Мой прадед был самым молодым генералом в России.

3 марта, отмечая 130-летие освобождения от османского ига, болгары по традиции наденут красно-белые мартенички и вспомнят добрым словом дипломата Николая Игнатьева, без которого этот праздник был бы невозможен Часть I

Графа Игнатьева в Болгарии почитают, может, и чуть меньше, чем святого, но куда больше, чем национального героя. Его именем названы центральные улицы городов, школы и парки. Существует село Граф Игнатиево, а в январе нынешнего годы два президента — Пырванов и Путин — открыли ему памятник. Вы спросите, какое отношение все это имеет к нам? Самое прямое. Николай Павлович Игнатьев провел последние годы жизни и был похоронен в селе Круподеринцы Винницкой области (ранее Киевской губернии) — в 180 километрах от Киева.

Этот человек входит в список 100 великих дипломатов, оставивших самый яркий след в истории человечества. В ХIХ веке с его неторопливыми средствами передвижения и неспешным образом жизни Николай Павлович умудрился исколесить Европу и Азию, отличиться в Лондоне и Пекине, Ашхабаде и Стамбуле. Он не раз рисковал, блефовал и шел ва-банк, но неизменно обыгрывал на дипломатическом поприще сильнейших противников: китайского богдыхана, британского премьер-министра Дизраэли, турецкого султана Абдул-Азиза и германского железного канцлера Бисмарка. Его блистательные комбинации восхищали историков, о его невероятных и опасных приключениях писали Валентин Пикуль, Борис Акунин и Александр Солженицын.

Без самоотверженности графа Игнатьева иначе выглядела бы карта не только современной России, но и Украины, к которой он «прирастил» населенные болгарами районы Бессарабии. Но, как справедливо заметил Дюма-отец, «бывают услуги настолько бесценные, что отблагодарить за них можно только неблагодарностью»...

Царь, напуганный энергией, умом и независимостью дипломата, отстранил его от политики. Большевики графа Игнатьева просто-напросто обобрали: утащили из семейного склепа серебряный с позолотой венок, привезенный безутешными болгарами, сняли с семейной церкви самый большой колокол, а киевскую улицу Игнатьевскую переименовали в улицу Моисея Урицкого (с недавних пор — Василия Липковского). Ну разве что выпуску водки «Немиров», у истоков которой стоял винокуренный заводик Игнатьева, они не смогли помешать.

Ныне Круподеринцы, куда граф Игнатьев неизменно возвращался из дальних странствий, где залечивал болезни и душевные раны, лежат вдали от туристических маршрутов. Сюда не приходят, как когда-то, болгары, сербы, черногорцы, румыны, чтобы поклониться памяти великого дипломата... А Украине, жителей которой призывают не только говорить, но и думать по-украински, русский граф вроде бы и ни к чему — это герой не нашей истории.

Татьяна НИКУЛЕНКО
«Бульвар Гордона»

«СЫНОВЬЯ САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО ГУБЕРНАТОРА, ПРЕДСЕДАТЕЛЯ СОВЕТА МИНИСТРОВ ДАЖЕ НЕ ПЫТАЛИСЬ ОТКОСИТЬ ОТ АРМИИ»

— Александра Николаевна, при советской власти, когда представителей аристократических фамилий уничтожали как класс, они, чтобы выжить, вынуждены были скрывать свое происхождение. Как вы узнали, что принадлежите к древнему графскому роду Игнатьевых?

Бывший военный атташе в Париже граф Алексей Игнатьев и французская балерина Наталья Труханова отдали 225 миллионов золотых франков за возможность вернуться в СССР

— У нас в доме всегда висел портрет моей прабабушки, в девичестве — княжны Екатерины Леонидовны Голицыной. Я знала, что она была первой красавицей Петербурга и умной, образованной женщиной, говорила и писала на пяти языках... Помню, когда мы жили в Грозном, — мой отец Николай Николаевич Игнатьев с 1950 по 1954 год работал там главным инженером строительства ТЭЦ — ко мне пришли школьные подруги. Увидели красивый портрет и давай расспрашивать: кто это да что? Я ответила... А через несколько дней меня позвали в учительскую...

