О Парисе и не только о нём

Митя Парис, уроженец города Одессы, а именно, одной из станций Большого Фонтана, полностью или почти полностью соответствовал своей царственной фамилии – был и умён, и собой хорош, и молод, точь-в-точь как именитый его тёзка.

В этой связи позволю себе напомнить древнегреческий миф о том, как богиня раздора Эрида покатила между гостями на свадебном пире яблоко с надписью: «Прекраснейшей». В числе гостей были богиня Гера, Афина и Афродита. Сварливые и амбициозные, они тут же принялись оспаривать пальму первенства. Спор их решил Парис, сын троянского царя Приама, присудив яблоко Афродите.

Но вернемся к нашему герою. Вряд ли он когда-либо задумывался над происхождением своей фамилии: в 60-е годы прошлого столетия такая любознательность вряд ли приветствовалась. 26-й летний Парис к этому времени благополучно отслужил армию и, не теряя времени, поступил в кредитно-экономический институт – там не было конкурса, и любой абитуриент знал наверняка, что будет зачислен.

Переростку Дмитрию надо было спешить: на руках у его матери, овдовевшей во время Великой Отечественной, оставался ещё один сын, и его предстояло тоже вывести в люди.

Золотым фондом семьи был крохотный, в 3-4 сотки земли, огородик за старым из дикого камня домиком, где общими усилиями с весны и до глубокой осени выращивались помидоры. Старожилы помнят, наверное, что в те далекие времена наиболее предприимчивые одесситы улучшали свой нелегкий быт помидорами. Да что там свой! Такие города, как Москва, Ленинград, Рига, подпитывались, и причём регулярно, исключительно одесскими помидорами. Их везли туда в больших картонных чемоданах, обитых дерматином, по железной дороге (билеты стоили дёшево!) и сбывали прямо на станциях за баснословные по тем временам деньги. Если, конечно, повезёт.

А везло далеко не всегда и не всем. Пока мама Парис совершала круизы со своими помидорными чемоданами, Парис старший брал на себя все домашние хлопоты, что не мешало ему быть добродушным, компанейским и жизнерадостным. Кроме всего прочего, учился он просто замечательно, его знали и любили на факультете студенты и преподаватели. Что касается сердечных увлечений Дмитрия, то – как ни странно – они до поры до времени носили характер лёгкого флирта, не более. Парис никому не отдавал предпочтения, но злые языки поговаривали, что парень просто скрывает от постороннего глаза свою избранницу.

Однажды в конце июня, когда наш герой, благополучно сдав сессию, засобирался в столицу, чтобы сочетать приятное с полезным, помидорная лихорадка вновь охватила меркантильную Одессу. Вдруг оказалось, что всё студенчество вузов, всё без исключения, решило отправиться на месяц в совхозы и колхозы области и там принять участие в битве за урожай.

Сказано – сделано. Студенческие отряды формировались с быстротой молнии. Никто не сомневался в целесообразности кампании, по крайней мере, вслух – это было рискованно.

Комсорг Митя Парис, после того, как прибыл со своим отрядом в колхоз имени Коминтерна, где «дорогих гостей» и не ждали, и ничего о них не слышали, как человек бывалый, прежде всего, отправился на разведку в сельсовет.

Хмурый председатель посмотрел на него исподлобья, нехотя выслушал, подумал немного и вместе с ржавыми ключами вручил «вид на жительство», еще сказал, чтоб по пустякам его больше не беспокоили. В 6 часов утра все были в сборе и ожидали не улице некоего Трофимыча.

Крытая камышом клуня, в которой предстояло разместиться всем приехавшим, представляла собой просторное помещение, разделенное на две половины деревянной перегородкой, пол был глиняный, на полу толстым слоем лежала полуистлевшая солома, валялась рваная мешковина вперемешку с рабочими комбинезонами и халатами. Вдоль стен громоздились пустые бочонки, бочки, ящики. Пахло мышами и плесенью.

Поскольку надвигался вечер и нужно было побыстрее обустроиться пока не стемнело, закипела работа. Каждый облюбовал себе местечко, пристроил пожитки, вынул из рюкзака самое необходимое, поделился едой с товарищами. Романтический ужин при луне был совсем не продолжительным: есть фактически было нечего. Сон сморил всех.

На рассвете Парис вскочил, чиркнул спичкой, взглянул на часы: стрелки показывали половину пятого. Он осторожно постучал по стене пальцами. Все зашевелились, вскочили, выбежали во двор, к колодцу, загремели вёдрами.

«Команда» у Мити была, в основном, девичья - дисциплинированная, преданная и даже тайно влюбленная в своего «военачальника». Вскоре пришла машина с бригадиром Трофимычем, двумя буханками хлеба и куском старого сала, как можно было догадаться, от щедрот председателя. Уезжали на целый день, так как поле находилось не близко, а транспорт ценился на вес золота.

Митя, привыкший дома к рачительному ведению хозяйства и к тому изучающий законы экономики, был поражён в самое сердце вопиющей безалаберностью.

