс. человек, а из 4 тыс. сопровождавших его турецких сипахи Муртазы-паши спаслось и добралось до Керчи лишь человек 30. Некоторые современные авторы, опираясь на данные Толстого, совершенно серьезно утверждают, что, за исключением 5 тыс. спасшихся, в кабардинском походе целиком погибло войско, насчитывавшее 80-100 тыс. татар и турок! По этой дикой и несуразной версии выходит, что в 1708 году нашли в горах Кабарды свою смерть десятки тысяч крымцев - до 95 тыс. человек. Очевидно, мы должны поверить, что под Канжалом было уничтожено практически все боеспособное мужское население Крымского ханства и подвластных ему орд. Впору было бы говорить об акте "геноцида", если не в юридическом, то в вульгарном смысле этого политически актуального слова. Если же оставить иронию, то в подобных рассказах налицо мифологический гротеск в духе сказок "Тысячи и одной ночи", обогащенный ныне претензиями на историческую достоверность.

К счастью, у нас нет необходимости верить подобным рассказам, так как мы имеем в своем распоряжении гораздо более достоверные данные. Если сложить числа в 11 тыс. павших татар и турок (по данным Татархана Бекмурзовича) и в 5 тыс. спасшихся татар (по данным П.А. Толстого), то мы получим, что начальная численность крымского войска была близка к той самой цифре в 20 тыс. человек, которую называли некоторые источники и которую В.Н. Сокуров считает нижней границей при оценке размеров войска.

Тем не менее, неоспоримым представляется факт полного разгрома ханского войска в Кабарде, что получило огромный резонанс в регионе и было воспринято именно как неслыханная катастрофа военной политики Крымского ханства. Молдавский господарь Михайло Раковица сообщал российскому канцлеру Г.И. Головкину: "Хан какой срам, урон и напасть воспринял от черкезов, есть дело сие достойное слышанию, если напредь сего от кого иного о сем вы не слыхали истинно, что уж пострадал то, чего или никогда, или от веку не видал Крым, так что из старшины крымской и из шеринбеев очень немного спаслося, також и из яман сайдаков первый мурза и з другими убиты. Насилу хан жив ушел, а шатры его, и что ни было с ним привезено, все досталось в руки черкезам. Сим крымцам погибель и напасть случилась оттого, что неприятели на них в ночи внезапну и неначаянно ударили, и для того с ханства скинули сего хана турки".

Различные источники подтверждают, что сам хан был ранен в руку, а наследник-калга попал в плен. За неудачу в Кабарде Каплан-Гирей поплатился крымским престолом и был вынужден бежать к ногайцам, над которыми сохранил власть; вместо него турки назначили ханом в Бахчисарай Девлет-Гирея. О потерях кабардинского войска достоверных данных нет. Между прочим, всего три года спустя после Канжальской битвы, во время русско-турецкой войны 1711 года на стороне турок действовали крупные силы Крымского ханства и подвластных ему внешних орд (буджацкой, ногайской и др.), участвовавшие и в во вторжении на южные российские украины, и в боях с армией Петра под Станилештами, и насчитывавшие, по разным данным, в общей сложности до 80 тыс. человек. Таким образом, Канжальская битва явно не подорвала военную мощь и людской потенциал Крыма.

Повлияла ли Канжальская битва на исход борьбы под Полтавой? В сегодняшних "юбилейных" работах о Канжальской битве общим местом являются рассуждения о том, что она стала крупнейшим событием военно-политической истории черноморского-кавказского региона того времени. Неоднократно повторяется, что победа кабардинцев над Каплан-Гиреем в 1708 году внесла весомый вклад в успех борьбы петровской России с вторжением шведов. По утверждению этих авторов, Каплан-Гирей обещал Карлу XII оказать военную помощь шведам нашествием крымской орды на южные украины. Канжальское поражение якобы положило конец этим планам, что серьезно ухудшило положение шведского войска в Малороссии и способствовало его поражению под Полтавой 27 июня 1709 года. При этом подчеркивается, что в 1708 году Петр I запретил подвластным России казакам и калмыкам вмешиваться в крымско-кабардинскую распрю, несмотря на просьбы Кабарды о помощи. Кабардинцы, в свою очередь, даже не получив русской поддержки, сумели в одиночку победить Каплан-Гирея и "облагодетельствовать" Петра, избавив его от крымского нашествия в помощь шведам.