Наша классная руководительница с завучем, закрыв поплотнее дверь, долго допытывались, что за странные фантазии пришли мне в голову. Немало ошарашенная таким напором, я что-то сбивчиво объясняла. Потом педагоги велели прийти в школу маме... С тех пор я стала осторожнее и о своем родстве помалкивала.

— Неужели родители не боялись вам о нем рассказывать?

— В детстве это были лишь отрывочные сведения, услышанные краем уха. Только выйдя на пенсию, папа решил, что должен их систематизировать. Он оставил нам рукописную книгу, над которой работал несколько лет: поднимал семейные архивы, сверял воспоминания свои и старших сестер... Естественно, до этого я прочитала книгу «50 лет в строю», которую генерал-лейтенант Алексей Игнатьев подарил моему отцу с дарственной надписью.

— А кем, если не секрет, автор мемуаров «50 лет в строю» вам приходился?

— Мой прадед и отец Алексея Алексеевича были родными братьями. Они родились с разницей в 10 лет в семье крупного сановника, который при Александре II занимал посты санкт-петербургского генерал-губернатора, председателя Кабинета министров и за особые заслуги был удостоен графского титула с правом наследования. Между прочим, сыновья такого вельможи даже не пытались, как сейчас говорят, откосить от армии. Оба окончили Пажеский корпус, где одно время директорствовал их отец, потом Военную императорскую академию...

Кстати, вы знаете, что в дореволюционном Киеве была улица Игнатьевская? Ее так назвали в честь младшего из братьев...

— Чем же он это заслужил?

— Алексей Павлович Игнатьев на протяжении семи лет, с 1889 по 1896 год, был киевским генерал-губернатором. При нем в городе пущен первый трамвай, освящена Кирилловская церковь, создан городской художественный музей (ныне Западного и Восточного искусства) и, простите, построена канализация. Киев тогда так преобразился, что его стали называть «маленьким Парижем». Но если захотите писать об этом, не забудьте: первым из моей родни киевским генерал-губернатором стал фельдмаршал Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов.

— Тот самый, который разбил армию Наполеона?

Балерина Наталья Труханова, родившаяся в Киеве, с 1907 года танцевала в Париже на сцене Гранд-опера, для нее писали музыку Равель, Массне, Сен-Санс

— Да. Его рабочая резиденция находилась в Мариинском дворце, а дом стоял там, где сейчас китайское посольство. Моя прабабушка Екатерина Голицына приходилась ему правнучкой. Знатная, красивая, богатая, она всем претендентам на ее руку и сердце предпочла Николая Павловича Игнатьева, моего славного прадеда. И как женщина я ее понимаю: к этому времени его имя гремело от Атлантического до Тихоокеанского побережья ...

— Братья Игнатьевы были между собой близки?

— На долгие годы пути Николая (Павловича) и Алексея (Павловича) разошлись, но в конце жизни их соединил Киев. Старший брат, уже отошедший от дел, довольно часто приезжал из своего имения Круподеринцы к младшему, генерал-губернатору. Тогда в здании на Банковой — там, где сейчас находится Спiлка письменникiв, — кипели горячие дискуссии. Их отношение к Николаю II было весьма скептическим. Старший брат называл того не иначе как «полковничек». Младший склонялся к идее государственного переворота и обдумывал, можно ли в этом рассчитывать на поддержку конногвардейских полков.

— Они не боялись, что их услышат, донесут?

