Telegram-чат

Бесплатная
консультация

Международный институт
генеалогических исследований Программа «Российские Династии»
+7 903 509-52-16
г. Москва, ул. Кооперативная, 4 к.9, п.2
Цены на услуги
Заказать исследование
г. Москва, ул. Кооперативная, 4 к.9, п.2

Предки Руси

20.10.2010


Академическая наука зачастую склонна «омолаживать» славян, скептически относясь к попыткам найти их корни в глубокой древности. В данном исследовании славяне рассматриваются как древний народ, существовавший не только в скифскую, но и в доскифскую эпохи

Поиски корней


Ядром государства Руси (называемого кабинетным термином "Киевская Русь") была, как известно, сравнительно небольшая область Среднего Поднепровья — от Десны до Роси, возглавившая процесс рождения феодальной государственности на огромном пространстве Восточной Европы — от Вислы до Волги и от Балтики до Черного моря. Самый беглый взгляд на древнейшую историю восточнославянского мира убеждает в том, что на протяжении двух тысячелетий, предшествовавших возникновению Киевской Руси, наиболее развитым и исторически активным регионом являлось Среднее Поднепровье (см. карты).


Столь давнее и длительное первенствующее положение региона, ставшего первичным историческим ядром Киевской Руси, заставляет нас углубиться в сложную и запутанную проблему происхождения Руси и рассмотреть её не в качестве узкой терминологической задачи о значении слова "Русь", а более широко, как длительную и многообразную историю народа, его земли и его культуры. Однако при этом перед нами неизбежно встанет целый ряд отдельных вопросов, связанных с характером источников, с хронологическим и географическим диапазоном исследования, с методикой и результатами сопоставлений данных разных наук при комплексном, системном анализе. Свой взгляд на основные контуры этой проблемы я уже изложил в печати (Рыбаков Б. А. Новая концепция предыстории Киевской Руси. — История СССР, 1981, № 1 и 2; Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982. (Раздел "Происхождение Руси"), с. 55-90. Карты на с. 58, 59, 71. 89. ), но здесь придется коснуться и некоторых других вопросов и новых дополнительных решений, возникших на основе новых изысканий. Основной метод поиска — ретроспекция, продвижение от известного к более отдаленному прошлому, менее известному нам. Но вместе с тем поиск должен быть как бы "встречно-ретроспективным", т. е. одновременно с обратно-хронологическим ходом необходимо укладывать все наблюденные факты и явления в прямой, последовательный хронологический ряд ради того, чтобы устанавливать причинную связь явлений и реконструировать реальное течение интересующего нас процесса.


Первый вопрос, с которого следует начать, — это географическое определение понятия "Русская земля". В русских источниках XI-XIII вв. наблюдается непонятная на первый взгляд, но чрезвычайно важная для нас двойственность в определении этого термина: во-первых, им обозначалось все восточное славянство в целом, но наряду с этим существовало значительно более узкое применение термина. Широкое понимание словосочетания "Русская земля" чаще всего встречается в материалах XII-XIII вв., когда единая государственность уже отошла в прошлое, когда в реальной исторической жизни существовало полтора-два десятка совершенно самостоятельных, вполне суверенных княжеств-королевств. Именно эту обширную Русскую землю, раскинувшуюся по всей Восточной Европе, имел в виду поэт начала XIII в., когда писал:


О, светло-светлая

И украсно украшена земля Русская!

И многими красотами удивлена еси…

Всего еси исполнена земля Русская!

Однако современники этого поэта, жившие в разных городах Русской земли (в таком широком её понимании), в своей деловой письменности проявляли совершенно иное, значительно суженное понимание слов "Русь", "Русская земля" (Тихомиров М. Я. Происхождение названий "Русь" и "Русская земля". — Сов. этнография, М., 1947, т. VI — VII. Насонов А. Н. Русская земля и образование территории древнерусского государства. М., 1951. ). Оно проявилось у летописцев Новгорода Великого, Владимиро-Суздальской земли, Галицкого княжества и у самих Киевских летописцев, когда речь шла о далеких землях (Полный перечень всех летописных примеров дан в книге "Киевская Русь и русские княжества XII — XIII вв. М., 1982, с. 59 — 67. Карта на с. 59. ). Под собственно Русью в значительно более узком смысле слова понималось историческое ядро Киевской Руси: Среднее Поднепровье и лесостепное Левобережье Днепра примерно до Курска ("В географическое понятие Русской земли, или "всей Русской земли", противопоставляемой Галичу, Суздалю, Смоленску и Новгороду, включались следующие города: Киев Треполь Стародуб Чернигов Корсунь-на-Роси Трубчевск Переяславль-Русский Богуславль-на-Роси Глухов ).


(Рис. 1).


В ту эпоху, к которой относятся все эти сведения, очерченная территория никоим образом не может рассматриваться как некое политическое целое. Киевские Мономашичи враждовали здесь с черниговскими Ольговичами; северские князья стремились обособиться от Чернигова; в Переяславле-Русском появилась четвертая политическая сила — ставленники владимиро-суздальских князей. Большинство приведенных выше сведений о Руси в узком смысле взято из описаний княжеских усобиц, происходивших на этой территории. Политического единства лесостепной Русской земли в XII — XIII вв. не было. Следовательно, единодушное определение Русской земли только в географических рамках Среднего Поднепровья (с левыми притоками Днепра) должно рассматриваться не как отражение реальности XII в., а как прочное воспоминание о каком-то минувшем историческом периоде, когда Киевская земля и левобережная Северщина составляли единое целое, и это целое не включало в себя ни Древлян, ни Радимичей, ни Вятичей, соседивших с Русью в узком смысле слова. Обращение к письменным источникам любого времени не даст нам ничего для установления хронологии этого загадочного региона. Время его существования находится за гранью наших письменных свидетельств. Единственный намек мы найдем у Константина Багрянородного (середина X в.), упомянувшего о какой-то "Внутренней Руси" вокруг Киева, но никаких подробностей он не сообщает.


Задача решается обращением к археологическому материалу. Для той эпохи, от которой мы получили точные и подробные сведения о географическом контуре Руси в узком смысле, мы и в археологическом материале не получим единства: вокруг Киева прослеживаются древности Полян, а далее на восток четко обозначается область Северы (северян) XI-XII вв. (Рыбаков Б. А. Поляне и северяне. — Сов. этнография. М., 1947, VI — VII. Карта на с. 100 (рис. 8). )


Если мы в своем поиске начнем углубляться в века, предшествующие оформлению Киевской Руси, то найдем искомое соответствие области Руси с определенным археологическим ареалом только в VI в. н. э. И это не случайно, так как именно в середине VI в. сирийский автор упоминает "народ РОС (РУС)", живший где-то северо-западнее приазовских амазонок, т. е. на Среднем Днепре (Дьяконов А. П. Известия Псевдо-Захарии о древних славянах. — ВДИ, 1939, № 4, с. 84 — 87. ). К этому же VI в. возводит историю Киевской Руси п летописец Нестор, рассказывая о поездке славянского князя Кия в Константинополь к византийскому императору, в котором естественнее всего видеть Юстиниана (527 — 565 гг.) или Анастасия (498 — 518 гг.).


Археологические материалы VI — VII вв. дают нам очень яркую и четко определимую культуру, ареал которой поразительно точно совпадает с очерченной выше Русской землей (Рыбаков Б. А. Древности русов. — В кн.: Сов. археология, М., 1953, т. XVII. См. также: Киевская Русь…. Карта на с. 71. ). Эта археологическая культура (которую из-за географического совпадения с Русской землей можно назвать "древностями русов") представлена большим количеством кладов дружинного инвентаря: серебряные с позолотой украшения, "пальчатые" фибулы для плащей, привозные (трофейные?) византийские серебряные сосуды VI в., богато декорированные пояса, изредка оружие. По форме височных колец, которые давно уже расцениваются археологами как племенные признаки, вся Русская земля VI в. делится на два района: западный среднеднепровский и восточный курско-северский. Височные спиральные кольца северского района нашли продолжение в курганных спиральных кольцах северян X-XII вв.


Наиболее богат среднеднепровский район и особенно его участок, прилегающий к р. Роси. Здесь, очевидно, был центр того союза племен, который объединил Среднее Поднепровье с Левобережьем, или, говоря летописными терминами, "Полян, яже ныне зовомые Русью" и левобережных Северян.


У этого мощного племенного союза было два внешних устремления: одно направление вело на северо-восток, к средней Оке, где впоследствии возникает Рязанское княжество, а другое, юго-западное, отражало участие среднеднепровских русов в общеславянском движении к северным рубежам Византийской империи. Здесь, на левом берегу Дуная, встречаются пальчатые фибулы днепровского типа, что соотносится с городом на Дунае — Русе. Сочетание историко-топонимических данных XI — XIII вв. с археологическими VI-VII вв. позволило нам углубить проблему происхождения Руси на три-четыре столетия от Киевской Руси. В дальнейшем ретроспективном поиске у нас не будет столь надежной поддержки письменных источников, и основным материалом останется только археологический, которому, при всей его ценности, присущ целый ряд минусов. Во-первых, археологические культуры исторически безымянны и не могут быть соотнесены с этносами прямолинейно, так как одна общая материальная культура может принадлежать разным народам. Или, наоборот, единый народ в разных своих частях может создавать в зависимости от условий (природных или международных) разные, несходные между собой формы быта, отражающиеся в разных археологических культурах. Во-вторых, следует сказать, что в какой-то мере задача использования археологических материалов для этногенических построений усложнена самими археологами, фетишизирующими некоторые археологические категории (особенно глиняную посуду). Нередки случаи, когда исследователи объясняют любой перерыв в плавной эволюции тех или иных форм предметов или построек исчезновением данного народа, а появление новых форм — приходом нового населения. При этом появление пришельцев находит какое-то объяснение, а "исчезновение" обычно кратко констатируется.


Далеко не всегда археологами учитываются такие общеевропейские события, как нашествие сарматов или гуннов, расширение Римской империи, падение Рима, великое переселение народов (в том числе и славян) . которые несомненно влияли как на уровень развития, так и на облик культуры.


Еще одним, правда лишь терминологическим, минусом является принцип обозначения археологических культур. Обычно культуры получают научное наименование по месту первых раскопок (деревня, урочище), которое при дальнейших исследованиях может оказаться периферийным по отношению к культуре в целом. Когда впервые обобщается безымянный, не получивший единого названия материал, то часто вводится объективное наименование по географическому принципу (река, бассейн реки, административная единица), а иногда исследователи вводят в название той или иной культуры свои научные воззрения, субъективно сопоставляя культуру с каким-либо древним народом или этнической общностью.


Выделение археологических культур является важным звеном исследования, но, к сожалению, нередко историческое осмысление археологических материалов искусственно расчленяется по замкнутым в себе культурам. А это мешает познанию исторического процесса в его динамике. Видоизменение археологической культуры одного и того же населения подменяется "сменой культур", под которой часто подразумевается смена населения. Очень часто истинной причиной изменения общего облика археологической культуры оказывается то или иное новое историческое явление, какие-то крупные катаклизмы, и хронологические рубежи культур бывают прямым следствием этих явлений. Однако при изолированном изучении одной культуры без учета критических переломных моментов в судьбе народа неизбежно теряется историческая перспектива.


Нам в нашем поиске корней среднеднепровской Руси придется иметь дело со следующими археологическими культурами: Черняховская (по селу Черняхово на Киевщине); Зарубинецкая (по селу Зарубинцы в излучине Днепра); "Скифская" и милоградская; Чернолесская (по урочищу Черный лес).


Географическое положение этих культур показано на картах, а их хронологическое соотношение видно из следующей таблицы: …


Как видим, интересующие нас культуры хронологически плотно смыкаются друг с другом и только в одном случае сосуществуют, но это происходит, как увидим, в разных географических областях. Кроме того, как установлено археологами, занимающимися той или иной культурой в отдельности, каждая интересующая нас археологическая культура как бы вырастает из предыдущей, уходит своими корнями в более раннюю культуру этой же области, хотя и создает новые виды поселений, материальной культуры, обрядности, что и позволяет выделять этот новый этап в качестве особой (но не обособленной!) археологической культуры. У нас почти не обращалось внимания на то, что все поименованные археологические культуры представляют собой не изолированные, взятые вне исторического контекста, самостоятельно зародившиеся (или "появившиеся") комплексы, а взаимосвязанные исторические этапы, генетически соединенные друг с другом, звенья единой цепи, которые в своей совокупности отражают исторический процесс во всем его конкретном многообразии, со всеми периодами подъема или упадка, инертности или активного расселения народности. Для доисторической археологии, не имеющей возможности контролировать свои построения данными языка и письменных свидетельств, задача установления генеалогической преемственности культур, различающихся многими признаками, сильно затруднена. Для исторической же археологии, с каковой мы имеем дело в нашем случае, решение этой задачи более обеспечено контрольными материалами.


Помимо хронологической непрерывности крайне важна, разумеется, и географическая совмещенность разновременных культур. Она может оказаться неполной, но эта неполнота должна быть исторически объяснена. Вообще все случаи изменений ареала, изменения и скачки в области хозяйства, общественного строя, идеологии, стиля искусства должны обязательно рассматриваться на широком фоне общих для очень обширного региона (во много раз превосходящего ареал изучаемой культуры) явлений. Периоды подъема и упадка, расширения или сужения ареала археологической культуры, зарождение (или восприятие извне) новых черт, видоизменяющих облик культуры, — все это должно быть соотнесено с общеевропейскими явлениями и событиями.


(Рис. 2).


Рассмотрим географию нужных нам археологических культур.


1. "Русская земля" (в узком понимании термина), выявленная по историческим летописным данным, в VI — VII вв. н. э. совпала с определенной культурой пальчатых фибул и спиральных височных колец. По отношению ко всему славянству этого времени данная культура занимает крайнее юго-восточное положение.


2. По отношению к гипотетической прародине славян (устанавливаемой по лингвистическим, палеоботаническим и археологическим данным), относимой примерно к середине II тысячелетия до н. э., "Русская земля", отстоящая от формирования прародины на два тысячелетия, тоже занимает юго-восточный участок былой славянской прародины. Главное ядро "Русской земли" по Днепру и Роси целиком вписывается в ареал прародины. Только восточные рубежи "Русской земли" на Левобережье Днепра продвинуты несколько далее па восток (к Курску и Воронежу) чем мы можем проследить праславян времен прародины.


Дальнейшая задача состоит в рассмотрении тех археологических культур, которые констатированы для этой самой территории в промежутке между сложением прародины славян и пространственным обозначением "Русской земли" в VI в.


3. На рубеже бронзового и железного веков в интересующей нас восточной части славянского мира, в рамках прародины выявлена так называемая чернолесская культура киммерийского, предскифского времени. Чернолесская культура является дальнейшим развитием так называемой белогрудовской, которая в свою очередь вырастает из той широкой археологической общности, которая представлена тшинецко-комаровской культурой, принятой нами за прародину славян. Качественное отличие чернолесской культуры Среднего Поднепровья от белогрудовской объясняется появлением такого важного фактора прогресса, как железо, широко распространенного именно в лесостепной и в лесной зоне.


Географически чернолесская культура, во-первых, целиком умещается на восточной половине славянской прародины, а во-вторых, удивительно точно совпадает с областью архаичных славянских гидронимов (по О. Н. Трубачеву) (Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. М., 1979. Карта чернолесской культуры и праславянских гидронимов на с. 197. Единственное превышение ареала гидронимов относится к верховьям Днестра. ). Никогда в другое время ни одна культура не дает на карте такого своеобразного рисунка, как чернолесская. Тем доказательнее её совпадение с ареалом праславянских гидронимов. Отношение чернолесской культуры к будущей "Русской земле" таково: основное днепровское ядро "Русской земли" и часть Левобережья (Ворскла) покрыты памятниками чернолесской культуры, а на Правобережье чернолесская культура распространяется (в границах славянской прародины) и далее на запад, охватывая и те области, где в дальнейшем сложилась, очевидно, тоже праславянская милоградская культура, в значительной мере (в своей южной части) базирующаяся на землях прародины (Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. Карта на с. 191. ).


4. "Скифская" культура получила свое название в отличие от других не по первому месту раскопок, а по историческому осмыслению культур, синхронных упоминанию скифов в VII — IV вв. до н. э. Описывая Скифию V в. до н. э., Геродот, как известно, очертил в Восточной Европе огромный квадрат 700 х 700 км. Южной стороной "скифского тетрагона" было побережье Черного моря от устья Дуная до Керченского пролива. Западная сторона шла приблизительно на среднее течение Припяти, а восточная примерно на Оскол. Северная сторона скифского квадрата, наименее известная путешественнику, терялась в лесной зоне, где-то севернее Сейма и низовий Припяти (Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. Карта на с. 19. ). Этот условный квадрат был населен восемью различными народами. Культура скифского типа была распространена на значительной части тетрагона, но собственно скифы (иранцы по языку, кочевники по типу хозяйства) занимали только одну пятую часть квадрата, примыкавшую к Понту и Меотиде. Геродот, как бы предостерегая будущих археологов, четко отделяет собственно скифов-скотоводов от других народов, которые могли иметь скифские черты в своей культуре, но скифами не являлись.


Скифы-скотоводы располагались в южных приморских степях, за пределами как древней прародины славян, так и хронологически близкой к ним чернолесской праславянской культуры.


5. В интересующем нас среднеднепровском лесостепном регионе размещались не кочевые скотоводческие, а оседлые земледельческие народы, наследники местных племен чернолесского времени с добавлением родственных скифам гелонов, история которых недостаточно изучена. Культура скифского типа (оружие, конское снаряжение, звериный стиль), имевшая вполне определенный социальный, верхушечный характер, распространялась и на земледельческую лесостепь, будучи воспринята знатью местных (в том числе и праславянских) племен. Безусловно, правы те археологи-скифоведы (Б. Н. Граков, А. И. Мелюкова и др.), которые считают невозможным рассматривать все культуры внутри скифского тетрагона как единую скифскую. При определении археологической культуры нельзя ни в коем случае искусственно соединять культуру степных кочующих скотоводов, не имевших поселений и живших в кибитках, с культурой оседлых пахарей, построивших огромные крепости и живших в постоянных поселках. Почти половина земледельческих племен внутри скифского квадрата проживала на территории древней славянской прародины. Греки, покупавшие хлеб у этих племен, живших по Днепру-Борисфену на протяжении 400 км, называли их скифами, но Геродот сообщил их самоназвание — "сколоты". В силу этого и скифообразную культуру лесостепных земледельцев Правобережья следует вычленить из неправомерного соединения с настоящей скифской (степной) и именовать в согласии с Геродотом сколотской (Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. Раздел "Сколоты-праславяне", с. 195-238. ).


Наиболее полнокровным историческим центром сколотской земледельческой культуры была довольно широкая (в 3 дня пути) полоса Правобережья, почти полностью совпадающая с ядром "Русской земли" VI — VII вв. н. э. К более детальной географии сколотских племен и "царств" VI — V вв. до н. э. нам еще придется вернуться в связи с тем, что единственным историческим осмыслением этой очень яркой страницы в истории Среднего Поднепровья представляется признание "борисфенитов", пахарей среднеднепровской лесостепи, занимавших восточную часть древней славянской прародины, славянами.


6. "Позднескифская" (правильнее позднесколотская) культура IV в. до н. э. в результате крайне неблагоприятных условий, сложившихся после сарматского вторжения в южнорусские степи, пережила упадок и развивалась не так, как во времена расцвета и оживленной торговли с Ольвией. Новые, сильно обедненные формы культуры в восточной части праславянского мира получили название зарубинецкой культуры по селу Зарубинцы в излучине Днепра близ Переяславля Русского. Исследователи отмечают ряд черт, роднящих зарубинецкую с предшествующей "скифской".