Скажем сразу, что решение Петра не оказывать помощь кабардинцам в 1708 году было продиктовано трезвым расчетом и заботой исключительно об интересах ведущей тяжелую войну России. Было совершенно ясно, что вмешательство русских сил в борьбу Крыма и Кабарды могло незамедлительно привести к столкновению с Османской империей и тогда уже точно - к вторжению большого турецко-татарского войска в Малороссию, где в то время действовала армия Карла XII.

Любопытно, что Канжальская битва, по крайней мере, с ее общепринятой датировкой, практически совпала по времени со сражением при Лесной 28 сентября (9 октября) 1708 года в ходе Северной войны, в котором летучий корпус под командованием Петра I разбил 19-тысячный шведский отряд генерала А.Л. Левенгаупта, шедший с большим обозом на соединение с армией Карла XII. Этот бой поставил шведскую армию в Малороссии в критическое положение; из-за отсутствия пороха артиллерия шведов в Полтавском бою не стреляла. Как известно, Петр Великий называл сражение при Лесной "матерью Полтавской баталии", намекая на девятимесячный промежуток времени между ними и подчеркивая огромное стратегическое значение этого успеха.

Итак, существуют ли основания говорить, вслед за националистическими историками-мифотворцами и юбилейными публицистами, о влиянии победы кабардинцев над крымским ханом при горе Канжал на исход Полтавской битвы? Можно ли называть Канжальскую битву еще одной "матерью Полтавской баталии"?

Принципиально важно отметить, что подобные суждения не находят даже малейшего подтверждения ни в исторических источниках, ни в самой логике военно-политической обстановки тех лет. Не существует сведений о том, что Каплан-Гирей собирался в 1708 году или позже выступить на помощь шведскому королю и вторгнуться в российские владения с юга. Подобный шаг означал бы начало полномасштабной войны между Россией и Османской империей, сюзереном Крыма, и сделан он мог быть только по распоряжению Константинополя. Хорошо известно, что в то время Турция придерживалась положений Константинопольского мирного трактата с Россией 1700 года и не собиралась поддерживать Карла XII в его вторжении в российские пределы. Крымский хан как лояльный вассал "Порога Счастья" был вынужден следовать в русле османской политики.

Более того, в историографии высказывается достаточно глубокая мысль о том, что именно навязанная Турцией необходимость соблюдать мир с Россией и невозможность совершать традиционные грабительские набеги на российские степные украины и стали одним из побудительных мотивов крупномасштабной экспедиции крымцев в Кабарду в 1708 году. Хорошо известно также, что Карл XII в ходе своего вторжения в Малороссию всерьез рассчитывал на поддержку гетмана Ивана Мазепы и посаженного шведами на польский престол марионеточного короля Станислава Лещинского. Однако нет никаких указаний на то, что Карл XII и его сподвижники связывали какие-либо надежды с выступлением на помощь им крымских орд.

Далее, в "юбилейных" работах озвучивается и весьма смелое суждение о том, что Канжальская битва сама по себе вполне может быть сравнима с Полтавой по своим масштабам и последствиям. Напомним, что Полтавский бой был классическим полевым сражением двух современных регулярных европейских армий, из которых одна, шведская, со времен Тридцатилетней войны имела репутацию сильнейшей в Европе, а другая - русская - в ходе Северной войны уже неоднократно доказывала свою способность побеждать шведов, причем даже без двукратного перевеса в силах, как это было под Полтавой. С другой стороны, Канжальская битва, выигранная, согласно большинству источников, внезапным нападением кабардинцев на ханский лагерь, была столкновением двух средневековых восточных армий-ополчений, вооруженных преимущественно холодным оружием. Единственным элементом современной военной силы при Канжале мог считаться, с определенными оговорками, лишь 4-тысячный турецкий отряд. Следовательно, сопоставление Канжальского и Полтавского сражений друг с другом лишено всякого смысла.

Совершенно голословным является утверждение, что Канжальская битва знаменовала собой освобождение Кабарды от статуса данника Крымского ханства и ее выход из сферы влияния Крыма и Османской империи. В действительности за ближайшее десятилетие после Канжальской битвы источники отразили целый ряд случаев выплаты кабардинцами дани и выдачи аманатов в Крым. Точно так же, победа Москвы в Куликовской битве 1380 года отнюдь не положила конец ордынскому игу на Руси. Сохранение Кабарды в даннической зависимости от Крыма во многом было предопределено поражением России в войне с Турцией 1711 года. Исход той кампании был решен, в свою очередь, неудачей русских главных сил под руководством Петра в Прутском походе.