«Королева полей», а попросту, кукуруза, которую предстояло окучивать, до такой степени заросла бурьяном, , до того отощала, что ожидать нормального урожая, «биться» за него было просто бессмысленно. И всё же Парис не сдавался. Он ни на шаг не отходил от Трофимыча, всё замерял, всё записывал, о чём-то с ним советовался, расчищал начало каждого кукурузного ряда, ставил на него очередного своего помощника и переходил к следующему. Пот градом катился по его лицу, майка прилипла к телу, солнце палило, и к 10 часам утра все уже падали от усталости. И было совершенно непонятно, как это Митя успевает почти в одно и то же время быть везде - то на краю поля, то в самых дебрях колючего репейника, то далеко на горизонте, но всегда в поле зрения.

К полудню наконец-то о студентах вспомнили, привезли колодезную воду в огромном 40-литровом бидоне, поставили его посреди поля и исчезли. Потом заскрипела телега, груженая хлебом и чанами с едой, оловянными мисками, ложками, плошками.

Обгорелые, уставшие, ставшие вдруг некрасивыми, девчонки, садились в кружок, ребята, как и положено, пижонились, хотя тоже валились с ног от усталости. Когда попробовали честно заработанное угощение, притворство уже не понадобилось. Аппетит сменился отвращением – солонина в бесцветном борще было тухлая, скользкая, несъедобная, каша – с мышиным помётом. Вот разве что хлеб… но от одного хлеба много ли сытости? Ездовой посмотрел-посмотрел, кашлянул вежливо в кулак, загрузил полные чаны в свою телегу, и тронулся. Вот вам и отобедали! Правда, ровно час, забравшись в самые густые заросли. И снова потом трудились до самого вечера.

Вечером Митя пошёл к председателю. Когда вернулся, все поняли, что разговор был не из приятных. Всё так и оказалось. Парис ему представил отчёт о выполненной работе в цифрах и с действующими на тот момент расценками. Председатель буквально взвыл от такой наглости. Но крыть было нечем, предстояло расплачиваться по всем правилам. «И откуда ты такой взялся на мою голову? – сказал он напоследок Дмитрию. – Чтоб тебя чёрт побрал!»

На следующий день все уже работали слажено и экономили силы, чтобы выстоять следующий. И тут случилось непредвиденное…

А случилось вот что. Митя Парис неожиданно для всех, а главное, для самого себя, влюбился.

На берегу лимана, где в выходные дни собирались приехавшие в колхоз студенты не только Митиного института, но и других одесских вузов, однажды он увидел незнакомую девушку. Митя случайно взглянул на неё и обмер. Перед ним стояла красавица, настоящая красавица, красоту которой, скорее всего, можно было назвать классической и строгой: нос с небольшой горбинкой, большие тёмные глаза, чёрные блестящие кудри, хороший рост, замечательные пропорции. «Посмотрите! – пошутил кто-то, - Митина сестричка приехала». В самом деле, между молодыми людьми было разительное сходство. Смущенные всеобщим вниманием, они даже не успели познакомиться и поспешили смешаться с толпой. Потом все играли в волейбол, потом плавали, потом разошлись по домам.

Слухами земля полнится, и в этот же вечер Парис узнал, что прекрасную незнакомку зовут Лилей, Лилией.

На рассвете, с букетом водяных лилий, прекрасных, как мечта, он уже стоял у края дороги и поджидал девушку. Я этого дня и до самого отъезда были всегда рядом Парис и Лилия, но ни слова не сказали они друг другу о своей любви.

Когда пришло время расставаться, договорились встретиться в городе.

И встретились. Долго, взявшись за руки, ходили по Приморскому бульвару, по знакомым улицам, перебрасывались ничего не значащими словами, потом молча шли, вообще не зная куда и зачем. Наконец поздно ночью Лиля заторопилась домой. Но трамваи уже не ходили, такси не останавливались, и Митя провожал девушку до самого дома. Когда пришло время прощаться, Митя осторожно привлёк её к себе, стал осыпать поцелуями Лилино лицо, руки, волосы, потом опустился перед ней на колени, заговорил: «Я люблю тебя, моя девочка, я так тебя люблю, как не любил и не полюблю больше никого на свете. Но…» - Тут голос его дрогнул, и в нём послышались не то слёзы, не то рыдания. – «Сейчас я одним только словом разрушу наше счастье, и, может быть, наше будущее». – «Замолчи. Не надо!» - воскликнула Лиля в ужасе. Но Дмитрий уже взял себя в руки и продолжал: «Между нами не должно быть тайн. Ты должна знать обо мне всю правду. Я – женат. И это ещё не всё. Дело в том, что моя жена ждёт ребёнка…»

 Лиля молчала. Потом также молча отвернулась от Париса и вошла в дом. Стоит ли рассказывать о том, какие чувства испытывала бедная девушка?

…В первых числах сентября, проходя через вестибюль, на столе у дежурного она увидела письмо и догадалась, от кого оно было. Взяла конверт, не распечатывая, скомкала и выбросила послание.

Жизнь продолжалась.

Что касается Дмитрия, то через некоторое время  жена подарила ему сына...  чёрненького, как шоколадка, ребёночка.

Что же касается Лили, замуж она так и не вышла.

Валентина Швец