География зарубинецкой культуры впервые за целое тысячелетие нарушает ставшую для нас уже привычной полную преемственность ареалов старых и новых форм быта: зарубинецкая культура быстро и ощутимо переступает северную границу древней прародины и устремляется в лесную зону, доходя до всего бассейна Верхнего Днепра. Это отражает не распространение форм культуры на соседние племена, а реальное продвижение носителей культуры. Говоря иначе, это свидетельствует о продвижении среднеднепровских славян в глубь более северных литовско-латышских (балтских) племен и тех племен, которые были носителями милоградской культуры (геродотовских невров), по всей вероятности тоже праславянских, но более первобытных, чем высокоразвитые борисфениты-сколоты. Причина этого станет нам ясна, как только мы сопоставим этот скоропостижный отток населения плодородной лесостепи в суглинистые леса севера с таким общеевропейским событием, как нашествие сарматов.


Все предшествующее развитие восточного участка славянской прародины более чем за тысячу лет было поступательным и не знало крупных и длительных поражений в борьбе со степными соседями: против киммерийцев были построены мощные крепости и создано всадничество, а со скифами сложились отношения некоего равновесия, исключавшие порабощение земледельцев; отношения могли быть вассальными, федеративными или просто союзными — это пока не просматривается, но влияние скифов-кочевников несомненно. Сарматское же нашествие и оттеснение земледельцев даже из лесостепи длилось около шести столетий и именно на эти столетия падает зарубинецкая, обедненная форма быта.


Одним из важных центров зарубинецкой культуры, наиболее насыщенным импортными вещами, являлся все тот же участок Среднего Поднепровья, который так выделялся в предшествующее сколотское время — правый берег Днепра от Киева до устья Роси (см. карту). Зарубинецкая культура почти всеми археологами и лингвистами (Т. Лер-Сплавинский, Ф. П. Филин) признается славянской. Попытка связать её с балтскими племенами оказалась несостоятельной. В западной половине славянского мира, синхронной зарубинецкой была пшеворская культура. Сарматского ига там не было, и эта культура была более полнокровной, чем зарубинецкая.


К концу существования этих двух археологических культур (раннепшеворской и зарубинецкой) имя славян-венедов впервые попадает в географические описания античных авторов: Плиний Младший (ок. 77 г. н. э.) знал носителей пшеворской культуры в Прибалтике, а Тацит (98 г. н. э.) знал и о зарубинцах, так как пишет о смешанных венедосарматских браках.


Мы ознакомились со сменой культур, происходившей в интересующем пас регионе за целое тысячелетие. Много веков границы этих культур определяла старая область славянской прародины в её восточной оконечности. Только в конце I тысячелетия до н. э. под давлением сарматов по всей тысячеверстной южной границе началось колонизационное движение в лесную зону, нарушившее устойчивые границы прародины.


Перед нами стоят теперь два вопроса, без ответа на которые мы не получим истинной исторической перспективы происхождения и предыстории Руси: во-первых, вопрос о взаимоотношениях черняховской и зарубинецкой культур и их отношения к славянству, а во-вторых — вопрос об отношении сколотской культуры скифского времени к славянам или, точнее, к праславянам.


* * *

Историческому осмыслению черняховской культуры мешало прежде всего то, что её рассматривали обособленно от общего процесса, противопоставляя её как предшествующим, так и синхронным археологическим культурам. Основания для такого противопоставления на первый взгляд имелись: география черняховской культуры очень своеобразна — она, в отличие от зарубинецкой, охватывала не только лесостепь, но и степи Причерноморья, вплоть до побережья; другим географическим отличием было то, что она не углублялась, подобно зарубинецкой, в глухую лесную зону и шире растекалась по лесостепи до самых Карпат и доходила до Черного моря на юге. Другим существенным отличием черняховской культуры от предшествующей был иной, более высокий уровень жизни: земледелие велось усовершенствованным плугом (с "череслом" — плужным ножом), гончары заимствовали (вероятно из Ольвии) гончарный круг, усовершенствовалась выплавка железа, возобновилась после длительного перерыва широкая торговля хлебом, отразившаяся в сотнях кладов римских серебряных монет, обнаруженных в лесостепи, появилось вновь множество античных предметов роскоши, ввезенных из греко-римских городов юга, изменилась форма поселений — старые укрепленные родовые поселки сменились обширными открытыми селами с вольной планировкой.


Всех перечисленных отличий, говорящих о новом, повышенном уровне развития, оказалось достаточно для того, чтобы исследователи стали не столько исторически сопоставлять зарубинецкую и черняховскую культуры, сколько противопоставлять их друг другу и отчуждать их вопреки тому, что открывший обе культуры в 1899 г. киевский археолог В. В. Хвойко определил их как две фазы развития славянской культуры Среднего Поднепровья. К настоящему времени обе культуры достаточно хорошо изучены, и мы можем рассмотреть их как звенья исторического процесса за время с III в. до н. э. и до IV — V вв. н. э. Рубеж между рассматриваемыми нами культурами — II век н. э. — делит этот семисотлетний промежуток почти поровну; первая его половина — примитивная зарубинецкая культура, а вторая половина — вырастающая (по археологическим формам) из зарубинецкой, но значительно более развитая культура черняховская, сохранившая в своих бытовых чертах много зарубинецких элементов (например, в керамической посуде) (Сымонович Э. А. Зарубинецкая и черняховская культуры в Поднепровье. — В кн.: Древние славяне и их соседи. М., 1970. ).


При изучении этих семи-восьми веков истории Среднего Поднепровья перед исследователями в первую очередь, естественно, должен стать вопрос об исторических условиях развития этого большого хронологического отрезка. Как только мы этот вопрос поставим, мы сразу же определим причины всех отмеченных выше различий двух сменяющих друг друга археологических культур.


При этом еще раз необходимо подчеркнуть, что археологические культуры следует рассматривать не как самодовлеющие организмы, а лишь как доступные нашему изучению формы быта; это в особенности относится к культурам, сменяющим друг друга на одной и той же территории.


1. Переход в Среднем Поднепровье от сравнительно высокой сколотской (скифо-земледельческой) культуры VI — IV вв. до н. э. с её всадничеством и хлебным экспортом к более примитивной, но сохраняющей преемственность, культуре последующих веков (III в. до н. э. — III в. н. э.), названной по первому месту раскопок зарубинецкой, связан с нашествием на степи и на лесостепь многочисленных сарматских племен с берегов Дона в III в. до н. э. Зона соприкосновения праславян Правобережья и Ворсклы с сарматами была протяженностью около 600 км. Кочевники временно отвоевали у пахарей широкую полосу плодородных земель. Общеизвестно, что царские скифы-кочевники не смогли удержать ни своих приморских пастбищ, ни священных могил у Порогов и перекочевали в Крым.


Исследователи почему-то не обращали внимания на то, что в источниках сарматской эпохи есть сведения и о том, что скифы-пахари (сколоты) тоже переместились из своей земли, так подробно описанной Геродотом, но в другом направлении, чем скифы-номады. Первым об этом говорит Страбон (7 год до н. э.):


"Множество людей из Малой Скифии переправлялось через Тирас и Истр и поселялось в той стране (Фракии). Значительная часть Фракии была также названа Малой Скифией тем более, что фракийцы уступили пришельцам отчасти подчиняясь силе, отчасти из-за плохой земли, так как большая часть земли болотиста" (Страбон VII-4-5. — Страбон. География. М., 1964, с. 284. ).


Из текста Страбона недостаточно ясно, какая область подразумевалась под Малой Скифией.


Интересны сведения Плиния о задунайских землях, дополняющие Страбона:


"Фракия с одной стороны начинается от берега Понта, где впадает в него Истр (Дунай). В этой части прекраснейшие города: основанный милетянами Истрополь, Томы, Каллатия (прежде называвшаяся Кербатирой). Здесь же лежали Гераклея и Бизона, поглощенная разверзшейся землей. Теперь остается Дионисополь, прежде называвшийся Круном. Здесь течет река Зира. Всю эту область занимали скифы, называемые пахарями. У них были города: Афродисиада, Либист, Зигера, Рокобы, Эвмения, Парфонополь и Герания" (ВДИ, 1949, № 2, с. 275 — 276, по общей пагинации с. 843 — 844. ).


Еще одно дополнение дает сочинение Арриана (первая половина II в. н. э.), перечисляющего те же приморские города (с добавлением Одесса — Варны, Месембрии, Анхиала и Аполлонии) и поясняющего: "Все это — эллинские города, лежащие в Скифии" (ВДИ, 1948, № 1, с. 275, по общей пагинации, с. 401. ).


Перед нами две группы населенных пунктов в низовьях Дуная, в Добрудже: во-первых, приморские гавани, населенные греками, но находящиеся в Скифии, и, во-вторых, собственно скифские города, нередко с негреческими именами. На побережье Черного моря эта область простирается примерно на 200 — 250 км. Скифские города, как предполагают, находились не у моря. Наличие нескольких городов на сравнительно небольшой территории подтверждает слова Плиния о "скифах-пахарях", так как настоящие скифы-кочевники "не имеют ни городов, ни укреплений" (Геродот IV — 46).


Чрезвычайно важно указание на скифов-пахарей, которых, как уже многократно говорилось, следует отождествлять со сколотами ("борисфенитами").


Наличие семи городов у скифов дополнительно свидетельствует о том. что речь идет именно об оседлом, земледельческом народе, каковым и являлись по археологическим данным сколоты Среднего Поднепровья, у которых тоже были "города", хорошо известные археологам. Сведения Плиния подкрепляются сообщениями Тацита о славянах-венедах в устьях Дуная и смыкаются с целым рядом других данных, завершающихся рассказами о болотистом "острове русов" восточных авторов IX — X вв. (Рыбаков Б. А. Киевская Русь…, с. 342 — 358. Карта на с. 345. ) Тацит (98 г. н. э.) говорит о своих современниках, славянах, под их новым именем венедов, а Плиний пишет в прошедшем времени о какой-то давней ситуации, когда переселенцы перенесли за Дунай древний термин "скифы-пахари". По всей вероятности, Плинием отражено продвижение южной части среднеднепровских сколотов в III — II вв., теснимых сарматами. Южную половину сколотских царств на Днепре ("парадатов" и "авхатов" см. ниже) заняли сарматы, археологические памятники которых вклиниваются в зарубинецкую область на Роси. Очевидно, богатое сколотское всадничество, хорошо знавшее торговые пути на юго-запад, к Ольвии-Борисфену, ушло в этом направлении от сарматской угрозы и оказалось далеко за Дунаем, где отвоевало у фракийцев земли.


Зарубинецкая культура — это проявление быта простых людей, рядовых членов племени, оставшихся без своей племенной знати, смогшей уйти или в Крым или во Фракию.


2. Катализатором социального развития среднеднепровского праславянского населения была в скифское время экспортная хлеботорговля. Сарматское господство в степях перерезало торговые пути и нарушило экономическое развитие Ольвии, этого "окна в Европу" для среднеднепровских борисфенитов. Торговля с днепровскими земледельцами была для Ольвии, по-видимому, настолько важна, что постепенно и имя города, расположенного не на Днепре, а западнее Буга, стало заменяться именем реки, устье которой отстоит от Ольвии на 40 км: город стали называть Борисфеном.


Начиная с III в. до н. э. Ольвию ослабляли сарматы, кельты-галаты и дунайско-днепровские геты, разгромившие город в 48 г. до н. э. Критическое состояние города в III в. до н. э. при начале сарматского вторжения явствует из такого ценнейшего эпиграфического источника, как мраморный декрет в честь Протогена, богача, спасавшего город от голода и позора (власти заложили под залог храмовую утварь).


Зарубинецкая культура и декрет Протогена (как ни парадоксально совместное упоминание о них) — два результата одного и того же события, нарушившего нормальную жизнь и сколотских "царств" на Среднем Днепре, где резко понизился облик культуры, и "Торжища Борисфенитов" — Ольвии, при посредстве которой борисфениты-сколоты общались с античным миром.


Кроме того, следует отметить, что сама Греция, главный покупатель восточноевропейского хлеба, переживала тяжелый кризис: Во времена Страбона (рубеж нашей эры) "Эллада представляла поле развалин с великими памятниками прошлого: целые области обезлюдели, города превратились в захолустные деревушки…" (Страбон. География. Предисловие, с. 775.)


3. Значительное превышение территории зарубинецкой культуры над древней областью славянской прародины прямо связано с упомянутыми выше событиями III в. до н. э. Если племенная знать Среднего Поднепровья (известная нам по богатым курганам VI — IVвв. до н.э. с вещами скифского стиля) могла силой оружия пробиться во Фракию, то простым людям приднепровских племен оставалось одно испытанное средство — уходить в леса, недоступные набегам кочевников. И началось продвижение праславян на север в лесную зону вверх по Днепру и его притокам, включая Припять и Десну. Таким образом, Зарубинецкая культура охватила большое пространство от Пинска на западе до Брянска на востоке и от Кременчуга на юге до Могилева-Днепровского на севере. Эта обширная область включала разные ландшафтные зоны и жила неодинаковой жизнью: когда общая историческая ситуация стала более благоприятной, то южная часть зарубинецкой культуры быстрее перешла к новым формам, активнее восприняла новшества и возобновила древние связи с античным миром, что в глазах археологов стало выглядеть как "появление новой культуры". Северные племена долгое время не ощущали этих новых условий бытия и оставались поэтому при прежних формах быта, тогда как на юге Черняховский этап развития сильно отличался от более примитивного позднезарубинецкого, уцелевшего на севере.


4. Время и условия видоизменения форм быта в южной части зарубинецкого ареала мы тоже должны сопоставить с ходом исторического процесса в Европе. Прежде всего следует отметить ослабление сарматского ига. Сарматы вторглись в южнорусские степи как завоеватели и разрушители, нарушившие нормальную жизнь как варварских племен Скифии, так и прибрежных греческих колоний, грабя и разоряя и тех и других. Постепенно сарматская знать нашла свое место в системе античных городов, которые являлись "узорчатой каймой, пришитой к варварской одежде".


Кроме того, в I в. н. э. сарматы особенно интенсивно устремились на запад: при императоре Клавдии (41 — 54 гг. н. э.) сарматский авангард — языги — оказался уже за Карпатами в Дакии, а к 70-м годам сарматы, оттеснив даков, заняли дунайскую долину, став соседями германцев (Плиний). Изменились и отношения со славянами: заключались сармато-венедские браки, славяне-венеды заимствовали сарматские обычаи (Тацит. Археологические данные будут приведены ниже). Складываются временные сармато-венедские племенные союзы (Певтингерова карта). Очевидно, сарматы в I — II вв. н. э. перестали быть той неодолимой силой, от которой лесостепные земледельцы бежали в III — II вв. до н. э. за Дунай во Фракию или в глухие леса на Припяти, Десне и Верхнем Днепре. Изменилось и славянское общество — для создания славяно-сарматского союза где-то у северо-западного угла Понта нужно было, чтобы возродилась славянская знать и возобновились пути на юг; о том, что славянские дружины доходили до устья Дуная, пишет Тацит (98 г. н. э.).


5. Важным показателем возрождения Причерноморья является судьба Ольвии: еще на протяжении I в. н. э. Овидий в начале столетия, а Дион Хризостом в конце его красочно описывали бедственное состояние причерноморских городов (Томы и Борисфен-Ольвия), постоянно подвергавшихся сарматским нападениям. "Дела тамошних эллинов пришли в крайний упадок…", однако жизнь брала свое и греки "снова заселили город (Борисфен), как мне кажется, по желанию скифов, нуждавшихся в торговле и посещениях эллинов…" (Дион Хризостом. Борисфенитская речь. — ВДИ, 1948, № 1, с. 229. По общей пагинации с. 355. )


Тяга варварского мира к торговым эмпориям юга привела к новому расцвету Ольвии во II — начале III в. н. э., о чем ярко свидетельствует декрет в честь архонта Теокла, сына Сатира. Перечисление различных городов, выразивших благодарность ольвийскому архонту, будучи положено на карту, дает нам представление о широких торговых связях города близ устья Борисфена. Здесь мы видим и соседние города северного берега (Тира, Херсонес и Боспор) и города южного побережья Понта (Гераклея, Амастрия, Синоп, Никомидия, Никея, Кизик). Важным направлением был тот район, в котором разместились в свое время уходившие от сарматов "скифы-пахари", давние контрагенты Ольвии: Истрия, Томы, Каллатия, Одесс (совр. Варна). Конец этого западного каботажного пути отмечен городом Византией, позднейшим Константинополем — Царьградом, конечным пунктом торговых экспедиций Киевской Руси в X в. Ольвия вернула себе международные связи. Для приднепровских славян окно в Европу было снова открыто.


6. Важную роль в судьбах Юго-Восточной Европы сыграла в I — II вв. н. э. Римская империя, заинтересованная в экономических ресурсах Причерноморья. Мозаику племен, городов и микрогосударств в северо-восточной части Черноморско-азовского акватория объединило и привело в некую систему Боспорское царство, а такую же пеструю мозаику в западной половине объединила усилиями своих легионов Римская империя. Император Тиберий (14 — 37 гг. н. э.) занял Фракию, при Клавдии (в 56 г.) римляне заняли Тиру в устье Днестра, легионы Нерона оказались в Крыму и, по-видимому, в Ольвии. Особое значение имели военные предприятия императора Траяна (98 — 117 гг.), покорившего обширную Дакию и продвинувшего границы империи вплотную к восточным славянам. Власть Рима в ольвийской зоне Понта окрепла. Торговые связи с лесостепными хлебородными областями получили некоторую военную поддержку и значительно возросли. Во всей бывшей земле "скифов-пахарей" (сколотов) найдены сотни кладов серебряных римских монет, документирующие размах торговли славян с Римом во II — IV вв. н. э. Известны два сгустка таких кладов: один в земле Полян и Руси (от Киева до Роси), являвшейся основой земли сколотов, а другой в верхнем течении Днестра, точно в том районе, где О. H. Трубачев обозначил одно из скоплений архаичных славянских гидронимов.


Особый интерес представляет датировка начала этого мощного потока римского серебра. Если составить диаграмму монет, распределив их по времени правления императоров начиная с рубежа нашей эры, то на протяжении всего I в. н. э. количество серебра будет весьма невелико. Резкое возрастание количества римских денариев, зарытых в Среднем Поднепровье, наблюдается именно с императора Траяна. Огромная империя Траяна и постоянные войны в Европе и Азии требовали непрерывного пополнения продовольственных запасов; среднеднепровский рынок хлеба был важным элементом в экономическом балансе империи. Высокий уровень притока серебра держится в лесостепи несколько веков вплоть до гуннского нашествия. Это объясняет нам, почему автор "Слова о полку Игореве" упоминает "Трояновы века" как счастливую эпоху славянского прошлого. Hа территории задунайских "скифов-пахарей" Траян поставил величественный монумент в честь покорения Дакии — "Тропеум Траяни". В "Слове о полку Игореве" "тропа Трояна" означает ориентир, к которому скачут "черес поля на горы" славянские дружины, по всей вероятности, в эпоху завоевания Балкан в VI в. Очевидно, эпическая память восточных славян сохранила и имя Траяна и воспоминание о благоденствии в последующие века (до трагического "времени Бусова", т. е. до конца IV в. н. э.).


7. Перечисленные выше некоторые общеисторические черты первых веков нашей эры исчерпывающе объясняют все особенности так называемой черняховской культуры и её существенное отличие от предшествующего зарубинецкого этапа. Географическое отличие, заключающееся в том, что характерные Черняховские признаки проявились не на всей зарубинецкой территории, а лишь на её южной, лесостепной половине, объясняется тем, что только эта южная половина и вошла в тесные и плодотворные взаимоотношения с возродившимися и оправившимися от сарматского удара античными городами и прежде всего с Ольвией-Борисфеном. Вторая географическая черта — просачивание черняховской культуры на юг, по Днепру и в приморскую зону — тоже стоит в прямой связи с той оживленнейшей торговлей с античным миром, которая возобновилась для Среднего Поднепровья в "Трояновы века", во II — IV вв. н. э.


Развитие ремесла, покупка предметов роскоши, переход к новой, более высокой форме поселений — все это следствие экономического подъема, обусловившего и новую ступень социального развития, связанного с обогащением местной знати без существенного выдвижения военного, всаднического элемента, что, очевидно, следует связывать с жизненной заинтересованностью империи в сохранении мира и регулярных торговых связей. Характерно отсутствие крепостей в черняховское время на всем пространстве лесостепи.