— Видимо, так и случилось. В 1906 году Алексей Павлович приехал в Тверь, выступал в Дворянском собрании. Когда он в перерыве пил чай в буфете, туда беспрепятственно вошел эсер Ильинский и выпустил в него в упор пять отравленных пуль... Все было обставлено как теракт, но за ним явно торчали уши Охранного отделения. За час до убийства у черного хода был неожиданно и против его воли снят с поста околоточный, еще раньше внутрь здания не допустили никого из верных Игнатьеву людей, сославшись на полученные из Петербурга инструкции.

«Красный граф» Алексей Игнатьев тяжело пережил гибель отца... Думаю, и в этом надо искать одну из причин его расхождения с царским режимом.


«МАТЬ ОТКАЗАЛА «КРАСНОМУ ГРАФУ» ОТ ДОМА, А РОДНОЙ БРАТ В НЕГО СТРЕЛЯЛ»

— Наверное, не все наши читатели, особенно молодые, знают, почему «красного графа» так прозвали...

— Разумеется, потому, что он перешел на сторону советской власти. Октябрьская революция застала генерал-майора Игнатьева (это звание было присвоено ему Временным правительством в сентябре 1917 года) военным атташе в Париже, где он занимался размещением военных заказов. Граф был единственным человеком, чья подпись на банковских документах давала возможность распоряжаться государственным счетом России в «Банк де Франс». А там лежали, между прочим, 225 миллионов золотых франков, предназначенных для закупок новейших образцов вооружения.

Когда первая волна русской эмиграции захлестнула Париж, ее лидеры очень рассчитывали на эти деньги, но... Первые же переговоры с графом Игнатьевым перечеркнули надежды соотечественников. Тот заявил, что знает один свой долг — перед Россией, даже если ее называют красной, а деньги передаст только представителю законной российской власти...

— ...которой безоговорочно признал большевиков.

— Да. В 1924 году Игнатьев явился на прием к советскому торгпреду Красину и предложил отдать деньги. Взамен он просил лишь советский паспорт и возможность вернуться в Россию.

Эмигрантская пресса бушевала. Алексей Алексеевич был объявлен изменником, ренегатом, большевистским прихвостнем, осрамившим честь офицера. Его мать София Сергеевна отказала ему от дома, а родной брат Павел в него стрелял («красный граф» хранил свою простреленную шляпу как реликвию). Правда, умирая, Павел все-таки позвал его попрощаться, а вот мать-графиня осталась непреклонна. Последний раз Алексей Алексеевич встретился с ней в затрапезном парижском кафе, где она холодно попросила его не приходить на погребение, дабы «не позорить их семью перед кладбищенским сторожем»...

Игнатьев оказался в полной изоляции. Его друзья, такие, как Маннергейм, с которым Игнатьев учился в Академии Генштаба, порвали с ним всякие отношения. Видимо, они совершенно по-разному оценивали Сталина...

— Простите, ходили слухи, что, живя в Париже, Алексей Игнатьев растратил часть казенных денег на женщин, на роскошный образ жизни и пытался замести следы...

— Это сплетни, попытки опорочить... Генерал, который мог припеваючи жить на проценты от вверенных ему миллионов, очень бедствовал. Вместе со второй женой балериной Натальей Трухановой он вынужден был съехать из роскошной квартиры на набережной Бурбонов в скромный домик на окраине, а на пропитание зарабатывал, выращивая в подвале грибы на продажу. Лишь в 37-м году Алексею Алексеевичу разрешили вернуться в Советский Союз. Ему создали роскошные по советским меркам условия. Но, видимо, на широкий образ жизни супругам средств все равно не хватало. Наталья втайне от мужа продавала свои драгоценности, а за пару лет до его кончины отнесла в скупку последнее...

— Алексей Алексеевич не сожалел о том, что перешел на сторону большевиков?

— Вслух — никогда. Правда, в письмах Натальи Трухановой — у нас сохранилось несколько из них — проскальзывает неудовлетворенность от того, что ему не поручают серьезной работы, что его знания, опыт не востребованы. Она пишет: «Алешу не приняли ни там, ни здесь»... Для него это было огромной трагедией. «Красный граф» не хотел себе судьбы, скроенной по формуле: «Жил, умер, и забыли»...