Еще одним театром военных действий войны 1711 года стали Кубань и северные предгорья Кавказа. В начале войны представители русских властей обратились к кабардинцам с призывом поддержать Россию и обещаниями покровительства. "Известно Нам, Великому Государю, учинилось, что князь и владельцы черкасские и кабардинские и весь народ тот желают под Нашу высокодержавную руку поддатись и тем себя из под ига турского и хана крымского свободити, понеже крымцы их неприятели и частые драки между ими случаются, и что конечно постановили они служить Нам, Великому Государю, а с крымцами воевати, и хотят о том от Нас, Великого Государя, помочи. И Мы, Великий Государь, Наше Царское Величество, указали их в подданство к себе принять...", - писал Петр I калмыцкому хану Аюке в марте 1711 года. О готовности царя принять Кабарду под свою высокую руку было сказано и в грамоте адмирала Ф.М. Апраксина к кабардинским владельцам от 9 апреля 1711 года.

В ходе Кубанского похода 1711 года отряд казанского губернатора П.М. Апраксина вместе с союзными калмыками одержал ряд побед над кубанскими татарами и мятежными казаками-некрасовцами, однако окончание войны не дало воспользоваться плодами этих успехов. События 1711 года показали, что Россия была готова использовать в своих интересах борьбу кабардинцев против власти Крыма, однако неблагоприятное развитие событий заставило временно отказаться от планов усиления русского влияния в Кабарде. Следующей важной вехой стал Белградский мир 1739 года между Россией и Турцией после войны 1736-1739 года. По 6-му артикулу этого договора обе стороны отказывались от притязаний на власть над Малой и Большой Кабардой, которые становились своего рода нейтральным буфером между двумя империями, сохранившими, однако, право брать у кабардинцев аманатов и наказывать их за преступления. После Белградского мира начался процесс неуклонного роста русского влияния в Кабарде, приведший к действительному вхождению ее в состав Российской империи.

Заключение. Итак, Канжальская битва 1708 года, безусловно, стала важным событием военной истории Северного Кавказа той эпохи и, по всей видимости, крупнейшей в истории победой кабардинцев над внешним врагом. В то же время, отраженные в кабардинских преданиях численность крымского войска и размеры его потерь явно и многократно преувеличены, обстоятельства битвы - приукрашены. Несостоятельны с исторической точки зрения и попытки вписать Канжальскую битву в широкий контекст событий Великой Северной войны 1700-1721 гг., представить тогдашнюю Кабарду консолидированным государственным образованием, самостоятельным и мощным игроком на региональной военно-политической арене, добровольным и равноправным союзником Российского государства в его борьбе со своими врагами. Изучение текущих публикаций о Канжальской битве и ее юбилее в обычных и электронных СМИ, а также материалов ее широкого обсуждения сетевым сообществом убеждает в том, что химеры патриотической военной мифологии явно заслоняют собой реальные исторические факты, а все спорные и неясные свидетельства источников трактуются однозначно в пользу преувеличения успеха победившей стороны. Более того, высказываются утверждения, что победа при Канжале и в "кабардино-крымской войне 1707-1708 гг." стала "осевым" событием военно-политической истории кабардинцев и что "правильная" память о ней может и должна послужить одной из основ идеологии "великого возвращения" и политической консолидации адыгов. По сути дела, сейчас, в год юбилея Канжальской битвы 1708 года, мы наблюдаем попытки форсированной - в том числе с привлечением государственной поддержки - легитимизации адыгского национального предания в качестве неоспоримого факта военно-политической истории Северного Кавказа, с далеко идущими и безусловно преувеличенным выводами о значении этого события для развития кабардинского общества и взаимоотношений Кабарды с Российской и Османской империями. В продолжающейся научно-популяризаторской и пропагандистской кампании подлинные обстоятельства неудачной экспедиции крымского хана в Кабарду 1708 года, ее военный и политический контекст, ближайшие и отдаленные последствия получили весьма искаженное отражение, с признаками явного преобладания текущей политической конъюнктуры, амбиций и комплексов определенных групп национальной властной элиты и интеллигенции над мотивами объективного изучения и популяризации исторического прошлого народов России. Поэтому мы возьмем на себя смелость завершить наш комментарий указанием на небезопасность превратного освещения и "монументализации" истории Канжальской битвы как одного из возможных идеологических катализаторов роста межнациональных противоречий и трений на российском Северном Кавказе.

Все новости