8. Наш экскурс в предысторию Руси требует рассмотрения степени устойчивости центров сменяющих друг друга археологических культур. Задача эта очень проста, так как для каждой эпохи четко вырисовывается один и тот же район правобережья Среднего Поднепровья — от Киева до р. Роси (или до р. Тясмина). Скифское время VII — IV вв. до н. э. — "киевская археологическая группа" от Киева до Тясмина (Тереножкин А. И., Ильинская В. В. "Скифский период". — В кн.: Археологiя УРСР, Київ, 1971, т. II, Карта; Петренко В. Г. Правобережье Среднего Приднепровья в V — III вв. до н. э. М., 1967. Карта на с. 7; Онайко H. А. Античный импорт в Приднепровье и Побужье в VII — V вв. до н. э. М., 1966, Карта-рис. 7 на с. 45. ).


Зарубинецкая культура III в. до н. э. — I в. н. э. — сгусток поселений от Киева до Роси (Максимов Е. В. Зарубинецкая культура на территории УССР. Київ, 1982. Карта на с. 8; Он же. Античный iмпорт на Середньому Поднiпров' в зарубинецький час. — Археология, Київ, 1963, т. XV. Карта на с. 111. См. так же: Симонович Э. Л. Зарубинецкая и черняховская культуры в Поднепровье, с. 17 — 22. ).


Черняховская культура II — IV вв. н. э. — на карте наблюдается два крупных сгустка памятников: один в бассейне р. Роси, другой на Днестре. Три меньших сгустка: 1. Средний Буг (Южный); 2. Излучина Днепра у Порогов (правый берег); 3. Между Дунаем и Тирой (Последнюю по времени публикации сводную карту см. в статье: Гей О. А. Черняховские памятники Северного Причерноморья. — Сов. археология, 1980, № 2. Карта на с. 49. ).


Район Роси и треугольник, образуемый Росью, Днепром и линией от верховий Роси к Киеву, постоянно во все времена является главным, наиболее значительным и ярким по культуре. Кроме того, археологический материал позволяет установить преемственную связь между культурами: позднескифская культура "генетически" связана с раннезарубинецкой, а черняховская культура в определенных исторических условиях вырастает в южной половине зарубинецкой из зарубинецких форм. После бурных событий великого расселения славян в V — VI вв. мы снова видим район Роси как главный культурный центр "Русской земли", память о рубежах которой дожила до XII в.


9. В итоге о черняховской культуре следует сказать, что она является прежде всего порождением, прямым следствием того подъема в развитии причерноморского региона и его широкой периферии, который наблюдается начиная со II в. н. э. Отток сарматов на Средний Дунай, прекращение разгрома античных городов, появление в эпоху Траяна такого могучего хозяина, как Рим, заинтересованного в экономике варварского земледельческого мира, широкая и длительная торговля хлебом с ним, социальное развитие самого варварского мира — вот комплекс тех новых исторических условий, в которых протекал переход от первобытных (поневоле) зарубинецких форм быта к новым, называемым нами условным термином черняховских.


Черняховская культура, сложившаяся под сильным воздействием римской, обозначилась в южной части зарубинецкой области во II в. н. э. одновременно с началом упомянутого подъема и прекратила свое существование в IV — V вв. н. э., выродившись в более примитивные формы в связи с тем общеевропейским кризисом IV — V вв. н. э., который был следствием нашествия гуннов и падения Римской империи в результате варварских завоеваний. Начало и конец Черняховского этапа в развитии Среднего Поднепровья точно совпадают с этими крупными рубежами в истории Восточной Европы и Европы в целом.


* * *

В нашем затянувшемся поиске предков Руси нам предстоит рассмотреть давний и спорный вопрос о готах в Причерноморье и их отношении к черняховской культуре. Это тем более необходимо сделать, что именно в связи с готами упоминается соседний с ними народ "росомонов". Когда археологи на рубеже XIX и XX вв. обнаружили два этапа культуры "полей погребальных урн" в Среднем Поднепровье, то обе культуры рассматривались как славянские древности центральной восточноевропейской области Полян — Руси. Взгляды Хвойко были поддержаны рядом археологов, в том числе крупнейшим археологом-систематизатором А. А. Спицыным. Однако уже через восемь лет после открытия черняховской культуры немецкие ученые объявили эту культуру готской, хотя от Приазовья, где исторические источники размещают готов III — IV вв. н. э., до Черняхова и Ромашок, где вел работу Хвойка, свыше 500 км. Hе сходится и хронология: черняховские элементы появляются во II в. н. э. (Баран В. Д. Черняхiвська культура. Київ, 1981, с. 153. ), а "готы появились в южнорусских степях лишь в начале III в. н. э," (Скржинская Е. Ч. Комментарий к Иордану. — Иордан. О происхождении и деяниях гетов. М., 1960, с. 364. Прим. 828. ), точнее в 230-е годы. Тем не менее, начиная с П. Рейнеке, немецкие археологи из Майнца, Франкфурта-на-Майне, Вюрцбурга, Лейпцига упорно стремятся внедрить готскую гипотезу как якобы единственно научную (Баран В. Д. Черняхiвська культура, с. 8 — 10.). Ошибочность этих искусственных построений хорошо доказана М. Ю. Смишко (Смiшко М. Ю. Вiдносно концепцiї про германьску належiсть культури полiв поховань. — МДАПВ, 1961, вып. 3, с. 59 — 76. ). Черняховская культура как важное историческое явление требует серьезного и всестороннего рассмотрения и обобщения всех "черняхоидных" материалов. Современное состояние изучения (главным образом для западной части ареала) отражено в книге В. Д. Барана (Баран В. Д. Черняхiвська культура. ).


Немаловажным является и полный анализ греческих и римских письменных источников, из которых сторонники готской гипотезы черпают отдельные сведения о готских племенах III — IV вв. н. э. Выводы сторонников готской гипотезы основываются на следующих положениях, требующих строгой проверки: 1. Черняховская культура прослеживается там, где древние авторы размещают готов. 2. Черняховская культура угасает в то время, когда готы из Причерноморья уходят в Западную Европу. Второй тезис не требует особых разысканий, так как конец черняховской культуры, как уже говорилось, был вызван прежде всего нашествием гуннов, новым разгромом причерноморских центров и всем тем комплексом общеевропейских событий, который создает рубеж между античностью и средними веками. Можно добавить, что если бы черняховская культура была создана готами, то при своем продвижении на Балканы и в Западную Европу готы, двигавшиеся с женами и детьми, должны были бы, хотя бы на часть своего пути, пронести с собой основные элементы черняховской культуры. Hо этого нет. Остается вопрос о географическом размещении готских племен в III — IV вв. и о степени его соответствия ареалу черняховской культуры II — IV вв. Серьезный исчерпывающий анализ всех греческих и латинских источников, проведенный с учетом новейшей литературы вопроса, осуществлен в последние годы В. П. Будановой (Буданова В. П. Готы в системе представлений римских и византийских авторов о варварских народах. — Византийский временник, 1980, т. 41, с. 141 — 152; Она же. Передвижения готов в Северном Причерноморье и на Балканах в III в. — ВДИ, 1982, № 2; Она же. Этническая структура "государства Германариха" (по данным письменных источников). — КСИА, М., 1983, вып. 178. ).


Основные выводы исследовательницы таковы: первой волной готов были везеготы, направившиеся в конце II в. на Дунай и не заходившие восточнее Днестра. Остроготы продвинулись несколько позже, в первой половине III в. к Меотиде, а затем часть их переместилась на запад к дунайским сородичам. Эти приазовские готы в союзе с другими племенами предпринимали морские походы на восточное побережье Черного моря; существовало и юго-западное направление походов, начинавшееся иногда от устья Днестра. Перенося выводы В. П. Будановой на карту, мы замечаем, что готские племена не составляли сплошного массива: одна многочисленная группа обитала на левом, северном, берегу Дуная, а другая — далеко от первой, в Приазовье и точнее не определяется. Судя по "Слову о полку Игореве", это был северный берег Азовского моря. Пространство между Днестром и Днепром, судя по письменным источникам, не было постоянно заселено готами; только часть готов-остроготов проходила это пространство для того, чтоб присоединиться к дунайским везеготам. Чрезвычайно важно отметить, что именно этот, не заселенный готами промежуток Иордан и отводит древним славянам-антам:


"Анты же, сильнейшие из обоих племен, распространяются от Данастра до Данапра, там, где Понтийское море образует излучину. Эти реки удалены одна от другой на расстояние многих переходов" (Иордан. О происхождении и деяниях готов, с. 72. ).


По тексту Иордана трудно определить, относится ли это указание на географическое положение антов к эпохе самого Иордана (сер. VI в.), когда он писал далеко от Днепра в Равенне, или же географический фон дан им для той эпохи, которую он описывал, т. е. для III — IV вв. Поскольку для обрисовки географического фона Иордан пользовался картой К. Птолемея, то возможно, что он стремился воспроизвести древнее размещение племен, близкое по времени к появлению готов на Дунае и у Меотиды.


Упоминание о "многих переходах" свидетельствует о том, что автор имел в виду не расстояние между устьями Днестра и Днепра, равнявшееся примерно 5 дням пути, а всю ширину пространства между Средним Днестром и Средним Днепром, превышавшую 400 км. Наложение сводной карты всех черняховских памятников на схематичную карту размещения готов и антов дает интересные результаты: вся Черняховская культура укладывается в широтном направлении от бассейна Днестра до бассейна Днепра; на побережье Понта ("где море образует излучину") черняховские памятники усеивают всю прибрежную полосу от устья Дуная до Днепра.


В достоверно готских районах дело обстоит так: на Нижнем Дунае западнее Прута, где постоянно упоминаются различные готские племена, черняховских памятников почти нет. В Приазовье, восточнее Днепра, их нет совершенно (Гей О. А. Черняховские памятники…, см. карту. ).


Если бы Черняховская культура принадлежала готам, то было бы невозможно объяснить обилие черняховских поселений на правом, западном, берегу большой излучины Днепра и отсутствие их на левом берегу, обращенном к Меотиде, и у самой Меотиды, которая постоянно упоминается как ориентир местоположения готов (остроготов). Единственный участок, относительно которого допустимо говорить о возможной принадлежности его смешанному населению, это — берега Днестра, где упоминаются готы-грейтунги. Hо принадлежат ли черняховские памятники Поднестровья в той или иной степени грейтунгам, нам совершенно неизвестно.


Никогда не производилось сопоставления сведений русской летописи с материалами черняховской культуры, а между тем именно для этого южного региона такое сопоставление вполне возможно и дает поразительные результаты. Переходя в своем географическом обзоре славянства к описанию южнорусских племен уличей и тиверцев, Нестор сообщает очень важные сведения о южной части восточного славянства, которые касаются не только современного автору размещения племен, но и какого-то прошлого:


"А Уличи и Тиверцы седяху по Дънестру и приседяху к Дунаеви. И бе мъножьство их: седяху бо преже по Бъгу и по Дънепру, оли до моря. И суть гради их и до сего дьне. Да то ся зъваху от грьк — "Великая Скифь" (Шахматов А. А. Повесть временных лет. Пг., 1916, с. 12. Слово "скифь" было написано через ижицу и фиту. ).


Из слов: "седяху бо преже" историками (в том числе и мною) делался вывод о полном переселении этих племен со старого места на новое, но Нестор, отмечавший все переселения, ничего не говорит здесь о перемещении. Указанием на Днепр и Буг летописец объясняет многочисленность уличей и тиверцев, которые в прошлом находились и на Днепре и на Буге, а не только на Днестре и Дунае, как во времена летописца. Именно эта огромная территория и заставила его обратиться к античному определению — "Великая Скифия", во что, очевидно, им вкладывался и какой-то хронологический смысл, так как иначе не стоило бы и вспоминать это архаичное обозначение.


Действительно, одно примечание Нестора возвращает нас ко временам черняховской культуры, к "Трояновым векам": "суть грады их и до сего дьне". Древнерусских городов, современных летописцу, на Нижнем Днепре не было. "Особенностью поселений степного Поднепровья древнерусского времени был их открытый, неукрепленный характер" (Смїленко А. Т. Слов'яни та ix сусiди в Степевому Поднiпров'i (II — XIII ст.). Київ, 1975. с. 178. ). "Грады", иногда с каменными стенами, существовали здесь в римско-черняховское время (часть их была построена еще во II в. до н. э.). Науке известно 16 городищ в нижнем течении Днепра. Все они прекратили существование в IV в. н. э. после гуннов (Смїленко А. Т. Слов'яни…, с. 17, рис. 1. ).


Все пять географических ориентиров в приведенной фразе Нестора полностью соответствуют сгусткам памятников черняховской культуры: 1. Днестр; 2. Низовья Дуная (не переходя реку, а именно "приседяху", "подступая" к Дунаю; 3. Южный Буг в его среднем течении (племя бужан жило не на Южном, а на Западном Буге); 4. "По Днепру" значительный сгусток Черняховских памятников в излучине Днепра у Порогов. Hе от излучины ли и названы "уличи"? В районе этих городов тоже есть Черняховские памятники, хотя строительство их следует приписать более раннему туземному населению. 5. "Оли до моря" на побережье Черного моря тоже имеется много Черняховских памятников (см. карту). Все эти пять Черняховских районов охвачены единым историческим понятием Великой Скифии. География Скифии у Нестора не соответствует полному определению Скифии Геродотом, но ведь киевский историк и не ставил перед собой задачу описания всей Скифии — он просто указал, что часть славянских племен в древнее время жила на той земле, которая греческими авторами именовалась Скифией. И в этом Нестор был, безусловно, прав, так как очерченная им область полностью вписывается в Скифию Геродота, но занимает только западную часть бывшей Скифии. Все, что рассматривалось выше, не подтверждает принадлежности черняховской культуры готам.


Готская гипотеза держится прежде всего на словах Иордана (придворного и весьма льстивого историка готских королей) о так называемой державе Германариха, вождя приазовских готов. В состав будто бы покоренных Германарихом (Эрманарихом) к 375 г. народов Восточной Европы входят такие отдаленные народы, как Меря, Чудь, Мордва.


Однако, прежде чем приступить к анализу Перечня всех "покоренных" готами племен, обратим внимание на бесцеремонность Иордана в отношении к своим источникам. Для возвеличивания рода готских князей он не брезгует привлечением любого легендарного материала, даже если тот никакого отношения к готам не имеет. Так, используя сочинение Помпея Трога, в котором описание походов скифов в VII в. до н. э. в Малую Азию переплетено с мифом об амазонках, Иордан ничтоже сумняшеся приписал этот поход готам и сочинил рассказ о победе готов над египетским фараоном. Готский король будто бы "покорил себе чуть ли не всю Азию" (Иордан. О происхождении и деяниях готов, с. 74. ). При этом Иордан даже ссылается на Помпея Трога, не смущаясь тем, что в произведении римского автора ни слова не говорится о готах, о которых во времена Трога никто еще ничего не знал. Такой же беззастенчивостью веет и от параграфов, посвященных у Иордана прославлению Германариха, князя ("рекса") приазовских готов:


"Умом своим и доблестью он (приазовский князь) подчинил себе так же племя эстов, которые населяют отдаленнейшее побережье Германского океана. Он властвовал таким образом над всеми племенами Скифии и Германии как над собственностью" (Иордан. О происхождении и деяниях готов, с. 90. ).


Многие историки (кто по германскому национализму, кто по непонятной доверчивости) восприняли эту "державу Германариха" как историческую реальность конца IV в., пренебрегая тем, что сочинитель, подробно повествовавший о пограничных войнах Германариха с соседними народами (герулами, венетами), даже не упомянул о том, каким образом и когда Германарих, отдаленный от эстов на 1500 км, завоевал всю Скифию и Германию (до пределов птолемеевской Германии от Меотиды по прямой — 2300 км). "Державу Германариха" изображали на картах, очерчивая на карте Европы государство, равнявшееся чуть ли не половине Римской империи времен её расцвета. Наиболее свежим примером является карта "империи Германариха", изданная В. H. Топоровым в 1983 г. (Топоров В. H. Древние германцы в Причерноморье: результаты и перспективы (Балто-славянские исследования 1982 г.). М., 1983. Карта на с. 232 (рис. 1). Автор статьи считает готов особо одаренным народом, деятельность которого привела к "перестройке всего строя тогдашней Европы" (с. 229); он как бы прямо следует за Иорданом, утверждавшим, что "среди всех варваров готы всегда были едва ли не самыми образованными, чуть ли не равными грекам, как передает Дион, составивший их историю…" (Иордан, с. 73). Hо ведь Дион Хризостом, писавший за 130 лет до появления готов, говорил не о готах, а о фракийском племени гетов! В статье В. H. Топорова очень интересно предположение, что под "желанной землей" Ойум, куда стремились готы из Балтики, следует понимать дунайские гирла (с. 254). ) "Империя" простирается на этой карте от Куриш-гафа в Балтийском море до Нижней Камы; оттуда её граница идет на Северный Кавказ (примерно до уровня Сочи), охватывает Крым, Приазовье, все Северное Причерноморье до Днестра и затем поворачивает на северо-запад к низовьям Вислы.


Выписав откуда-то перечень восточноевропейских народов, Иордан забывает о нем и, описав смерть Германариха от раны, нанесенной росомонами, ничего не говорит о судьбе обрисованной им "империи". Когда на остроготов в 375 г. напали гунны, то ни один из весьма воинственных народов, будто бы повиновавшихся Германариху, не был привлечен им для противостояния гуннам. Далее в труде Иордана идет лишь не очень достоверная генеалогия готских царьков (regulus), подчиненных гуннам вплоть до смерти Аттилы в 453 г. А после этого Иордан повествует лишь об остроготах, ушедших далеко в Паннонию за Дунаем.


Все сказанное вызывает большое недоверие к толкованию перечня народов как описания готской империи. Рассмотрим самый перечень.


"Германарих… покорил много весьма воинственных северных (употреблено греческое слово "arctoi") племен и заставил их повиноваться своим законам. Покорил же он племена:


1. Гольтескифов (Golthescytha)


2. Тиудов (Thiudos)


3. Инаунксов (Inaunxis)


4. Васинабронков (Vasinabroncas)


5. Мерено (Merens)


6. Морденс (Mordens)


7. Имнискаров (Imniscaris)


8. Рогов (Rogas)


9. Тадзанс (Tadzans)


10. Атаул (Athaul)


11. Hавего (Navego)


12. Бубегенов (Bubegenas)


13. Колдов (Coldas)" (Иордан. О происхождении и деяниях готов, с. 89 и 150. ).


Е. Ч. Скржинской, исследовательнице труда Иордана, принадлежит очень интересная догадка относительно первоначального характера этого перечня. Исходя из того, что давно были расшифрованы имена чуди (тиуды), веси (васинабронки), мери (меренс) и мордвы (морденс), Скржинская, признав, что "остальные названия остаются неясными", добавляет: "…ряды этнических названий наводят на мысль об итинерариях, где области, по которым пролегал путь, нередко обозначались названиями населявших их племен" (Скржинская Е. Ч. Комментарий к Иордану, с. 265 — 200. ).


Предположение Е. Ч. Скржинской о том, что Иордан для возвеличения Германариха использовал какой-то дорожник-итинерарий, написанный на греческом языке, чрезвычайно важно. Едва ли это был итинерарий в полном смысле слова, так как, кроме перечня больших народов, состоявших из многих племен, здесь нет ни одного намека на пути, на реки, на направление по странам света. Скорее всего это было описание какого-то однократного проезда, рассказ о путешествии, по землям отдаленных северных народов без обозначения самого маршрута.


(Рис. 3).


Без труда давно уже были определены четыре народа из тринадцати (или из четырнадцати, как увидим ниже). Нам предстоит предпринять попытку определения всех звеньев этого перечня и размещения их на карте.