Правда, иногда к нему все же обращались за советом... Во время Великой Отечественной Сталин выказал недовольство блеклостью, неказистостью обмундирования в Красной Армии — помните, тогда были какие-то ромбы, петлицы? Военные чины кинулись к Игнатьеву. «А чем была плоха офицерская форма царских времен?» — спросил тот. Именно по его рекомендации в СССР вернулись к погонам, создали суворовские училища...

Думаю, и за мемуары Алексей Алексеевич взялся, чтобы выговориться, объясниться с потомками... В пятой, последней книге, он прямо рассуждает: переходить на сторону советской власти — не переходить...


«У ВХОДА В ХАНСКИЙ ДВОРЕЦ КОРЧИЛИСЬ В МУКАХ НЕСЧАСТНЫЕ, ПОСАЖЕННЫЕ НА КОЛ ДЛЯ УСТРАШЕНИЯ ЧУЖАКА»

— В вашем роду из поколения в поколение повторяются одни и те же имена. Как вы различаете многочисленных родичей?

Константинополь, 1864 год. Французский поэт писал о Екатерине Леонидовне Игнатьевой, что «эта женщина может покорить Стамбул одним только словом, одной улыбкой — Азию»

— «Красный граф» — из «Алексеевичей», мы — из «Николаевичей». Есть также «Павловичи», «Леонидовичи»... Иногда добавляем страну пребывания: Канада, Германия, Англия...

Моим прадедом был великий дипломат Николай Павлович Игнатьев, судьба которого похожа на приключенческий роман. В 19 лет он блистательно окончил Императорскую военную Академию, получив за отменные успехи большую серебряную медаль — вторую в истории этого учебного заведения... В 26 (!) лет был удостоен генеральского звания — стал генерал-майором свиты Его Величества.

— Вот это да! По-моему, только сын генералиссимуса Василий Сталин стал генералом в более молодом возрасте — в 24 года...

— Извините, но этих людей нельзя сравнивать. Хотя Николай Игнатьев был крестником будущего императора Александра II, генеральское звание он получил не по протекции, а за заслуги перед Отечеством. В 25 лет, будучи флигель-адъютантом, Игнатьев возглавил миссию в Хиву (нынешний Ашхабад) и Бухару, предпринятую для топографических съемок бассейна Амударьи и заключения торговых договоров с правителями этих мест.

— Никого постарше для этого не нашлось?

— Видимо, более зрелые дипломаты не рвались в те края. Родители провожали старшего сына, как на смерть... Николаю Игнатьеву выделили военный конвой в 190 человек, он взял с собой астронома, этнографа, топографа и отряд певчих казаков, чье пение производило сильнейшее впечатление на аборигенов. Чтобы по возможности облегчить ему путь, из Санкт-Петербурга вождям воинственных туркменских племен были отправлены письма...

— И аборигены встретили его хлебом-солью?

Портрет молодой княжны Екатерины Леонидовны Голицыной (в замужестве — Игнатьевой) предположительно кисти Репина — единственная ценная вещь из имения Круподеринцы, которая сохранилась у ее правнучки

— Напротив, довольно агрессивно: приходилось и отстреливаться, и обходить засады. Дело в том, что письма были перехвачены ханом Хивы... Чтобы представить обстановку, вспомните фильм «Белое солнце пустыни» — его именно в тех песках снимали. Правда, в ХIХ веке события развивались по более жесткому сценарию...

Хан Хивы Сеид Мухаммад был одним из самых коварных и жестоких туркменских правителей. Порядком помурыжив российского посланника, он таки согласился его принять, но вызвал к себе среди ночи, велев явиться одному и безоружным. Игнатьев написал завещание и письмо, приказав адъютанту вскрыть конверт, если он не вернется через час. Потом положил в карман два револьвера и отправился к хану... У входа во дворец корчились в муках несчастные, посаженные на кол для устрашения чужака.