Судя по порядку перечисления (Чудь — Весь — Меря — Мордва) перечень упоминает эти народы в определенной последовательности с запада на восток.


1. Начинается перечень с гольтескифов, которые должны быть западными или (учитывая конфигурацию берега Балтийского моря) юго-западными соседями чуди — эстонцев. По всей вероятности, здесь обозначено прусское племя галиндов — голяди, известное Птолемею ("…ниже венедов — галинды, судины и ставаны…") (Птолемей Клавдий. Географическое руководство. — ВДИ, 1948, № 2, с. 236, по общей пагинации 463. ).


Происхождение дополнительного определения "скифы" можно объяснить стремлением автора отделить единственный индоевропейский народ перечня от последующих финноугров. Античные географы включали в понятие Скифии не только землю настоящих скифов-степняков, но и обширное пространство славянской прародины вплоть до Скифского ("Венедского" — "Славянского") океана. Близость балтских племен пруссов к праславянам и обусловила дополнительное пояснение (Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия, с. 202 — 205. Маловероятно, что под гольтескифами скрываются "кельтоскифы", так как это название уже во времена Страбона было анахронизмом: "Старинные греческие историки называли все северные народности общим именем скифов или кельтоскифов". Страбон. География, с. 480. Написание Гольтескифов через Th резко отлично от кельтов. ).


Балтийские галинды могли быть названы "гольтескифами" еще и потому, что они очень далеко распространялись на восток, перемешиваясь со славянами. Hа востоке они доходили до р. Москвы, оказавшись в дальнейшем окруженными славянами-вятичами. С летописной голядью связана так называемая мощинская культура IV — VII вв. н. э. (Седов В. В. Восточные славяне в VI — XIII в. М., 1982, с. )


Упоминание гольтескифов рядом с чудью-эстонцами говорит о том, что исходным пунктом было балтийское побережье в районе устья Немана.


2. Тиуды не вызывают сомнений — это финноугорское население южного берега Финского залива, предки современных эстонцев, всегда называемые в русских летописях "чудью".


3. Инаунксы помещены в списке между чудью и весью и, следовательно, должны были обитать в полосе, обозначенной Псковским озером с запада, Ладожским с севера и Белоозером с востока. Здесь древними племенами были водь и ижора. Землю ижоры немцы называли Ингрией или Ингерманландией. Археологические памятники води и современные ижорцы размещаются в одном и том же районе южнее восточной части Финского залива (близ Ленинграда) (Седов В. В. Восточные Славяне… Карта № 27; Атлас народов мира. М., 1964, л. 14. ).


Скржинская полагает, что в перечне Иордана к некоторым именам народов присоединился при переписке латинский предлог in; тогда Inaunxis должно пониматься в соединении с предыдущим так: "Чудь на (или в) Аунксе" (Иордан. О происхождении и деяниях готов. Комментарий, с. 265. ). Более вероятно, что здесь применен союз, равнозначный латинскому et или греческому xai, но выраженный на языке не составителя-грека, а его информатора. Эту соединительную частицу мы наблюдаем в трех случаях. Третий народ перечня, если отбросить этот союз (или предлог), имел, очевидно, начертание имени — Aunxis. Для сопоставления с инграми нужно допустить сильное искажение при переписке.


4. Васинабронки. Начало этого слова, как признано всеми, означает финноугорский народ весь (совр. вепсы), указанный летописью на Бело-озере, а по археологическим данным документированный для юго-восточного Приладожья (Голубева Л. А. Весь и славяне на Белом озере. X — XIII вв. М., 1973. ).


Двойное обозначение очень часто встречается у авторов эпохи переселения народов, когда складывалось много племенных союзов. В данном случае перед нами термин, охватывающий два соседивших народа — весь и пермь (соврем, коми-пермяков). Другим наименованием перми было биармия. Это условное и расплывчатое название исследователи иногда значительно раздвигают на запад, приближая к Прибалтике.


Васинабронки, по всей вероятности, — обозначение племенного союза "Весь — Пермяки". Если это допущение верно, то средняя часть этого громоздкого слова, быть может, действительно означает союз "и": весь и пермь. Тогда в предыдущем случае чудь и загадочные аунксы (ингры — ижора?) тоже должны рассматриваться, как обозначение объединения двух соседних племен.


5. Мерено — несомненно летописная меря, размещавшаяся в основном в междуречье Волги и Клязьмы. Внимание информатора переключается на точно локализованные народы, ориентиром для которых становится Волга.


6. Морденс — несомненно мордовские племена, расселившиеся по нижней половине Оки и на Волге в районе Новгорода Нижнего (совр. Горького) и далее вниз примерно до района верховий Хопра и Медведицы.


7. Имнискары. Вполне возможно, что начало этого слова тоже содержит предполагаемый союз. Тогда основой имени народа следует считать "искары", что естественно сопоставляется с наименованием столицы еще одного волжского народа — марийцев — Йошкар-Ола. Наличие соединительного союза (здесь несколько искаженного) снова говорит об объединении двух соседних народов: мордвы и марийцев-черемисов, расположенных ниже мордвы по течению Волги, ближе к устью Камы.


8. Роги. Направление внимания автора перечня вполне определилось: он перечисляет народы вниз по течению Волги. Упомянутая им мордва доходила в древности примерно до широты Саратова, где проходила граница лесостепи и далее начиналась степь. Наиболее вероятно, что под "рогами" Иордана следует понимать "ургов" Страбона. Hа самой восточной окраине восточноевропейских степей, за сарматами (восточнее их) лежит "страна ургов, по большей части кочевников, хотя немногие занимаются земледелием" (Страбон. География, с. 280. ). Указание Страбона на сочетание кочевого скотоводства с земледелием у ургов вполне соответствует характеру природы в том месте, на котором обрывается перечень хорошо определимых народов Иордана. Мордва находится почти у границы степей правобережья Волги. Роги Иордана должны быть южнее мордвы и, следовательно, страбоновская характеристика ургов вполне к ним подходит. Возможно, что урги-роги — первая волна угорских выселенцев, продвинувшихся из района Великой Унгарии на юг.


9. Тадзанс. Определению пока не поддается.


10. Атаул. Слово по облику тюркское и могло обозначать одно из авангардных гуннских племен ("Конская ставка"?). Впервые имя гуннов упоминает в связи с Каспийским морем и его "устьем" (дельтой Волги?) Дионисий Периегет, современник императора Адриана (118 — 138). Он называет "уннов", соседящих с каспийцами (ВДИ, 1948, № 1, с. 241. По общей пагинации 367. 47 ВДИ, 1948, № 2, с. 238. По общей пагинации 465. ). Hа полвека позже Клавдий Птолемей называет "хунов" в соседстве с роксоланами и бастарнами 47, т. е. уже несколько западнее прикаспийских земель, где продолжали накапливаться гунны. Тюркский этноним в низовьях Волги не должен нас удивлять.


11. Навего. Народа с подобным именем мы у древних авторов не найдем. Направление поиска может дать только последнее звено перечня — народ "колдов", в котором можно видеть отражение названия Колхиды. В таком случае наш предполагаемый путешественник, добравшись по Волге до Каспия, должен был пересечь Кавказ и через Аланские или Албанские ворота попасть в Иберию и Колхиду. К Каспийскому морю ближе древние Албанские Ворота, к которым подходили истоки двух рек с одинаковым названием: одна Алазань (андийская Кобсу) текла от хребта на север, а другая Алазань — на юг. Hа этом пути обитали многочисленные народы нахской группы (вейнахи-ингуши, чеченцы и др.). Вероятнее всего, с этими племенами и следует сопоставлять "навего" Иордана.


12. Бубегены. Прямого соответствия мы в перечнях древних народов не найдем, но очень близкое имя среди народов Кавказа называет епископ Евсевий (перв. пол. IV в.). Перечисляя каспиан, албанов, арменов, иберов, он называет в соседстве с ними "бибранов", которые могут быть сближены с иордановскими бубегенами (ВДИ, 1948, № 3, с. 222. По общей пагинации 547 ).


13. Этнография кавказских народов дает нам в непосредственном соседстве с грузинами (древними иберами) небольшую народность, относящуюся к нахской языковой группе — бацбийцев (Атлас народов мира, л. 18 — 19. ). Бацбийцы проживают близ древних Албанских Ворот Кавказа и должны были попасть в поле зрения путешественника, пересекавшего Кавказ едучи от Волги в Колхиду.


Варьирование этнонима: "бубегены" (автор писал в Италии), "бибраны" (автор писал в Палестине) и "бацбийцы" (этнография) не должно нас особенно настораживать, так как мы хорошо знаем как видоизменялись названия народов на протяжении веков и у разных авторов.


Обзор предполагаемого описания путешествия закончен. Оно начиналось в восточной Балтике рядом с древней землей готов у низовий Вислы, откуда готы двинулись в свои долгие походы по Европе. Галинды-голядь — непосредственные соседи готских земель в начале нашей эры. Путешествие велось, очевидно, морем, так как следующее упоминание народа относится к союзу соседних и родственных племен — чуди и води-ижоры на южном берегу Финского залива. Далее путь шел, по всей вероятности, Невою в Ладожское озеро, на берегу которого лежали западные владения веси, входившей, судя по словосочетанию "васинабронки" в союз с пермскими племенами. Дальнейший путь в землю мери мог идти, например, по р. Паше, протекавшей по хорошо обозначенной земле веси, а затем по Чагодоще и Мологе выводил к Волге, по которой и могло продолжаться движение мимо мери (в районе Костромы), мимо мордвы у устья Оки и черемисов-мари у устья Камы. Поскольку земли мордвы по правому берегу Волги доходили до границы лесостепи и степи левого берега, где-то здесь путешественник узнал о кочевниках рогах-ургах, затем миновал неподдавшееся нашему анализу племя тадзанс, видел какое-то тюркское племя атаул и достиг Каспийского моря, которое привлекало тем, что здешние сарматы-аорсы владели "почти что большею частью побережья Каспийского моря и поэтому они вели караванную торговлю на верблюдах индийскими и вавилонскими товарами, получая их в обмен от армян и мидийцев" (Страбон.. География, с. 480. ).


Дальнейшее направление пути нашего путешественника уже было определено этими давними торговыми связями прикаспийских кочевников с Арменией и Ираном. Через Албанские Ворота он попал в Закавказье отметив по пути два нахских (вейнахских) племени по ту и другую сторону перевала (навего до перевала и бубегены за перевалом). Конечной целью данного путешественника была Колхида, с которой готы хорошо познакомились со стороны Понта во время своих морских походов середины III в. н. э. В 255 г. готская флотилия напала на Питиунту, а в 256 г. поход был повторен, и готы совместно с боранами напали на Фасис и на Трапезунд. Победители "овладели бесчисленным множеством сокровищ и пленных". Колхида и соседние области Понта были знакомы готам III в. н. э. (Зосим. Автор второй половины V в. — ВДИ, 1948, № 4, с. 276 — 277 (707 — 708). )


Краткий очерк пути от готских берегов Балтики к богатому Каспию и далее к знакомой Колхиде мог появиться как результат реальной поездки готов, рекогносцировки в целях поиска удобного водного пути из Венедского океана в Гирканское (Каспийское) море. Возможно, что это были поиски торговых связей со странами Востока. В. H. Топоров приводит два интересных свидетельства о пребывании готов в Иране (Персеполь) и в Индии (область Пуны); в последнем случае есть дата — II в. н. э. "Неясным остается вопрос, — пишет автор, — об отправной точке путешествия этих двух готов (попавших в Индию) (из низовьев Вислы или из Причерноморья…). В любом случае они должны были на пути в Индию побывать в южнорусских степях почти за век до готского вторжения в Причерноморье" (Топоров В. H. Древние германцы…, с. 230. ).


Если принять предлагаемое мною толкование перечня народов у Иордана, то, во-первых, подтвердится отправление готских путешественников из своей балтийской земли, а, во-вторых, будет видна необязательность заезда в степи — для готов-мореходов был открыт почти сплошной водный путь от Балтийского моря до Каспия длиною в 3500 км с одним-единственным незначительным волоком в земле веси между реками Ладожского бассейна (Сясь, Паша, Оять) и притоками волжских рек (Чагодоща, Колочь).


Поворот нашего путешественника от "устья Каспийского моря" (дельты Волги) не в сторону Ирана, а к Колхиде может объясняться конкретной ситуацией, возникшей после 250-х годов, когда путь к Колхиде со стороны Черного моря был уже освоен. Новый маршрут смыкал черноморские пути с каспийскими.


Для того чтобы убедиться в том, что иордановский перечень "северных" народов (Иордан даже не представлял себе, что в списке есть и южные) не имеет никакого отношения к какой бы то ни было готской "империи" времен Германариха, достаточно перенести на карту те военные действия этого князя приазовских готов, которые описаны самим Иорданом.


1. Германарих покорил соседних герулов, наездников, населявших берега того же Азовского моря, близ которого жили остроготы Германариха.


2. Германарих будто бы покорил венетов и эстиев, "населяющих отдаленнейшее побережье Германского океана". Эстии-чудь же показаны покоренными в общем перечне. "Отдаленнейшее побережье", от которого готы ушли полтораста лет тому назад, — явная выдумка. Очевидно, речь должна была идти о стычке с соседними антами-венетами (их разделял только Нижний Днепр), но Иордан вспомнил какой-то источник, вроде сочинения Тацита, в котором одновременно говорилось и о венетах и об эстиях, "собирающих янтарь на побережье", и повторно сказал о покорении эстиев-чуди.


3. Нашествие гуннов. Союзное (или подчиненное) готам племя росомонов откололось от них; Германарих приказал жену изменившего ему росомона казнить, разорвав конями. Братья погибшей отомстили остроготскому князю, вонзив ему меч в бок. Германарих умер, а гунны покорили азовских готов (375 г.) (Иордан. О происхождении и деяниях готов, с. 89 — 90. ).


4. Преемник Германариха Винитарий, стремясь, очевидно, пробиться к западным готам на Дунае, "двинул войско в пределы антов", лежащие на его пути. Через год после победы над антами гунны совместно с другим готским князем разбили Винитария и застрелили его на реке Эрак (Иордан. О происхождении и деяниях готов, с. 115, 323. ), в которой справедливо видят Нижний Днепр. После этого Иордан ни слова не говорит о делах в Приазовье, интересуясь лишь теми потомками Германариха, которые ушли на Дунай к могучим везеготам, воевавшим с Византийской империей.


Все сведения Иордана говорят о пограничных войнах с непосредственными соседями у Азовского моря или на Нижнем Днепре. Никакого имперского размаха здесь нет, радиус действий едва ли превышал 100 км. Никакого участия (хотя бы в виде информации о "внезапном" для готов приближении гуннов) "покоренных" остроготами племен мы не видим. Это и не мудрено, так как народы, упомянутые в перечне, отстояли от Меотиды на значительное расстояние:


Гольтескифы — на 1400 км (по прямой)


Тиуды — на 1600 -"-"-"-"-"-"-


Васинабронки — на 1500 -"-"-"-"-"-"-


Меренс — на 1300 км.


Имнискары — на 1300 -"-"-"-"-"-"-


Из всего сказанного ясно, что никакой грандиозной империи Германариха не было, что азовские остроготы действовали в очень ограниченном диапазоне и, кроме того, что Нижний Днепр четко разделял два народа: на восток от него до Азовского моря (Меотиды) обитали остроготы Германариха и Винитария, а на запад от Днепра, вплоть до "Данастра" — Днестра и в "излучине моря", обитали, как пишет сам Иордан многочисленные анты. Hа восток от Нижнего Днепра, как мы помним, черняховских памятников совершенно нет, а правый, западный, берег Днепра и излучина Понта усеяны ими. Это дает нам полное право отождествить черняховскую культуру II-IV вв. с антами, хотя, разумеется, в южной приморской полосе население неизбежно должно было быть смешанным, так как земледельцы здесь жили издавна, а славяне-анты просочились сюда в связи со своими торговыми операциями, дававшими им несметное количество римской монеты. Огромная область черняховской культуры не только не была населена готами, но и не принадлежала им. Готские князья гибли на границе антской (черняховской) области у Нижнего Днепра.


* * *

Последний и самый важный для нас вопрос, связанный с повествованием Иордана, это пересказ эпического сказания о вражде готов и росомонов. В готской и аланской среде слово "росомоны" (вариант "росоманы") означало "люди рос", что позволяет нам вспомнить свидетельство сирийского автора VI в. о народе "РОС" где-то на северо-запад от земли амазонок, локализуемых в Приазовье, на месте остроготов. Hа северо-запад от реальных владений Германариха на другом (правом) берегу Днепра шли поселения носителей черняховской культуры, наибольшее сгущение которых наблюдается в днепровской луке по ту и другую сторону Порогов (Смiленко А. Т. Слов'яни…, с. 34, рис. 8, карта; Баран В. Д. Черняхiвська культура, с. 16, рис. 2, карта. ).


Обилие черняховских поселений в районе Порогов исторически вполне объяснимо, если учесть большую заинтересованность славян-земледельцев в торговле с возрожденным Причерноморьем. Пороги, заставлявшие много раз перегружать купеческую кладь, всегда были опасной зоной из-за кочевников, грабивших здесь торговые флотилии. Черняховская культура, как правило, не знала укрепленных городищ, но именно здесь у Порогов есть небольшая черняховская крепость (у с. Башмачка), которая обеспечивала опасный участок пути. Возможно, что именно её упомянул Птолемей под именем города Азагария (Загорье?), расположенного на 2° 15' севернее устья Борисфена (Рыбаков Б. А. Новая концепция предыстории Киевской Руси. — История СССР, 1981, № 1. Рыбаков Б. А. Киевская Русь…, с. 43-44. ). Hе лишено вероятия, что поход Германариха на венетов — антов отразился на судьбе этой крепости — она была сожжена во второй половине IV в., а затем на её месте была выстроена новая крепость по южным, причерноморским образцам.


Hа Днепре мы наблюдаем два сгустка памятников черняховской культуры: один из них охватывает пространство между Средним Днепром и Росью (это — знакомое уже нам ядро "Русской земли" VI — XII вв.), а другой сосредоточен в днепровской луке, главным образом в её порожистой части ( Гей О. А. Черняховские памятники. Карта на с. 49. ).


Из рассказа Константина Багрянородного о русских торговых флотилиях X в. мы хорошо знаем, насколько важен был для тогдашней Руси порожистый участок днепровского пути, как неразрывно он был связан с интересами Киева и киевских князей, какие благодарственные жертвы приносили русы на Хортице ниже Порогов. Когда в 988 г. Владимир ввел христианство, а старых идолов приказал свергнуть в Днепр, то целый эскорт провожал деревянного Перуна до этих мест, до Порогов, где возникло потом село Перуново.


Прочная связь бассейна Роси с излучиной Днепра позволяет считать население Луки тоже росами или русами. Днепровская лука находилась в непосредственной близости к местопребыванию ютов: отсюда до самого берега Меотиды было всего 100 км, т. е. менее 3 дней пути. Росомоны, владевшие правобережьем днепровской луки, должны были в своих интересах поддерживать нормальные мирные отношения с готами и, возможно, как-то оплачивали этот мир (как потом поступали русские князья с половцами "мира деля") или платили проездные пошлины готам, что Иордан представил читателям как подвластность.


При расшифровке росомонов Иордана невозможно исключить тесную связь днепровско-росского района черняховской культуры с районом днепровской луки. Возможно, что южные поселения русов в излучине получили особое наименование "уличей", "улучан" по месту проживания, но следует вспомнить, что восточные географы всегда причисляли уличей-"лудана" не к славянам вообще, а конкретно к русам (Рыбаков Б. А. Киевская Русь…, с. 346. ).


Hе лишним будет отметить, что на протяжении черняховской эпохи, когда по Днепру продвинулся на юг целый ряд славянских поселений "оли и до моря", древнее имя Днепра — Борисфен — заменяется у античных авторов другим именем — Данаприс, которое до сих пор живет у славянских народов (рус. Днепр, укр. Днiпро). Страбон, Плиний, Арриан и Птолемей еще называли реку Борисфеном, а перипл Псевдо-Арриана дает уже новую форму: "судоходная река Борисфен, ныне называемая Данаприемъ (ВДИ, 1948, № 4, с. 236. По общей пагинации 667. ).


Подведем итоги не в меру затянувшемуся, но тем не менее неизбежному экскурсу в предысторию Руси:


1. Вычленение Среднего Поднепровья (а более точно — местности по Днепру и Роси) из всего лесостепного пространства, как наиболее важного, полнокровного региона мы наблюдаем уже в сколотско-скифское время в VI — IV вв. до н. э. (подробнее см. ниже).


2. В сарматское время, несмотря на общий упадок всех праславянских земель, наибольшая густота населения и полнокровность жизни наблюдается все в том же киевско-росском регионе зарубинецкой культуры.


3. В римскую эпоху (II — IV вв. н. э.) при общем оживлении жизни земледельческих племен, сказавшемся и на днестровском участке (ближайшем к Дакии), одним из важных центров славянской (антской) черняховской культуры остается тот же киевско-росский регион, протянувший вниз по Днепру линию своих поселений до днепровской луки включительно.


4. "Люди росы" — "росомоны" Иордана — обитатели как киево-росского региона, так и заселенного отсюда района днепровской луки и Порогов.


5. Hа рубеже V — VI вв. н. э. основывается крепость Киев, ставшая как бы штабом начавшегося великого расселения славян и завоевания Балканского полуострова. Вокруг Киева складывается особая археологическая культура, получившая наименование "киевского типа".


6. В VI — VII вв. в Среднем Поднепровье складывается мощный поляно-русско-северянский союз, охвативший Среднее Поднепровье и Левобережье Днепра. Территория этого союза надолго вошла в память всех восточных славян как "Русская земля". Она стала ядром Киевской Руси.


Внутри этого довольно обширного союза выделяется все тот же древний регион Киев-Русь с преобладанием земли по рекам Роси и Россаве, с чем, очевидно, и следует связывать имя народа. Поиск предков Руси завершился тем, что начинать историю древних русов, как передовой части восточного славянства, следует с середины I тысячелетия до н. э., когда праславяне-сколоты образовали в Среднем Поднепровье три "царства" и создали свою, во многом сходную, но во многом и отличную от скифской, культуру, свой эпос, свои языческие обряды.


Три царства сколотов (обряды, верования)

Поиск предков Руси, выявивший непрерывную цепь сменявших друг друга археологических культур, привел нас к далекой, но блестящей скифской эпохе. Археологические культуры отражали то периоды подъема, то времена упадка, связанные с нашествиями степняков, но во всех случаях неизменным оказывался исторический центр Поднепровья, ставший в конце концов ядром Киевской Руси — сравнительно небольшой регион по Днепру-Борисфену-(Рось-Киев).


Роль скифов в истории славян и русов давно интересовала историков. Еще летописец Нестор, как уже говорилось, упомянув славянские племена между Днепром и Дунаем, добавил по какому-то греческому источнику, что они проживали на земле, называемой Великой Скифией.


Историки XVII — XVIII вв. иногда излишне прямолинейно связывали скифов со славянами, но лингвисты XIX — XX вв. (В. Ф. Миллер, В. И. Абаев) внесли серьезный корректив: скифы были по языку иранцы, как сарматы и аланы. Археологи уже около двух веков изучают яркую и полнокровную скифскую культуру, верхушечная, всадническая часть которой (оружие, конское снаряжение и своеобразный звериный стиль в искусстве) распространилась и на ряд соседних нескифских народов. Ареал этой "скифской" (скифской по происхождению, но далеко не всегда этнически) культуры более или менее совпадал с тем условным квадратом Скифии, который Геродот набросал для общей ориентировки своих читателей.


В силу этого между скифоведами возникли споры как по поводу степени монолитности "скифской" культуры, несомненно имеющей черты единства, так и по поводу той этнической мозаики, которую эта дружинная культура покрывала. Археологи давно ощутили, что внутри "скифского квадрата" явственно выступают две совершенно различных системы хозяйства: степное кочевое скотоводство и лесостепное земледелие на плодородных почвах современной северной Украины (М. И. Ростовцев, Б. H. Граков, А. И. Мелюкова, Б. А. Шрамко). Выводы из этого делались различные (Петренко В. Г. Задачи и тематика конференции (по скифо-сарматской археологии в 1967 г.). — В кн.: Проблемы скифской археологии. М., 1971, с. 3-7. ).


В обсуждении вопроса об этническом составе Скифии наличествуют два минуса: во-первых, не учитывается различие между племенами, которые являлись настоящими скифами-иранцами, и теми из их непосредственных соседей, кого эллины условно причисляли к скифам. Вторым минусом является то, что исследователи-скифологи совершенно элиминировали, как бы отодвинули в сторону вопрос о праславянах в среднеднепровской лесостепи, входящей в "скифский квадрат". Относительно первого минуса следует сказать, что сам Геродот в нем не повинен: он строго оговорил, что настоящие скифы — кочевники, степняки, не имеющие ни пашен, ни городов, ни поселений, люди со своим языком. Что же касается земледельческой лесостепи, то ученый грек, для того чтобы быть понятым своими читателями, применял к земледельцам собирательное имя скифов, но оговорил его условность и всегда делал к нему дополнение, исключающее возможность отнесения этих "скифов" к настоящим скифам, называя их: "скифы-пахари", или "скифы-земледельцы", или же просто по месту проживания на Днепре "борисфенитами" (То обстоятельство, что среднеднепровские борисфениты-праславяне вели торговлю хлебом, очевидно, только через Ольвию, привело к тому, что эта милетская колония греков (хотя она и удалена от устья Днепра) стала называться не только "Торжищем борисфенитов", но и просто Борисфеном. Горожан Ольвии иногда называли поэтому тоже борисфенитами, хотя сами себя они именовали только ольвиополитами. ).


Скифологи забыли очень важное положение Любора Hидерле, историка-слависта, археолога, этнографа и лингвиста, автора одиннадцатитомной энциклопедии "Славянские древности", высказанное им в начале нашего столетия: "Я не колеблясь утверждаю, что среди упомянутых Геродотом северных соседей скифов не только невры … но и скифы именуемые пахарями и земледельцами … были несомненно славянами, которые испытывали влияние греко-скифской культуры" (Niederle L. Slovanske Starozitnosti. Praha, 1906-1925. ).


Такая забывчивость тем более непростительна, что вся северная половина скифского квадрата Геродота накладывается на восточные области славянской прародины, обрисованной по лингвистическим и археологическим данным и подтвержденной блестящим совпадением ареала архаичных славянских гидронимов (О. H. Трубачев) с ареалом чернолесской археологической культуры X — VIII вв. до н. э. (Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. Hе являясь специалистом скифологом, я был вынужден взяться за детальное рассмотрение географических сведений Геродота и соотнесение их с новейшими результатами систематизации археологического материала специалистами. Это было необходимо потому, что карты племен по Геродоту, составленные крупнейшими археологами (Б. H. Граковым, А. П. Смирновым, М. И. Артамоновым, А. И. Тереножкиным), совершенно не совпадают и противоречат одна другой. См. сводную карту в моей книге на с. 17. См. также: Рыбаков Б. А. Киевская Русь…, с. 15-30. )


Все данные о народах, сопредельных со скифами, говорят о том, что в пределах скифского квадрата четко прослеживаются разные в культурном отношении регионы: собственно скифский на Нижнем Днепре и Приазовье и земледельческий регион скифов-пахарей (борисфенитов) на Среднем Днепре и Левобережный со смешанным населением (гелоны, будины, частично переселившиеся борисфениты). Для того чтобы более не повторяться, изложу необходимую для нашей темы ситуацию VI — V вв. до н. э. в виде таблицы.


Имя народа Само- Природа Хозяйство Импорт Язык Этнос


по Геродоту название из Греции


Скифы- Сколоты Лесостепь Земледелие Значитель- ? 1. Размещены


пахари и оседлое ный (осо- на террито-


Скифы-зем- скотовод- бенно около рии древней


ледельцы ство Роси, Тяс- славянской


мина и Виси) прародины


Борисфени- 2. В средние


ты века здесь


складывается


ядро Киевской


Руси


Скифы Скифы Степь Кочевое Почти нет Скиф- По данным


скотовод- ский языка — се-


ство верные


иранцы


Чрезвычайно важным для понимания этнической ситуации внутри скифского квадрата является общеизвестный подробный рассказ Геродота о земледельческом празднике у скифов:


"У него (Таргитая, сына Зевса и дочери Борисфена) родились три сына: Липоксай и Арпоксай и самый младший Колаксай. Во время их правления на скифскую землю упали сброшенные с неба золотые предметы: Плуг с ярмом, обоюдоострая секира и чаша. Старший, увидев первым, подошел, желая их взять, но при его приближении золото загорелось. После того как он удалился, подошел второй, и с золотом снова произошло то же самое. Этих [старших братьев] золото отвергло, при приближении же третьего, самого младшего, оно погасло, и он унес его к себе. И старшие братья после этого, по взаимному соглашению, передали всю царскую власть младшему" (Геродот. История. Кн. IV, 5. — В кн.: Доватур А. И. Каллистов Д. П., Шишова Я. А. Народы нашей страны в "Истории" Геродота. М., 1982, с. 101. Дальнейшие ссылки делаются на это издание. ).


В рудиментах древнего племенного эпоса Среднего Поднепровья сохранилось много преданий о мифических кузнецах, кующих первый на земле огромный сорокапудовый плуг, которым можно вспахать глубокие борозды и валы, "завбiльшки як церква" (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981, с. 541-543.). Финская Калевала описывает кузнеца, который выковал плуг, сверкавший как золото. Вполне допустимо, что одним из элементов ежегодного земледельческого праздника было выковывание ритуального плуга, который на первых порах выглядел как золото, а через некоторое время "оно погасло". В судебной практике Руси и многих других народов существовал принцип определения правоты спорящих при помощи раскаленного железа — правый мог взяться за "золотой" металл, виновного он обжигал. В состязании трех братьев, сыновей Таргитая, "правым" оказался младший. Восточнославянский фольклор вплоть до XX столетия сохранил большое количество сказок о трех царствах (медном, серебряном и золотом), во главе которых стоят трое братьев. Золотое царство после всяких приключений всегда достается младшему, как досталось священное золото младшему из сыновей Таргитая (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 556 — 574. ).


"Это же священное золото цари берегут больше всего и каждый год умилостивляют его большими жертвоприношениями. Кто на этом празднике, охраняя священное золото, уснет под открытым небом, тот, как считается у скифов, не проживет и года. Поэтому ему дают столько земли, сколько он сможет объехать на коне за один день".


Исследователи справедливо видят в этом, не очень ясно описанном обычае выражение тех первобытных воззрений (так хорошо описанных Фрезером в "Золотой ветви"), по которым для обеспечения плодородия нужно было принести в жертву псевдоцаря или псевдожреца, что обеспечивало плодородие (Артамонов М. И. О землевладении и земледельческом празднике у скифов. — Учен. зап. ЛГУ. Сер. ист. наук № 95, вып. 15. Л., 1948. ). Обреченного оставляли жить до времени сбора урожая или до одной из солнечных фаз осени или зимы (Раевский Д. С. Очерки идеологии скифо-сакских племен. М., 1977, с. 112. ), вознаградив огромным пространством земли. Расчет подаренной земли определяется так: за день всадник на одном коне может проехать около 40 км. Это даст площадь около 100 км2. Такой массив давался, разумеется, не для личной обработки и даже не для личного пастбища. Речь могла идти только о временном владении землей или же здесь подразумевалось чисто ритуальное символическое действие.


"Так как страна [этих земледельцев] очень велика, Колаксай разделил её на три царства между своими сыновьями и одно из них сделал наибольшим — то, в котором хранится золото". К сожалению, рассказ о земледельческом празднике, торжественных жертвоприношениях в честь золотого плуга и ярма для пары волов скифоведы упорно распространяют на всех скифов, а иногда считают, что это было празднеством прежде всего царских скифов, т. е. именно тех, которые никакого отношения ни к земледелию, ни к земледельческому символу — плугу с ярмом — не имели. При таком предвзятом и ничем не обоснованном взгляде ряда исследователей вполне понятно, что они стараются не замечать интереснейшего разъяснения Геродота:


"От Липоксая произошли те скифы, которые именуются родом авхатов. От среднего Арпоксая произошли именуемые катиарами и траспиями. От самого же младшего из них — цари, которые именуются паралатами. Все вместе они называются "сколоты" по имени царя; скифами же назвали их греки" (Доватур А. И., Каллистов Д. П., Шишова Н. А. Народы нашей страны в "Истории" Геродота. М., 1982, с. 101. ).


Четыре племени, управляемые тремя братьями, испытали в науке судьбу золотого плуга — их стремились распространить на всю Скифию, но так как это получалось совсем неубедительно, то от локализации сколотских царств вообще отказались. Я не знаю ни одной исторической карты, на которой было бы указано размещение паралатов, авхатов и катиаров с траспиями. Изложу кратко те материалы и соображения, на которых я основывался в определении географического положения всех сколотских племен вместе взятых (Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия, с. 127 — 144; Рыбаков Б. А. Киевская Русь. Карты на с. 20 и 22. ).


1. Геродот о своих современниках. "Скифов-пахарей" и "скифов-земледельцев", а равно и "борисфенитов" следует считать за один земледельческий народ, торгующий хлебом через Ольвийский порт, "эмпорий борисфенитов".


2. Главная река борисфенитов — Борисфен-Днепр, вдоль берегов (главным образом правого) которой их земля тянется от Пантикапы-Ворсклы на 11 дней плавания вверх, т. е. примерно до устья Ирпеня или Тетерева.


3. Соседями борисфенитов являются: на северо-западе — невры (тоже протославяне, но более первобытные), на востоке — гелоно-будины (тоже земледельцы) Левобережья и на юге — настоящие скифы-кочевники.


4. Геродот о мифической истории среднеднепровских земледельцев. Легенда о происхождении "скифов" — почитателей плуга и ярма совершенно отлична от легенды о происхождении скифов кочевников Нижнего Днепра, где фигурируют Геракл и Ехидна (родители) и трое братьев: Скиф, Агафирс и Гелон.


5. Причисление почитателей плуга к настоящим степным скифам (о которых Геродот очень твердо заявляет, что у них нет ни посевов, ни поселений) греческий путешественник считает ошибочным, как бы разговорным, и указывает на самоназвание "сколоты" по имени общего царя всех племен — Колаксая.


6. Сколоты по местным мифам — потомки Зевса и дочери божества реки Борисфена; в силу этого термины сколоты и борисфениты равнозначны.


7. Данные археологии. Археологи-скифоведы выявили, в лесостепной зоне Правобережья Днепра четыре земледельческих археологических группы. Наиболее обширная из них — Киевская — простирается по Днепру — от Ворсклы до Тетерева "на 11 дней плавания".


8. Земледельческие племена испытывали сильное влияние скифской культуры, что делало их внешне похожими на скифов.


9. Данные лингвистики. Во-первых, по лингво-ботаническим определениям Среднее Поднепровье должно входить в границы славянской прародины. Это подтверждено для начала I тысячелетия до н. э. архаичными гидронимами. Во-вторых, в восточнославянских языках ощущается давнее соседство славян с иранскими племенами (скифами, сарматами).


10. Данные антропологии. Установлено сходство внешнего облика населения скифского времени, черняховской культуры и средневековой Руси.


11. Фольклор. Только допущением, что праславяне обитали в Среднем Поднепровье как в предскифское, так и скифское время можно объяснить обилие мифо-эпических параллелей между записями Геродота и украинско-русско-белорусским фольклором: царь Колаксай (Солнце-царь) и сказочный герой царевич Световик, Светозар, Зоревик, а также былинный эпитет киевского князя Красное Солнышко. Затем — сказки о трех царствах, из которых солнечный герой получает золото, сохранность имени мифического родоначальника сколотов (Тарх Тарахович), сказания о волшебном плуге и др.


* * *

Для окончательного определения земли геродотовских борисфенитов-сколотов и её составных частей нам необходимо выяснить местоположение тех четырех племен, над которыми властвовали сыновья мифического Таргитая. Обратимся к археологическим материалам лесостепной зоны Среднего Поднепровья, которые известны науке на Правобережье Днепра и в лесостепном течении Южного Буга и Днестра. В этой области украинские археологи выделяют три группы скифской культуры (которую они не подразделяют на степную и земледельческую): киевскую (вдоль Днепра — от Тетерева до Тясмина), восточноподольскую (по Южному Бугу) и западноподольскую (по среднему течению Днестра) . К этим трем правобережным по сходству материалов присоединяют ворсклинскую группу на левом берегу Днепра, на древней Пантикапе, которая едва ли входила в сколотский племенной союз, так как находилась на земле гелонов (Археологiя Української РСР. Київ, 1971, с. 76. ).


Группы выделены не по каким-либо археологическим признакам, а просто по географической концентрации памятников и названы они не культурами, а группами лесостепных памятников (Археологiя Української РСР, с. 76. Напрасно А. А. Нейхардт в своем весьма поверхностном разборе моей книги о Геродотовой Скифии пишет: "… в его схеме часть племен либо не связана с какой-либо археологической культурой, либо перекрывает несколько археологических культур" (Нейхард А. А. Скифский рассказ Геродота в отечественной историографии. Л., 1982, с. 154). Автор спутала культуры с локальными группами. Примеров она, разумеется, привести не может. ). "Эти группы, — пишут В. И. Ильинская и А. И. Тереножкин, — в свою очередь образуют крупные общности: правобережную, в которую входят локальные группы междуречья Днестра и Днепра, и ворсклинскую, связанную в своем происхождении с чернолесской культурой, и левобережную" (Археологiя Української РСР, с. 76. ).


Итак, для географического размещения Парадатов (так иранисты исправляют наименование Паралатов) (См. например: Раевский Д. С. Очерки идеологии скифо-сакских племен, с. 26 — 27. ), Авхатов, Катиаров и Траспиев нам предоставляется обширное, но вполне определенное пространство, отмеченное, во-первых, распространением скифского всаднического снаряжения (бытовавшего и у праславян), во-вторых, четко выраженным земледельческим характером хозяйства, в-третьих — особенностями погребального обряда (см. ниже), в-четвертых — наличием значительного количества крепостей-городищ, которых кочевники не строили (Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. Карты на с. 107 и 191. Границы археологических групп нанесены по Ильинской и Тереножкину. ).


Наиболее богатой и насыщенной памятниками является обширная Киевская группа, тянущаяся вдоль Днепра-Борисфена от Киева до устья Ворсклы примерно на 400 км. Это очень точно соответствует определению Геродотом земли Борисфенитов в 10 — 11 дней плавания (350 — 400 км). "Первенствующих парадатов" естественнее всего приурочить к этой главной археологической группе Среднего Поднепровья или по крайней мере к её приднепровской части со сгустками археологических памятников близ устья Роси и по Тясмину (Петренко В. Г. Правобережье Среднего Приднепровья… Карта-рис. 1 В. Г. Петренко правильно подразделяет Киевскую группу на Поросскую и Тясминскую (см. с. 58); Галанина Л. К. Скифские древности Поднепровья. М., 1977. Карта-рис. 1. ).


Дальнейший поиск был бы бесполезен, если бы у нас не было дополнительных сведений хотя бы об одном из интересующих нас племен. По счастью, такие сведения есть. Плиний Старший пишет: "От Тафр [Перекопа] по направлению внутрь материка живут Авхеты, во владениях которых берет начало Гипанис" (ВДИ, 1949, № 2, с. 282. ). При традиционном отождествлении Гипаниса с Южным Бугом мы должны были бы сопоставить землю Авхатов с Восточно-Подольской археологической группой, но в книге о геродотовой Скифии я предложил иное отождествление, удовлетворяющее всем деталям геродотова рассказа (сладкая и горькая вода, озеро-исток, отдельные участки реки и общая длина пути): Гипанис Геродота — это Горный Тикич плюс часть Синюхи до её устья, плюс нижнее течение Буга до его впадения в лиман (Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия, с. 31 — 37. Карта на с. 33. ). Гипанис в этом его виде не протекает по территории западно-подольской группы, а течет по западной окраине киевской группы, с которой следует связывать парадатов.