Хан, восседавший среди вооруженных до зубов головорезов, чувствовал себя хозяином положения и с ходу предъявил ультиматум. Он пообещал, что посланник не уйдет из дворца, не подписав договор на его условиях. «У царя много полковников, и пропажа одного не произведет беды, — ответил Игнатьев. — Задержать же меня нельзя», — с этими словами он выхватил револьверы и направил на хана. Бог знает, чем бы все закончилось, но в этот момент во дворец ворвались казаки с саблями наголо...

Зато в Бухаре переговоры прошли успешно. Миссия вернулась домой не только с подписанным договором, но и с русскими пленниками, освобожденными эмиром из бухарских зинданов в знак доброй воли...

— Я бывала в Бухаре и видела при дворце эмира, что такое зиндан. Это глубокая яма, выкопанная в конюшне и закрытая сверху железной решеткой. Брошенные туда люди не видели света, на них летели конские испражнения... По-вашему, граф Игнатьев мог там оказаться?

— Если бы судьба ему не благоприятствовала — вполне. Так же, кстати, считали и в Оренбурге, откуда стартовала миссия. К тому времени, когда она вернулась, в Санкт-Петербург ушло сообщение о вероятной гибели Игнатьева. Когда он появился на пороге родного дома, родители отреагировали на это как на появление призрака...

— Валентин Пикуль писал, что Игнатьев привез царю от бухарского эмира множество подарков и среди них — живого слона. Скажите, писатель малость присочинил?

— Нисколько! Не знаю, как удалось дотащить столь увесистый дар через пески, но слон был доставлен по назначению и затем помещен в Московский зоопарк. А на тексте доклада, поданного Игнатьевым, император Александр II собственноручно начертал: «Читал с большим удовольствием. Надобно отдать должное генерал-майору: он действовал умно и ловко и большего достиг, чем мы могли ожидать». Так мой прадед стал самым молодым генералом в России и получил орден Святой Анны с короною...


«В ВЫСОКУЮ ПОРТУ МОЙ ПРАДЕД ВЪЕХАЛ НА БЕЛОМ АРАБСКОМ КОНЕ, РЯДОМ ПРЕКРАСНАЯ АМАЗОНКА — МОЛОДАЯ ЖЕНА»

— На мраморном саркофаге графа Игнатьева, установленном в Круподеринцах, выбиты две надписи: «Пекин. 14 ноября 1860 года» и «Сан-Стефано. 19 февраля 1878 года». Что они означают?

Великий дипломат Николай Павлович Игнатьев в 26 лет стал генерал-майором, в 28 — генерал-лейтенантом

— Начну с первой даты, Китай и Россия долго вели спор о разграничении территории. Чтобы уладить этот конфликт, в Пекин был отправлен 27-летний Игнатьев. Как он добирался: на санях, тарантасах, переходя по льдинам Обь и Енисей, попадая в пургу, — отдельная история. Увы, переговоры с китайским богдыханом оказались безрезультатными. И тогда дипломат решил поискать дополнительные аргументы. Он не вернулся назад, в Россию, как того требовали китайские власти, а прошел через территории, занятые чужими войсками, до побережья, изучил обстановку.

В то время династия Цин вела Вторую опиумную войну с Англией и Францией. Эти страны добивались разрешения на свободную торговлю опиумом на территории Поднебесной и открытого доступа их судам в китайские реки. Представляете, сколько смелости и находчивости требовалось Игнатьеву, чтобы стать посредником между воюющими сторонами? Он умело лавировал, рисковал жизнью, убеждал... Это был трудный, мучительный год, но вскоре китайцы уже и шага не могли сделать, не спросив его совета.