Из этого следует, что огромное пространство киевской группы не было землей одних только парадатов, но включало в себя в западной части (бассейн Западного Буга) также и авхатов. Близость и союзные отношения этих двух племен явствуют из "Аргонавтики" Валерия Флакка, где одновременно как союзники в битве действуют царь парадатов Колакс и "Авх, пришедший с единодушными тысячами, выставляя напоказ киммерийские богатства. У него издавна белые волосы — прирожденный знак; пожилой возраст уже образует простор на голове. Обвивая виски тройным узлом, он спускает со священной главы две повязки …" (ВДИ, 1949, № 2, с. 345. По общей пагинации 913. ).


Авхат как символ племени упоминается этим автором вторично в текстовом соседстве с какими-то "ратями кессейскими", под которыми подразумеваются племена Северного Кавказа: "… и авхат, умеющий раскидывать широким кругом летучие арканы и притягивать петлями самые дальние отряды" (ВДИ, 1949, № 2, с. 348/916. ). Такое раздвоение авхатов на приднепровских и северокавказских вполне объясняется сообщением Плиния: описывая народы у северных отрогов Кавказа (Киссийские горы), он добавляет, что "по другим авторам сюда вторглись скифские племена авхеты, атерней, асампаты", которые истребили танаитов и инапеев (ВДИ, 1949, № 2, с. 296/864. ).


Если речь идет о танаитах, то, следовательно, набег авхетов был произведен в направлении низовий Дона. Это вполне согласуется с установленным выше местоположением авхатов как части сколотского союза — авхаты находились южнее своих сородичей у самой границы степи, и авхатские всадники, владевшие "летучими арканами", могли вступать в союзы со степными скифами "и притягивать петлями дальние отряды".


Археологическое определение авхатских памятников связано с вычленением какого-то участка из состава необычайно обширной киевской группы. Киевская группа не подразделена по археологическим признакам на локальные варианты и о земле авхатов можно говорить лишь предположительно. Возможно, что рубежом был водораздел между притоками Днепра и Буга. Главная масса памятников здесь сосредоточена в бассейне речек Большой Виси и Малой Виси. Здесь же сосредоточено и наибольшее количество античного импорта и "наиболее богатых погребений с большим количеством золотых украшений" (Петренко В. Г. Правобережье Среднего Приднепровья… с. 58. ), что подтверждает слова В. Флакка о богатстве Авха. Киммерийское наследие подтверждено здесь знаменитым Мельгуновским курганом с ближневосточными вещами. Район упомянутого древнейшего Мельгуновского кургана (VII в. до н. э.) — конец лесостепной зоны между самыми верховьями Ингула и Ингульца — интересен в топонимическом отношении; отсюда вытекают в разных направлениях речки со сходными названиями: на запад текут Большая Вись (Высь) и Малая Вись (притоки Гипаниса — Синюхи), а на юг течет Висун, впадающий в Ингулец. Мне кажется, что не будет большой натяжкой сопоставление этих гидронимов с племенным именем авхатов. Конечное … tai в обозначении авхатов является, очевидно, суффиксом множественности (как и в словах "сколоты", "паралаты"). Основу слова составляют согласные ВХ, что при взаимозаменяемости в славянских и иранских наречиях звуков X и С может дать в нашем случае и сочетание ВС (по образу иранского названия напитка — "Хома" — "Сома" или русского — "грехи" — "греси", "глухии" — "глусии" и т. п.). По всей вероятности, три речки, вытекающие из одного небольшого района, соседнего с киммерийской степью (две из них относятся к верховьям Гипаниса), можно связывать с землей авхатов, частью сколотской земледельческой общности почитателей священного плуга.


К авхатам условно можно отнести городища на водоразделе Днепра и Буга: Пастырское (18 га), Буда и Макеевское (по 24 га) и Шарповское. На территории авхатов, в бассейне Гипаниса окажутся такие курганные группы, как Рыжановка, Журовка, Турна, Оситняжка и др.


Если паралаты размещаются на Борисфене, а авхаты на Гипанисе, то для катиаров и траспиев остаются две археологических группы в земледельческой лесостепи: Восточно-Подольская в среднем и верхнем течении Буга и Западно-Подольская на Днестре. Если придавать значение созвучию имени траспиев с р. Тирасом (Днестром), то их следует считать самым западным звеном сколотского племенного союза. Катиарам остается в этом случае верхний Буг. Основание, как видим, шаткое.


Эпические имена сколотских "царей" не адекватны именам племен. Вполне возможно, что они образованы по принципу имен сказочных героев вроде Горыни, Вертигора, Переверни-Гора, Верни-Вода и т. п. В какой-то мере эпические имена оправданы предложенным выше географическим размещением их; владения Липо-ксая (Горы-царя) расположены на отрогах Авратынской возвышенности, на "горах", с которых стекают все окрестные притоки Днепра; с этих же гор текут небольшие речки к морю, к греческим городам Понта. Властитель катиаров и траспиев — Арпо-ксай ("Царь водных глубин") — повелевал землею, по которой протекал Тирас, река с высокими скалистыми берегами. Очевидно, посредником Геродота в его беседах с борисфенитами был кто-то из царских скифов, для кого персидский язык был вполне понятным, но знал и язык своих соседей, — праславян. Для Геродота, побывавшего в Иране, он перевел все понятия на персидский. В русских богатырских сказках о трех царствах, являющихся трансформацией очень древнего праславянского эпоса, главного героя Световика (ему в записях Геродота соответствует Кола-ксай, Солнце-царь) сопровождают такие богатыри, как Горыня (Липо-ксай) и Усыня-Вернивода (Арпо-ксай).


Сколотские племена с запада на восток размещаются так:


1. Траспии на Тирасе (мифический Арпоксай).


2. Катиары на верхнем Буге — " —


3. Авхаты на Гипанисе и Виси (мифический Липоксай).


4. Парадаты ("первенствующие") на Борисфене (мифический Колаксай).


У каждого племени было по несколько крепостей. У траспиев городища в Григоровке, в Дарабани и в Поливановом Яру. У катиаров городища: Немировское, Севериновское и в Якушинцах. К авхатам условно можно отнести городища Буда-Макеевское, знаменитое Пастырское и Шарповское (все три городища расположены на водоразделе Днепра и Буга). Это гнездо городищ отстоит от Тясминского на 40 км. Городища парадатов расположены тремя гнездами: северное гнездо близ Киева, среднее — в углу между Днепром и Росью, а южное — на Тясмине (Археологiя Української РСР, т. II. Карта № 2. ).


Все четыре перечисленных здесь сколотских племени археологически хорошо объединены во всех отношениях в единую лесостепную земледельческую культуру Правобережья, а в отношении так называемой "скифской триады" (оружие, конское снаряжение, звериный стиль) они входят в более широкое понятие скифской культуры вообще, что и давало основание эллинам причислять сколотов к скифам. Археологические изыскания М. Я. Рудинского и Г. Т. Ковпаненко на Левобережье установили, что Ворсклинская группа памятников скифской культуры является результатом колонизации населения с правого берега на Полтавщину, т. е. по происхождению тоже сколотской. Памятники скифского времени на Ворскле представляют собой "как бы остров правобережной раннескифской культуры" (Ковпаненко Г. Т. Племена скiфського часу на Ворсклi. Київ, 1967; Ильинская В. Д. Скифы днепровского лесостепного Левобережья. Ктв, 1968, с. 173. ). Колонизация земледельческого населения с правого берега Борисфена на левый происходила в VIII — VII вв. до н. э., усилившись, вероятно, во время ухода левобережных скифов в свои длительные скитания по Востоку.


Геродот знал о борисфенитах за Днепром и, ведя свое описание с юга на север, начал его именно с Ворсклы-Пантикапы, отсчитывая отсюда расстояния до северных пределов земли днепровских пахарей. На вопрос о том, не представляли ли выселившиеся сколоты самостоятельного племени или "царства", следует ответить отрицательно, так как на Левобережье господствовали скифоидные гелоны (по мифу Гелон — брат Скифа) и в самом центре ворсклинской группы был построен огромный город Гелон (Бельское городище). Могло быть, что исходной полосой колонистов являлась киевская археологическая группа, частично охватывавшая и кромку левого берега Днепра. Тогда левобережных колонистов следует рассматривать как часть "обширнейшего царства" парадатов. Принадлежность полтавских земледельцев к сколотам подтверждается названием той реки, которая отделяла их от скифов-номадов: Ворскла — летописный Вороскол; вторая часть слова "…скол" может быть связана с самоназванием "сколоты", а первая — "воръ…" означает в древнерусском языке "забор", "ограду". В целом наименование пограничной реки можно перевести как "ограда сколотов", что вполне согласовалось бы со словами Геродота: "если перейти реку Пантикап [то там] живут уже скифы-кочевники, которые ничего не сеют и не пашут …" (IV — 19). Если Вороскол был южной границей переселившихся борисфенитов, то отдаленным восточным рубежом праславянской инфильтрации был, по всей видимости, Оскол, где есть земледельческие памятники скифской поры. После того как археологи открыли сколотский "остров" на Пантикапе, мы можем обратиться к интереснейшим сведениям Помпея Трога, сохраненным в передаче Марка Юстина (около III в. н. э.). Поздний автор пытался дать общую картину участия скифов в мировой истории, но делал это не очень умело и легко перемешивал исторические сведения, почерпнутые у Геродота, с заведомыми мифами и домыслами. Миф об амазонках он вкрапливал в разные части своего рассказа, обесценивая тем самым историческую основу. Один из рассказов Помпея Трога посвящен походам скифов в Азию. Начинается он конфликтом скифов с египетским фараоном, после которого "скифы покорили Азию и сделали её своей данницей", на это ушло 15 лет. "В это время двое скифских юношей из царского рода Плин и Сколопит, изгнанные из отечества происками вельмож, увлекли за собой множество молодежи…" (ВДИ, 1949, № 1, с. 250/795. )


Далее автор подключает миф об амазонках и ведет рассказ о пребывании их в Малой Азии, хотя ни у одного из вариантов этого мифа нет такого необычного начала. Поставим события в хронологические рамки: Киммерийские походы в Малую Азию датируются концом VIII в. до н. э., скифские походы — последней четвертью VII в. до н. э. Продвижение сколотов с правого берега Днепра на левый датируется именно этим временем — VIII — VII вв. до н. э. Интересны имена царевичей, вставших во главе колонистов: Плин и Сколопит. Перед нами, очевидно, незначительный фрагмент древнего мифа, связанного с освоением сколотами части Левобережья. Поскольку речь идет о Среднем Поднепровье, то в имени эпического царевича Сколопита можно предполагать отражение общеплеменного названия сколотов (сравни имя скифского царя Ариапита). Не решаюсь писать о том, что имя Плина могло быть эпическим отражением среднеднепровских полян (?) — слишком велик хронологический разрыв между записями Юстина и русской летописью. Если высказанное предположение о царевиче Сколопите, возглавившем переселение части сколотов на Вороскол, заслуживает одобрения, то мы получаем сведения о местном сколотском эпосе, отразившем важное событие VII в. до н. э. в жизни Среднего Поднепровья.


* * *

Разместив на карте племена геродотовских сколотов, мы, разумеется, захотим вернуться к сколотскому празднику в честь священного небесного золота. Какое из трех эпических царств могло претендовать на первенство, на право называться "Золотым" или, употребляя геродотовский иранский термин, "парадатами" — первенствующими? Другими словами, мы должны поставить вопрос — возможно ли определение (хотя бы приблизительное) общесколотского языческого религиозного центра, наличие которого непреложно вытекает из слов Геродота о почитании золотых даров неба.


Священное золото было зарыто в "обширнейшем царстве", каковым, даже после вычленения из киевской группы земли авхатов, несомненно являлось царство Колаксая, растянувшееся широкой полосой более чем в 100 км ("три дня пути") вдоль Днепра на протяжении 10 — 11 дней плавания (350 — 400 км), что дает площадь в 40000 кв км. Мифические потомки Зевса и Борисфена должны были по законам эпоса царствовать именно на Борисфене.


Из указанных выше трех групп приднепровских крепостей следует отклонить в нашем поиске как самую южную, из-за её пограничного положения невдалеке от царских скифов, так и северную, находящуюся рядом с неврами. "Говорят, что область, расположенную выше [по Борисфену] обитателей верхних частей страны по направлению к северному ветру, невозможно ни рассмотреть, ни пройти далеко вглубь из-за падающих перьев" [снега] (Геродот IV — 7). За неврами, вынужденными переселяться из-за каких-то "змей", находились литовские племена со страшным именем "людоедов" ("андрофагов"). Хранить священные реликвии на севере было столь же неблагоразумно, как и на пограничье с воинственной степью.


Логически наиболее целесообразным для укрытия реликвий представляется средний, Поросский, по терминологии В. Г. Петренко, участок земли парадатов-борисфенитов, укрытый с юга сплошным лесным массивом на правобережье Роси, с востока — Днепром и широкой полосой болот за рекой. Левый берег Роси, как и правый берег Днепра, здесь обрывист и каменист и представляет собой хорошую естественную защиту для жителей пространства, ограниченного этим участком Днепра и впадающей в него Росью.


Главная масса скифоидных памятников Поросской группы сосредоточена на пространстве, ограниченном излучиной Днепра, Росью и Россавой; это полоса около 15 км шириною и длиною вдоль Днепра около 25 — 30 км. В глубине этого района самым защищенным местом является внутреннее пространство днепровской луки, самый северный участок которой отгорожен валом, а внутри этой выгородки на крутом обрывистом берегу (высота около 180 м) между селами Трахтемировым и Зарубинцами расположено огромное Трахтемировское городище, во много раз превосходящее по своим размерам все крепости сколотской лесостепной зоны — его площадь равняется 500 га при длине в 3,5 км! (Археологiя Української РСР, т. II, с. 80. План — рис. 24. ) По своим размерам Трахтемировское городище равнялось Белому городу Москвы в пределах бульварного кольца. Жилая часть Трахтемировского городища была сравнительно небольшой — поперечник около 350 — 400 м (Ковпаненко Г. Т. Раскопки Трахтемировского городища. — АИУ. Київ, 1967, вып. I; АИУ, Київ, 1968, вып. II. ). Со стороны Днепра участок внутри луки был защищен не только самой рекой, но и множеством стариц, рукавов и плавней (рис. 4). До сих пор не выяснена дата первоначальной насыпки "змеевых валов", окаймляющих как Поросье в целом, так и днепровскую луку в частности. Кроме вала, охраняющего подход к Трахтемирову со стороны Правобережья, целая система валов длиною около 40 км защищала подступы к Трахтемирову и расположенному рядом Зарубинскому броду на левом переяславском берегу Днепра. К сожалению, неясность датировки не позволяет привлекать эти валы к нашей теме.


Само огромное Трахтемировское городище, судя по довольно четким линиям оврагов внутри него, обладало сложной внутренней системой дополнительных сооружений. В срединной части у берега Днепра расположен древний монастырь, из которого вышел второй русский (а не грек) митрополит Руси — Климент Смолятич (1147 г.) (Городок Заруб, расположенный рядом с Трахтемировским городищем, имел своего двойника в Смоленской земле, но там неизвестен монастырь. Относительно же этого Заруба в приписке к летописному сообщению о Клименте под 1147 г. сказано, что здесь "теперь монастырь Терехтемьрский" (ПСРЛ, т. II, с. 29). ).


По имени села Зарубинцы на месте древнего Заруба названа известная славянская археологическая зарубинецкая культура. На противоположном, левом, берегу Днепра, в 10 км от Трахтемирова (т. е. в двух часах ходьбы или в получасе конной езды) находится один из стариннейших городов Киевской Руси — Переяславль-Русский.


Возвращаясь к сколотскому времени, следует сказать, что данных для утверждения, что Трахтемировское городище являлось главным святилищем сколотского племенного союза, недостаточно, но необходимо отметить, что это городище совершенно уникально как по своим размерам, так и по степени укрытости и защищенности от возможных нападений со стороны скифов-кочевников. Не следует забывать, что соседнее Левобережье, представлявшее в позднейшее время плацдарм кочевников, тогда было заселено земледельцами (в том числе и выходцами из сколотского Правобережья) и пограничной со скифами рекой была Пантикапа-Ворскла, впадающая в Днепр в 220 км ниже Трахтемирова. Быть может, Зарубинский брод, опасный в эпоху Киевской Руси, был просто "дорогой паломников" в сколотское время? Сущность Трахтемировского городища выяснится в дальнейшем, в процессе будущих раскопок, хотя постройка монастыря могла уничтожить сакральный центр этого необъятного святилища-требища, так как при христианизации Руси церкви ставили непосредственно на месте языческих капищ: князь Владимир Святой "повеле рубити цьркви и поставляти по местом, идеже стояша кумири".


При возникновении Переяславля-Преслава роль религиозного центра Среднего Поднепровья перешла к этому соседнему городу. Резиденцией первых митрополитов Руси был не Киев, а Переяславль: "Первоначально в продолжении лет пятидесяти митрополиты наши имели свою кафедру не в Киеве, а в Переяславле … Этот факт первоначального существования или размещения кафедры митрополита не в Киеве, а в Переяславле не подлежит сомнению … От первого митрополита нашего Леона, или Льва, сохранилось до настоящего времени сочинение, которое надписывается: Leontos metropolitos tes en Rosia. Древний наш летописец свидетельствует, что "бе преже в Переяславли митрополья" (Голубинский Е. История русской церкви, т. I. Первая половина тома. М., 1901, с. 328. ). К этому можно добавить, что кафедральный храм Переяславля св. Михаила, возможно, назван так в честь грека митрополита Михаила, приезжавшего крестить русов в 988 г. Леон появился только в 991 г. Такое исключительное значение Переяславля в начале христианизации Руси, быть может, объясняется такой же древней традицией, какую мы наблюдаем в Польше (горы Святого Креста, Ченстохов, Сленж и др.), где традиция восходит тоже к I тысячелетию до н. э. Трахтемиров так близко расположен к Переяславлю, что должен рассматриваться заодно с ним. Река Трубеж, на которой стоит Переяславль, впадает в Днепр у подножья Трахтемировской кручи. К древнему сакральному округу у излучины Борисфена, возможно, относилось и Большое Скифское городище у Канева и комплекс близ устья Роси, где был город Родень, место культа бога Рода (Рыбаков Б. А. Киевская Русь…, с. 332 — 334. ).


Неподалеку от Родня (Княжьей Горы) в Сахновке была найдена золотая диадема с изображением сколотского праздника в честь какой-то богини и царя с ритоном и секирой (Рыбаков Б. А. Киевская Русь…, с. 569. ). Последний сюжет, который может иметь отношение к предполагаемой древней традиции, — это поздний герб города Переяславля, представляющий собой изображение обнаженного человека, может быть, идола (?) (Арциховский А. В. Древнерусские областные черты. — Учен. зап. МГУ, 1946, вып. 93. История, кн. 1, с. 43 — 67. ). Именно так рисовали славянских языческих идолов художники Радзивиловской летописи, копировавшие древние образцы X — XII вв. Здесь трижды изображен Перун в виде обнаженного человека. Два раза (907 г. и 944 г. лл. 16 и 26 об.) это изображение связано с клятвой русов-язычников, а на листе 45 иллюстрируется языческая реформа Владимира 983 г. ("… и осквернися кровьми земля Руская и холм той") (Радзивиловская летопись. Фотомеханическое воспроизведение. СПб., 1902.). Идол Перуна всегда изображался со щитом и жезлом (копьем? один раз со стрелой).