Когда английские и французские войска подступили к Пекину, а император в страхе бежал из дворца, именно Игнатьев предотвратил штурм города. Он убедил англичан и французов, что обо всем можно договориться без кровопролития. В благодарность за спасение столицы с императорским дворцом и древними историческими памятниками от разрушения китайцы и подписали договор 14 ноября 1860 года о так называемой расстановке столбов, по которому России отошел левый берег Амура, Уссурийский край. Она получила территорию в 800 тысяч квадратных километров...

— Это же больше, чем Великобритания и Франция, вместе взятые!

— Совершенно верно. Николай Павлович так спешил домой с радостной вестью, что всю Азию проехал за шесть недель. В Петербург он прибыл 1 января 1861 года — смертельно уставший, весь покрытый инеем. Мать хотела его обнять, но он не позволил, пока не снял завшивленную шинель, которую пришлось немедленно сжечь. Петербург принимал его как героя, император наградил орденом Святого Владимира и вскоре произвел в генерал-адъютанты... Кстати, отблагодарила Игнатьева и Франция, получившая права торговли с Китаем, — Наполеон III прислал ему орден Почетного легиона.

— Похоже, ваш прадед был в душе авантюристом...

— Не без того. Он постоянно ходил по острию ножа, но верил в свою счастливую звезду и не боялся рисковать. А еще Николай Павлович был обаятельным, открытым, энергичным, умел находить доводы, доступные пониманию собеседника.

— А как он стал кумиром болгар? Почему они на него чуть ли не молятся?

София, 1902 год. Супруги Игнатьевы с сыном Леонидом (на снимке слева) после официальных торжеств по поводу 25-летия освобождения Болгарии. Сопровождает их полковник Андрей Блысков, герой болгарского ополчения (справа)

— Это долгая история. Николай Павлович всегда считал Восток наиболее перспективным направлением для российской дипломатии, еще в академии начал изучать турецкий язык. В 1861 году, возглавляя Азиатский департамент Министерства иностранных дел, он впервые отправился в Константинополь, чтобы поздравить султана Абдул-Азиза со вступлением на престол. Тот был весьма польщен тем, что к нему прибыл человек, прославившийся после успешной операции на Дальнем Востоке. В честь гостя был дан парадный обед.

Когда через три года потребовался посол в Османскую империю, в Санкт-Петербурге поняли, что лучшей кандидатуры, чем Николай Игнатьев, не найти. Мой прадед провел в Константинополе 14 лет. Эти годы стали вершиной его дипломатической карьеры...

— Думаю, любой представитель высшего света в Санкт-Петербурге счел бы такое назначение почетной ссылкой.

— Только не Игнатьев. Человек страстный, честолюбивый, увлеченный идеями панславизма, он увидел для себя широкое поле деятельности. В Высокую Порту посол России въехал на белом арабском коне, рядом с прекрасной амазонкой — молодой женой.

— Эффектно!

— Он понимал, что на Востоке внешней стороне придается особое значение, и умел произвести незабываемое впечатление. В Турции его считали вторым человеком после султана, называли всесильным московским пашой...

— Мне знакомы и другие определения: лгун-паша, виртуоз лжи, мастер политического камуфляжа.

— Это смотря чьими глазами на Игнатьева смотреть: тут разница такая же, как между «их» шпионом и «нашим» разведчиком. Николай Павлович был человеком находчивым, умел войти в доверие к партнеру, сыграть на его слабостях, использовать разногласия и противоречия в стане врагов. Сам он в письмах к родителям отмечал, что обладает русской сметкой, «которую люди принимают за хитрость и коварство».

А вообще, не зря говорят, что дипломатия — это продолжение войны другими средствами. Создав из местных христиан разветвленную сеть осведомителей, Игнатьев был в курсе многих придворных тайн, поэтому турецкие министры его боялись и были у него в руках. Он имел влияние на великого визиря, дружил с сыном султана, встречался и переписывался с престолонаследником... Но все это было подчинено главной цели — созданию на Балканах независимых славянских государств.
Все новости