В этой связи представляет особый интерес изображение подобного идола со щитом в той же Радзивиловской летописи, но в разделе, посвященном не языческой Руси, а Руси на грани феодального распада в 1135 г. Миниатюра иллюстрирует такое событие, как заключение мира между Ольговичами и Володимиричами и передачу города Переяславля князю Андрею Доброму (Радзивиловская летопись, л., 166 об. низ. ). Художник, который иллюстрировал в XII в. оригинал, использованный при изготовлении Радзивиловской летописи, очень хорошо знал Переяславль, так как служил князю Ярополку, княжившему ранее в Переяславле. Так, на миниатюре, сопровождающей текст об осаде Переяславля Игорем Ольговичем в 1142 г. (л. 172 об., низ), художник изобразил ворота города увенчанными надвратной церковью. Такая башня с церковью действительно существовала и была открыта раскопками Р. А. Юры (Раскопки Юры Р. А. ). Нигде в других случаях этот художник (1125 — 1189 гг.) не изображал ворот с церковью. Изображенный на этой миниатюре языческий идол, подобный идолам 907 — 983 гг., не связан с содержанием событий 1135 г. и может быть сопоставлен только с тем городом, о котором идет речь в тексте — с Переяславлем Русским, о чем весьма убедительно говорит и позднейший герб Переяславля тоже в виде идола. Идол на данной миниатюре представляет собой обнаженного бородатого человека со щитом (как и на идолах языческих времен), но не с жезлом, а с большим желудем в другой руке. Желудь — олицетворение дуба, а дуб — священное дерево Перуна, Зевса, Юпитера и других ипостатей верховного божества. Все сходится на том, что у Переяславля прочно сохранялась слава какого-то архаичного сакрального языческого центра, слава, возможно, перешедшая к нему от соседнего Трахтемировского городища, которое очень подходит к роли общесколотского святилища (Если бы все высказанные предположения подтвердились, то можно было бы предложить еще одну догадку: не является ли уникальное и неэтимологизируемое название "Трахтемирово" реминисценцией культа Таргитая (с учетом произношения гаммы в имени Targitaon. Возможность растягивания на два с половиной тысячелетия фольклорной памяти вполне подтверждается наличием в фольклоре образа древнего седого царя-богатыря Тарха Тараховича, соседа степной Бабы-Яги (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 581, 586). ).


Компактный регион лесостепного Правобережья, сопоставленный выше с геродотовскими сколотами-борисфенитами, отличался от степных, чисто скифских, областей не только в хозяйственном, но и в религиозном отношении. У скифов — поклонение мечу, а здесь — плугу с ярмом, топору и чаше; отличен звериный стиль, отражающий сакральную символику: у скифов — преобладание птиц и фантастических животных, образы которых почерпнуты из малоазийского бестиария, а у лесостепных сколотов преобладает реальный северный лось, древний символ главного небесного созвездия: "Лось" — Большая Медведица. Афанасий Никитин в XV в., описывая небосвод Индии, писал: "Лось стоит головой на восток". Существенно отличался и погребальный обряд земли сколотов от обряда царских скифов, хорошо известного по многочисленным раскопкам в "Геррах", обширной области священных курганов в днепровской луке. В Поднепровье (Среднем и Нижнем) выявлено два типа погребений с трупоположением, к которому племенная знать стала переходить еще в предскифский период: захоронения в катакомбах и захоронения в деревянных срубных гробницах. Катакомбы характерны для настоящих скифов-кочевников (в том числе и для царских), а деревянные гробницы — для лесостепных правобережных сколотов ("скифов-пахарей") и для гелоно-будино-сколотов лесостепного Левобережья. Ареалы двух различных видов погребений разделены широким стокилометровым пустым пространством степей (Rolle Renate. Totenkult der Skythen. Teil I Das Steppengebiet. Berlin — New York 1979. Карты 1-3. ).


Скифские курганы с катакомбами сосредоточены главным образом в обширном прямоугольнике 120 х 160 км, в сердцевине которого находится главная погребальная область скифов — Геррос (ниже днепровских порогов) с такими знаменитыми царскими курганами, как Чертомлык, Солоха, Гайманова могила, Александропольский курган. Центром всего этого прямоугольника является единственный скифский город — Каменское городище у втока Конки в Днепр, в котором можно видеть Метрополь Клавдия Птолемея.


В интересующей нас области размещения славянских племен мы наблюдаем господство трупосожжений у невров (в урнах или в ямках), чаще без курганов. Юго-восточнее Невриды, в земле сколотов между Днепром и Днестром, количество сожжений сильно сокращается — здесь преобладают трупоположения, близкие к скифским, но, как уже сказано, не в катакомбах, а в срубных деревянных гробницах.


Отличительной чертой именно славянского обряда VI — V вв. до н. э. является обычай сжигать на могиле верхнюю часть гробницы-домовины, возможно, имитировавшую стропила и соломенную крышу просторной домовины. География этого обряда дает нам драгоценное подтверждение вычленению сколотской (праславянской) территории Правобережья из общей массы племен, попавших в скифский квадрат Геродота.


(Рис. 5).


Погребальный обряд, как видим, проводит резкую демаркационную линию между кочевниками скифами и лесостепными земледельцами. Для характеристики правобережных курганов VII — III вв. до н. э. воспользуюсь описанием их известным скифологом Б. Н. Граковым (Граков Б. Н. Скифы. М., 1971, с. 124-125. Б. Н. Граков ошибочно приписал лесостепные памятники неврам, которые обитали в лесной зоне. ). Привожу очень важное для нашей темы описание деревянных гробниц славян-борисфенитов Б. Н. Граковым: "Вокруг городищ много курганов, иногда высотою свыше 10 м. Особенно подробно изучены курганы по Тясмину и Роси. Они охватывают время от середины VII в. до середины III в. до н. э., т. е. всю скифскую эпоху в целом.


Под этими курганами обычны сооружения в виде простых четырехугольных ям площадью 6 — 16 м2 с плоским деревянным перекрытием… К VII в. до н. э. относятся раскопанные у сел Жаботин и Константиновка на Тясмине погребения в курганах под коническим деревянным шатром, вроде крыш землянок Немировского городища. Помимо этих простейших сооружений, встречаются либо поставленные на древней поверхности почвы и потом засыпанные курганом, либо устроенные в глубокой прямоугольной яме настоящие деревянные дома. У них стены бывают или обложены горизонтально толстыми бревнами, придержанными по углам и в середине стен толстыми столбами или обставлены вертикально поставленными в канавки плахами со столбами по углам и в середине стен. Иногда центральный столб поддерживает слабо покатую двускатную крышу… Все эти сооружения восходят еще к обложенным деревом или обставленным вертикально столбами землянками селищ и городищ чернолесской культуры. Курганы с такими сооружениями сосредоточены от устьев Припяти до окрестностей Кировограда. Не только подкурганные сооружения в виде жилищ, но и погребальный обряд в курганах среднего днепровского Правобережья сохранял формы с чернолесской эпохи в течение всего скифского времени. Наряду с вытянутыми и изредка скорченными костяками довольно широко применялось трупосожжение как в урнах, так и в виде безурнового захоронения сожженных костей.


Встречалось сожжение деревянного сооружения вместе с покойником; потом его покрывали курганом. Ничего подобного не наблюдается в степи…" (Граков Б. Н. Скифы, с. 124-125. ).


На последнем пункте описания следует остановиться подробнее, так как сожжение довольно массивных деревянных конструкций (крыши домовины) в известной мере уравнивало обряд сожжения покойника с новым обрядом трупоположения. Прежнее трупосожжение, широко бытовавшее и в скифское время у северных соседей славян-сколотов — у славян-невров (не по Гракову!), заменилось разведением огромного костра над могилой; покойник, находившийся под костром, не сгорал, но ритуальный костер при захоронении все же был. Зрительно для участников погребальной церемонии новый обряд мало отличался от прежнего полного сожжения трупа; гигантский костер по-прежнему составлял главную, итоговую часть ритуала.


Исследователи отмечают радиальное расположение обгорелых бревен над гробницами, что следует истолковывать как сооружение над гробницей-домовиной крыши с массивными бревнами-стропилами. Сильная опаленность окружающей земли, обгорелость верхних частей самой домовины говорят за то, что крыша, очевидно, была щедро крыта соломой (что известно по раскопкам) и другим горючим материалом. Исключительно важным для определения этнической принадлежности обряда сожжения гробниц является географическое распространение этого обряда в рамках "скифского квадрата". Обряд сожжения домовин известен по кургану "Глеваха" близ Киева (высота курганной насыпи — 12 м) (Археологiя Української РСР, т. II, с. 82 и 85. ). Курганы с таким сожжением есть и на Каневщине в бассейне Роси (Оситняжка, Берестняги и др.) (Археологiя Української РСР, т. II, с. 83 — 84. ). Известны они и на Подолии (Археологiя Української РСР, т. II, с. 95 и 99. ). Самый северный курган с подобным обрядом находится на Припяти близ устья Горыни в самой гуще памятников милоградской культуры невров. Сгоревшие домовины находились как в ямах, так и на уровне земли (Археологiя Української РСР, т. II, с. 178. ). Именно сюда, к устьям Горыни и Стыри дотягивается северо-западный край ареала архаичных славянских гидронимов. Самыми южными точками распространения обряда сожжения домовин являются: Литая Могила (Мельгуновский курган 1763 г., находящийся в том Черном Лесу, который дал имя чернолесской культуре) и курган в Медерове близ Кировограда. В Медерове домовина была построена прямо на земле и закрыта как шатром длинными бревнами, образовавшими после сожжения костра огромное кострище в 20 м в поперечнике. Слой обожженной земли достигал 2 м толщины. Мельгуновский курган принадлежал какому-то раннему князю сколотского племени авхатов (Археологiя Української РСР, с. 50. Мельгуновский курган VII — начала VI в. до н. э. нередко рассматривается как образец общескифских памятников, но Б. Н. Граков прав, причисляя его к очень определенному кругу памятников правобережных земледельческих племен (Граков В. Н. Скифы, с. 126), являющихся, по моей интерпретации, сколотами-борисфенитами. Мельгуновский курган отстоит от ближайшего скифского кургана на 130 км к северу. Курганы в верховьях Ингула и Ингульца являются указанием на борисфенитский форпост в этом, стратегически важном для экспортеров хлеба, пункте: отсюда вел кратчайший путь в Ольвию (в обход земли воинственных царских скифов). ).


В подтверждение слов Валерия Флакка о "киммерийских богатствах" царя Авхата, Мельгуновский курган дает нам вещи ассирийского изготовления.


Решающим в вопросе об этнической принадлежности творцов спаленных домовин является наличие этого обряда на Левобережье Днепра и именно на Ворскле. На той самой Ворскле, куда проникли праславянские колонисты в VIII — VII вв., где прослежены славянские архаичные гидронимы. На Ворскле сожженные домовины известны близ древнего города Гелона (Бельское городище) и в Битовой могиле (близ дер. Лихачевки) (Археологiя Української РСР, т. II, с. 105. ). В последнем случае наблюдается, так сказать, удвоенное сожжение: сам покойник был предварительно сожжен и его прах был ссыпан в урну, поставленную в углу домовины, а после этого была сожжена по правобережному обряду и верхняя часть самой домовины.


У гелоно-будинов лесостепного Левобережья в верховьях Суды тоже известны деревянные гробницы и погребальные костры, но конструкция могильных ям совершенно иная (уступчатая) и костры разводились иначе, на особой глиняной площадке, предохранявшей гробницу от сгорания. "Крайне редко встречаются сожженные гробницы", — пишет исследовательница этого района В. А. Ильинская (Археологiя Української РСР, с. 110. ).


Наличие все же отдельных случаев сожжения гробниц по правобережному обряду может свидетельствовать об инфильтрации правобережного борисфенитского населения сюда, в верховья Суды н Пела из соседнего "правобережного острова" на Ворскле. На карте Трубачева есть маленький изолированный район архаичных славянских гидронимов на Пеле, граничащий с гелоно-будинскими курганами, что подтверждает предположение об инфильтрации (Rolle Renate. Totenkult… Карта № 3; Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. Карта на с. 197. Чернолесской подосновы здесь нет. ).


Как видим, обряд сожжения домовин (или бревенчатого шатра над ними) удивительно точно совпадает в своей географии с другими признаками, позволяющими уверенно говорить о славянской принадлежности земледельцев-борисфенитов (сколотов); совпадают следующие ареалы:


1. Ареал чернолесской культуры X — начала VII в. до н. э.


2. Ареал архаичных славянских гидронимов.


3. Размещение "скифов-пахарей" по Геродоту.


4. Культура земледельческих племен VI — III вв. до н. э., генетически связанная с чернолесской.


5. Обряд частичного сожжения домовин в гигантском погребальном костре.


Наш затянувшийся обзор праславянского погребального обряда скифского времени следует завершить рассмотрением социальной стороны вопроса. При общем взгляде на всю восточную половину праславянского мира мы видим, что на лесных окраинах (Волынь, Припять) господствовало трупосожжение в урнах и ямах, обычно без курганных насыпей. Доживает до VI в. местами обряд скорченных погребений. Социальных различий у лесных невров немного. Иное мы видим в земле лесостепных сколотов. Все перечисленные выше курганы со спаленными домовинами являются погребениями праславянской племенной знати. Это — значительные насыпи, высота которых колеблется от 4 — 5 м до 9 — 12 м (курган Глеваха под Киевом — 12 м). В этих курганах много оружия общескифских типов, воинские доспехи, конское снаряжение всадника. Количество уздечек велико, очевидно, это были узды личных коней умершего. Оружие и одежда украшены золотыми узорными пластинами. Звериный стиль Правобережья отличается от степного в частности таким лесным сюжетом, как лось. На костяных пластинах из Жаботина (Тясмин) изображена символическая сцена: стадо лосей обороняется от налетающих на него хищных птиц; подобные птицы очень часто были символами скифов-кочевников и их изображения украшали навершия знамен (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 550 — 555. ). Воин, которому принадлежало седло, украшенное этой сценой, погребен в пограничной зоне, на краю славянских земель, где соседние крепости противостояли нападениям царских скифов с их орлами, кречетами и грифонами на бунчуках. Принадлежность курганов со спаленными домовинами представителям высшей знати не вызывает сомнений.


Одним из важнейших в этом смысле курганов является известный курган Перепятиха, раскопанный в 1846 г. О сожженной гробнице сведений нет, но принадлежность Перепятихи к праславянским древностям достаточно убедительно определена его географическим положением — он находится неподалеку от Киева (к юго-западу от него), т. е. почти у самого северного, глубинного края земли сколотов на рубеже с неврами, вдали от степной Скифии. Дата — VII — начало VI в. до н. э. О высоком положении погребенного свидетельствует характер курганной насыпи: насыпь содержала камни и была окружена большим валом, что является редкостью и всегда сопровождается очень высокими насыпями (например, на Суле курганы с валами достигают 20 м высоты). Деревянная гробница Перепятихи представляла собой просторный 16 столпный склеп, вдоль стен которого было положено 14 трупов людей, убитых при погребении "царя". Это — самое крупное человеческое жертвоприношение во всей приднепровской Скифии.


Курган Перепятиха представляет очень большой исторический интерес, так как, во-первых, отражает значительную степень социальной дифференциации и выделение племенных вождей очень высокого ранга уже в VII в. до н. э. Во-вторых, важно отметить, что имя кургана прямо соотносится с устойчивым и древним наименованием Перепетова Поля, огромного степного острова посреди лесостепной зоны Среднего Поднепровья. В средние века здесь селились "свои поганые", кочевники-торки, служившие киевским князьям. Уже тогда это внутреннее степное пространство именовалось "Перепетовым Полем" (Ипатьевская летопись 1150 г. Это наименование сохранилось до XIX в. ). Третьим обстоятельством, повышающим исторический интерес кургана Перепятихи, является его синхронность таким крупным евразийским событиям, как походы киммерийцев, а затем и скифов в Малую Азию, к границам Мидии и Ассирии. Из жреческих вопрошаний ассирийского царя Асархаддона (681 — 668 гг. до н. э.) известно о его союзе со скифским царем Партатуа (у Геродота — Прототий) (ВДИ, 1947, № 1, с. 270. ). Мы знаем не только о воинственной деятельности разных скифских отрядов на Востоке, но и об их возвращении на свои исконные места, послужившим основой нескольких эпических сказаний. Одним из археологических доказательств является Мельгуновский курган на южной окраине лесостепной зоны, другим, быть может, допустимо будет считать курган Перепятиху в северной части этой зоны, если лингвисты найдут обоснованным сближения: Партатуа (Бартатуа), Перенят, Перепет.


Средством сохранения имени особого вождя, похороненного с небывалым количеством соумирающих, могли быть какие-то племенные сказания ("Возможно, что отдельные дружины лесостепных племен участвовали в походах скифов (Мельгуновский курган и курганы в урочище Холодный Яр)". Петренко В. Г. Правобережье Среднего Приднепровья, с. 57. ). Инвентарь лесостепных курганов рядом черт отличается от степного скифского. Здесь почти нет знаменитых скифских котлов, непременной принадлежности кочевого быта. Разнятся, как уже говорилось, сюжеты звериного стиля (интерес сколотских мастеров к образу лося). Особо следует отметить "целый ряд крупных золотых пластин со специфической местной трактовкой орла-грифона в сочетании с водоплавающей птицей (золотые пластины из Оситняжки, Каневского уезда, Берестняг) (Петренко В. Г. Правобережье Среднего Приднепровья, с. 57. ).


Не заложен ли здесь мифологический смысл, намек на легенду о происхождении местной знати от Таргитая, сына Зевса (его символ — орел) и внука Борисфена (водоплавающая птица, позднейшая "лебедь белая")?


* * *

Рассмотрение погребального обряда праславян в скифское время приводит к следующим выводам: в эту эпоху продолжает существовать исконное трупосожжение во всех его вариантах (в урнах или в ямах, без курганов и под курганными насыпями) . Чем ближе к степной Скифии, тем слабее ощущается трупосожжение. Славянская знать VII — III вв. до н. э. под влиянием скифов переходит к трупоположению в вытянутой позиции. Сопровождающих рабов все еще иногда хоронят скорченно. Курганы знати выделяются размерами, числом "соумирающих" и богатством инвентаря. Отличие сколотов-славян от настоящих степных скифов-иранцев состоит в ощутимых пережитках трупосожжения, выразившихся в торжественных и величественных (как и при настоящем трупосожжении) погребальных кострах над деревянными домовинами, имитирующими жилище.


* * *

Последний вопрос, требующий нашего рассмотрения в связи с религиозными представлениями отдаленных предков Руси — сколотов. это вопрос о каменных изваяниях VI — V вв. до н. э., находимых или на самой южной кромке земли сколотов-пахарей или же в том конечном пункте, который был целью торговых поездок борисфенитов — в окрестностях Ольвии, эмпория борисфенитов. Исследователи этих интересных изваяний всегда обозначали их слишком общим термином -скифские и не делали выводов из их очень определенного географического распространения, позволяющего утверждать, что они (по крайней мере, определенная часть их) связаны не со скифским миром, а со сколотским, борисфенитским и с тем участком этого мира, который носил специальное наименование "Священных путей". (Рис. 6). Начнем с географии. Геродот, описывая Гипанис, упомянул о горьком источнике, впадающем в эту речку с левой (днепровской) стороны почти посередине всего течения реки. "Источник этот находится в пределах страны скифов-пахарей и ализонов. Название источника и той местности, откуда он вытекает — по-скифски Экзампей, на языке же эллинов — Священные Пути" (Геродот IV — 52). В 81 говорится: "Есть между реками Борисфеном и Гипанисом местность, название которой Экзампей". В этой местности находится огромный котел, вмещающий 600 амфор; он поставлен скифским царем Ариантом и слит из множества наконечников стрел. Об этом говорили (очевидно, самому Геродоту) местные жители (Геродот IV № 81). В книге о Геродотовой Скифии я после ряда точных расчетов отождествил Эксампай с речкой Черным Ташлыком, протекающей по самой границе лесостепи и степи (Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия, с. 31-37. Карта на с. 33. ). Эта извилистая речка начинается в 70 км на северо-восток от Первомайска и течет на юго-запад, впадая в Синюху (средний отрезок Гипаниса) невдалеке от её устья. Черный Ташлык полностью удовлетворяет всем признакам, указанным Геродотом: он отделяет степных ализонов, ведущих "скифский образ жизни", от земледельческих сколотских племен лесостепи; он окаймляет с юга археологическую Киевскую группу (её юго-западный участок, сопоставленный мною с племенем авхатов). Для нас очень важно указание Геродота о том, что его "горький источник" вытекает из местности, называемой Священными Путями. Следовательно, не сам ручей Экзампей был каким-то путем, а тот водораздел, где находились его истоки. Этот небольшой компактный водораздел представляет значительный интерес для нас. Речки текут с него и в Днепр, и в море, и в Южный Буг, буквально во все стороны света: на запад (Высь, Экзампей — Черный Ташлык), на север (истоки Тясмина), на восток (истоки Ингула и Ингульца), на юг (Сугаклея). Поперечник этой возвышенности всего 50 — 60 км; она приходится на южную, обращенную к степи и к морю часть предполагаемой земли авхатов и вполне оправдывает эпическое имя авхатского царя Липоксая — "Гора-царь".


Древние географы очень часто называли горами не только отметные горные хребты, но и простые водоразделы. Местоположение этого водораздела полностью отвечает примечанию Геродота о том, что Экзампей находится между Днепром и Бугом: "Есть между реками Борисфеном и Гипанисом местность, название которой Экзампей" (Геродот IV — 81).


По современным ориентирам возвышенность располагается между Кировоградом и Новомиргородом в 60 — 70 км как от Днепра-Борисфена, так и от Гипаниса — Синюхи — Буга.


Подробное рассмотрение географии местности Экзампей вызвано тем, что именно здесь сосредоточено большое количество каменных изваяний эпохи Геродота, что, к сожалению, ни разу не сопоставлялось исследователями с наименованием Священных путей. Первую сводную работу об изваяниях написал П. Н. Шульц (Шульц П. Н. Скифские изваяния Причерноморья. — В кн.: Античное общество. М., 1967. ).


С добавлением новых материалов эту тему рассмотрела Е. А. Попова в 1976 г. (Попова Е. А. Об истоках традиций и эволюции форм скифской скульптуры. — СА, 1976, № 1, с. 108 — 121. Несколько интересных соображений высказали Я. Р. Дашкевич и Э. Трыярский. См.: Дашкевич Я. Р., Трыярский Э. Каменные бабы Причерноморских степей. Вроцлав, 1982, с. 99 — 102. ) Е. А. Попова разделила изваяния на три хронологических группы: 1 — VI — V вв. до н. э.; 2 — IV — III вв. до н. э.; 3 — I в. до н. э. — IV в. н. э. У каждой группы своя типология, своя география. Вторая группа, времен царства Атея, размещена частично в Крыму и в Приазовье. Третья группа сарматского времени заполняет только Крым и окрестности Ольвии. Интересно сопоставить эти хронологически разные ареалы с картами распространения античного импорта, составленными Н. А. Онайко (Онайко Н. А. Античный импорт в Приднепровье и Побужье в VII — V вв. до н. э. М., 1966. Карта-рис. 7, с. 45; Она же. Античный импорт в Поднепровье и Побужье в IV — II вв. до н. э. М., 1970. Карта-рис. 18, с. 74. ). Вторая группа изваяний соответствует тому времени, когда античный экспорт (ранее шедший только в земледельческую лесостепь) широким потоком хлынул в степное скифское Поднепровье ниже Порогов и заполонил скифские археологические памятники амфорами, бусами, металлическими изделиями греков. Изваяния в эту эпоху как бы оттеснены в Приазовье, к восточной окраине земли скифов-номадов. Нас интересует первая хронологическая группа изваяний, синхронная и несколько предшествующая Геродоту (VI — V вв. до н. э.) (Попова Е. А. Об истоках традиций…, Карта рис. 11, с. 120. ).


Географически она распадается на три отдельных района: самый западный район — Добруджа за Дунаем; самый восточный район — кубанские степи. Нас должен интересовать срединный буго-днепровский район, в значительной степени совпадающий с Экзампеем. Основным типом изваяния здесь является схематичное изображение человеческой фигуры, изготовленное из каменной плиты высотою 140 — 200 см. Голова намечена скульптурно, руки и пояс — легким контурном (рис. 7). Черты лица обозначены весьма схематично.


Обязательным набором предметов являются: гривна (иногда витая) на шее, рог-ритон в правой руке (изредка в левой) и меч-акинак, являющийся основой датировки, у пояса. Далеко отстоящие от срединного района кубанские изваяния резко отличаются по стилю и на них отсутствует или изображение рога или гривны. Принципиальное отличие кубанских скульптур от разбираемых нами буго-ингульских особенно хорошо видно на статуе из Краснодарского музея (Античные города Северного Причерноморья. М., Л., 1955, с. 313, рис. 26. ). Это не слегка обтесанная плита с прочерченными контурами, как стелы на Экзампее, а объемная статуя с трехмерной скульптурной обработкой рук и ног, с тщательной отделкой деталей одежды и доспеха. Скульптуры дунайского района все лишены такого признака, как рог-ритон (Попова Е. А. Об истоках традиций… См. следующие рисунки изваяний без изображения ритона. Добруджа: рис. 4, 4; рис. 7, 2 и 3. Кубань: рис. 4, 3 и 6: рис. 6, 3; рис. 7, 1. Вужско-днепровский срединный район: рис. 2, 1 и 2; рис. 3, 1, 2, 3, 5, 6; рис. 4, 1 и 2. ). Это позволяет расценивать каменные изваяния VI — V вв. до н. э. буго-днепровского района, как некое культурное единство, заслуживающее специального рассмотрения. Географическое размещение основной массы однородных и одновременных изваяний образует треугольник, обращенный вершиной вниз; по углам треугольника (где и группируются изваяния) стоят такие современные нам города, как Первомайск на Южном Буге, Кировоград на Ингуле и Николаев у бужского лимана Черного моря. Линия Первомайск — Кировоград идет по границе лесостепи и степи.


(Рис. 8).


Западный, первомайский (б. ольвиопольский), угол треугольника отмечен изваяниями из Первомайского музея и из с. Станишина (на старых картах Станковатая) в 15 км от Лысой Горы на Экзампее. Восточный угол отстоит от западного примерно на 100 км и находится в излучине Ингула (с. Эрделевка). Из этого района происходят также изваяния из Кировоградского музея и из с. Медерово (на старых картах — Мердерово) на р. Сугаклее, притоке Ингула, в 15 км от истоков Черного Ташлыка, вытекающего, как мы помним, из местности Экзампей. Исходя из этой географии, необходимо сделать вывод, что изваяния VI — V вв. до н. э. связаны и с местностью Священных Путей и с самим источником Экзампеем почти у самого его устья.


Куда вели эти "Священные Пути", находящиеся на самой южной границе земли пахарей, "которые сеют хлеб не для собственного потребления, а для продажи" (Геродот IV — 17)? Ответ мы получаем от южного гнезда находок ("вершина опрокинутого треугольника"), расположенного поблизости от Ольвии. Одно изваяние найдено в Терновке близ впадения Ингула в Буг на правом берегу Ингула, другое — в Калиновке на левом берегу Ингула, а третье — в Грушевке тоже в низовьях Ингула, ниже Калиновки (Попова Е. А. Об истоках традиций…, Карта-рис. 11. ). Еще одно великолепное изваяние V в. до н. э. изображающее бородатого мужчину с рогом и при оружии, обнаружено О. Г. Шапошниковой у с. Ново-Васильевка Николаевской обл. (Курьер Юнеско. "Скифы". Январь 1977. Фото 8, с. 21; Мозолевский Б. М. Скiфський степ. Київ, 1983, табл. 24. )


(Рис. 9).


Все эти пункты расположены на подступах к Ольвии в одном — полутора днях езды от города, где и должен был завершаться путь из земли днепровских земледельцев в привлекающее их Торжище Борисфенитов, как называл Ольвию Геродот. Географическое расположение каменных изваяний буго-днепровского типа лучше всего осмысливается при наложении на карту импорта греческих изделий в земли борисфенитов (Онайко Н. А. Античный импорт в Приднепровье и Побужье в VII — V вв до н. э. М., 1966, с. 45, рис. 7. ).


У сколотских племен (авхатов и парадатов) было два или три возможных пути в Ольвию: по Гипанису, по Ингулу и по Ингульцу. Последний путь был опасен, так как соприкасался в среднем течении Ингульца с зоной погребений скифских царей в Геррах. Здесь и нет изваяний. Остаются две дороги в Ольвию: путь по Гипанису, отмеченный при выходе из сколотской земли, изваяниями, и путь по Ингулу, проходящему вдоль местности Экзампей и тоже при выходе из сколотской земли, отмеченный тремя известными нам изваяниями.


По этим путям сколоты-пахари вывозили свой хлеб и ввозили из Ольвии амфоры с вином и маслом и греческие предметы роскоши. Определяя назначение изваяний, нам прежде всего нужно отказаться от укоренившегося взгляда на них как на скифские. Их просто нет в геродотовское время ни у скифов царских на Нижнем Днепре, ни на восточной окраине скифских кочевий в Приазовье. Это вполне согласуется со словами Геродота о том, что у скифов "не принято воздвигать ни изображений, ни алтарей, ни храмов никому из богов, кроме Ареса…" (Геродот IV — 59). Святилище же Ареса, описанное Геродотом, является гигантской кучей хвороста, поверх которой "водружен древний железный акинак (меч); он и является изображением Ареса" (Геродот IV — 62). Следовательно, связывать так называемые "скифские" изваяния со скифами царскими или вообще скифами-кочевниками нет никаких оснований. За пределами разобранных выше скоплений изваяния с рогом и гривной, относимые к VI — V вв. до н. э., встречены только в трех местах на севере и юге сколотского пространства и оба раза на Днепре: в Киеве (если только это не место хранения в музее?), в Днепропетровске, севернее собственно скифской области и опять-таки на водном пути, близ южного рубежа сколотской земли. Правда, днепровский путь через Пороги и через священную землю царских скифов с гробницами предков едва ли использовался сколотами для поездок в Ольвию, так как, во-первых, он был втрое (!) длиннее ингульского пути (занимавшего около 5 дней) и длиннее пути по Гипанису (по Геродоту от Экзампея до устья всего 4 дня пути). Во-вторых, днепровский путь был целиком в руках могущественных скифов, что не давало гарантии ни свободного проезда на юг, ни возвращения с закупленными богатствами, привлекательными и для скифов. Но вполне вероятно, что сколоты-пахари могли торговать своим хлебом и со скифами, которые "пропитание себе добывают не земледелием, а скотоводством и жилища свои устраивают на повозках (Геродот IV — 46). При таком допущении находки в Надпорожье могут оказаться связанными с торговым путем сколотов. но не в Ольвию, а лишь к северной границе собственно Скифии, к самой кромке священной земли предков скифов-номадов (Киев, как северный предел земли сколотов, мог быть местом торговли с северными племенами невров. Как богатый торговый пункт в римское время (крайний, северный по Днепру) Киевские высоты удостоверены многими кладами римского серебра первых веков н. э. ).


Отсутствие изваяний определенного типа (с гривной и рогом) во всей кочевой Скифии и прочная связь их со священными путями земледельцев Среднего Поднепровья (начало путей на границе степи и конечный пункт — эмпорий Ольвии) не позволяет принять традиционное наименование их скифскими. Возникает вопрос о назначении изваяний. Е. А. Попова суммирует мнения разных исследователей: надгробные стелы, изображающие героизированного умершего, изображение умершего царя с регалиями, изображения бога войны Арея или военачальников-вождей. Сама исследовательница склоняется к мысли, что "изваяния были поставлены вождям" (Попова Е. А. Об истоках традиций…, с. 120 — 121. Ближе к истине был, как мне кажется, С. Н. Ляшко, который считал, что стелы изображают Таргитая, как "первопредка всех скифов" (с. 226). Это допущение следует учитывать, но с одной существенной поправкой, что Таргитай был первопредком не всех скифов, а только лишь почитателей священного плуга, сколотов. ).


Полное отсутствие изваяний в обширной области курганов скифских вождей (площадь в 10 000 кв. км) сильно ослабляет это утверждение и требует иного объяснения. Мне кажется, что несомненная связь изваяний с местностью "Священные Пути" должна повлиять на истолкование смысла самих скульптур. Важно указать на то, что во время возникновения интересующих нас изваяний, в VI — V вв. до н. э., сама местность Экзампей не имела никакого отношения к собственно скифам: кочевнических памятников здесь нет, рядом множество сколотских городищ и "путями", упомянутыми Геродотом и отмеченными изваяниями, могут быть только пути из Среднего Поднепровья и верхнего течения Гипаниса (не Буга) к Ольвии. Пути эти были проложены сколотами-борисфенитами, с которыми и следует связывать возникновение изваяний на их путях. От наблюдательности Геродота не ускользнули поселения борисфенитов в самых низовьях Гипаниса (изваяния в Терновке, Грушевке и Калиновке) :


"Там, где Борисфен течет недалеко от моря, с ним сливается Гипанис, впадая в одну и ту же заводь. Находящаяся между этими реками клинообразная полоса земли называется мысом Гипполая; на нем воздвигнут храм Деметры. Напротив храма у Гипаниса обитают борисфениты" (Геродот IV — 53).


Именно так, на подступах к Ольвии у Гипаниса-Буга и расположены четыре названных выше пункта находок изваяний, принадлежащих, следует полагать, борисфенитам-сколотам. На основе всего сказанного выше определяется наиболее приемлемый вывод: изваяния поставлены в VI — V вв. до н. э. в ту эпоху, когда Среднее Поднепровье (судя по обильному и разнородному импорту греческих вещей) оживленно торговало с Ольвией. Сама Ольвия или расположенная поблизости какая-то пристань у устья Гипаниса носила название "Эмпория Борисфенитов" (Геродот IV — 17) (Геродот в том месте не называет Ольвию по имени, а говорит нарицательно: "От гавани борисфенитов…". Далее речь идет о том, что данная гавань делит пополам побережье Скифии. Возможно, что речь идет не о самом городе Ольвии, а о речной пристани в её окрестностях. ). Местность "Священные Пути" между Борисфеном и Гипанисом находится на рубеже степи и земель торгующих хлебом борисфенитов на прямом пути по Ингулу от Пастырского городища к морю. Поэтому изваяния следует считать изображением какого-то сколотского (праславянского) божества.


С каким из позднейших, хорошо известных нам богов можно связать эти каменные стелы VI — V вв. до н. э., сказать нелегко. Раздумья могут вестись по поводу трех божеств — Перуна, Волоса и Дажьбога. В пользу Перуна говорит оружие, которым снабжены все фигуры; Волос мог подразумеваться в силу того, что он был богом богатства ("скотьим богом"); Дажьбог, солнечное божество света, тепла и расцветающей природы, был существенно важен для сколотской знати, ведшей торг с греками основным продуктом земледелия — зерном. О большом значении хлебной торговли для импортеров может говорить то, что на причерноморских античных монетах того времени часто изображался спелый колос.


Однако, прежде чем заняться трудным предпочтением кого-либо из названных божеств, обратим внимание на того скифского бога, имя которого попало в перечень Геродота, но, по признанию лингвистов, не этимологизируется из иранских языков и, следовательно, связано не со скифами-кочевниками (царскими скифами), а с каким-то другим народом, другой языковой принадлежности, ошибочно причисляемым к скифам. Имя его — Гойтосир (Goitosiros) (В. И. Абаев объясняет имя Гойтосира из иранского, но для этого ему пришлось заменить букву тау гаммой и тогда получился "Могучий Вайю", родственный славянскому Вию. Данных для этого нет. См.: Абаев В. И. Дохристианская религия алан. — Докл. на XXV Международном конгрессе востоковедов М., 1961. ). В перечне (Геродот IV — 59) Гойтосир поставлен после трех важнейших богов, приравненных к Гестии, Зевсу и Гее, и рядом с богиней, поясненной как Афродита Урания. Сам Гойтосир отождествлен с Аполлоном, что сближает его со славянским Дажьбогом — Солнцем (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 433 — 434. ). Наличие оружия и горитов с луками на изваяниях нисколько не противоречит такому толкованию — ведь Аполлон был прославленным лучником и победителем змея Тифона. В пользу именно солнечного божества говорит и наличие на статуях шейных гривен, которые были символом знатности, и вместе с тем золотые гривны являлись и священным знаком солнца. Турий рог изобилия, обязательная деталь всех изваяний на "Священных путях" и вокруг Ольвии — прямое доказательство связи с божеством плодородия и благоденствия. Кроме этих косвенных соображений, позволю себе высказать догадку относительно этимологии имени "скифского" Аполлона. В славянских языках "гойный" означает "изобильный"; "гоити" — "живить" (отсюда "изгой" — исключенный из жизни).


"Гоило" переводится как фаллос, и поэтому выражение русских былин "гой-еси, добрый молодец" означает примерно: "viro in рlenis рotentia". Весь комплекс слов с корнем "гой" связан с понятиями жизненности, жизненной силы и того, что является выражением и олицетворением этой силы. В свете этих сопоставлений особый интерес представляет изображение на стеле, найденной близ Ольвии в селе Ново-Васильевка. Слово "Гойтосир" могло быть одним из эпитетов солнечного божества, как и позднейшее слово "Ярило" (у западных славян "Herovitus"). Геродот, хорошо знавший окрестности Борисфена-Ольвии и подробно описавший их в своей "Мельпомене", вполне мог видеть интересующие нас изваяния и получить сведения о культе Гойтосира, позволившие ему приравнять его к греческому Аполлону. Это промежуточное звено — Аполлон, сын небесного Зевса — позволяет и Гойтосира приравнять к Дажьбогу-Солнцу, сыну небесного Сварога.


Обилие изваяний Гойтосира-Дажьбога на водораздельной возвышенности, открывающей путь из земель пахарей в богатую Ольвию, объясняет нам название "Священные пути": записанное Геродотом ничего не выражает ни по-гречески, ни по-скифски (Иранист В. Ф. Миллер считал, что слово эксампей не поддается объяснению из иранского. См.: Доватур А. И. Калистов Д. П., Шишова Н. А. Народы нашей страны…, с. 281, прим. 356. Быть может, лингвисты-слависты смогут расшифровать это (вероятно, сильно искаженное при записи) слово и отыскать в нем праславянское соответствие греческому. ).


Если верны высказанные выше предположения, то мы в дополнение к общеплеменным "событиям", происходившим на больших сколотских городищах, получаем еще и иконографию сколотских идолов, поставленных на жизненно важных торговых путях к тому греческому городу, который начал снабжать праславянскую земледельческую знать предметами греческой роскоши еще в VI — V вв. до н. э. И то и другое чрезвычайно важно для уяснения предыстории восточнославянского язычества.


* * *

Ретроспективный взгляд на предков Руси привел нас к блестящей эпохе соприкосновения праславян с античным миром, когда внутреннее развитие хозяйства и социальных отношений позволило и устоять перед лицом кочевнического натиска, установить равновесие со скифской державой и завязать прочные связи с потомками аргонавтов, только что укрепившихся на береговой кромке Понта и Меотиды.


В многовековой истории славянства наступил момент, когда в результате общего подъема, проявлявшегося, разумеется, неравномерно, обозначилось некое историческое ядро, которое устойчиво держалось не только во времена расцвета, но и в тяжелые периоды внешней агрессии (сарматы, гунны) и вызванного ею упадка. Таким ядром стало Среднее Поднепровье, правый берег древнего Борисфена, предполагаемое "золотое царство" Царя-Солнца, которого толмач Геродота назвал по-персидски Колаксаем, а русская эпическая поэзия закрепила это мифическое имя как эпитет киевских князей, назвав последнего языческого князя Руси "Красным Солнышком". Историческое ядро восточного славянства на протяжении полутора тысяч лет, вплоть до Киевской Руси, определяется такими ориентирами, как река Рось, Переяславлем Русским, Киевом на севере и р. Тясмином на юге. Это был наиболее процветающий центр лесостепных славянских племен, с истории которого и следует начинать непрерывную историю Руси. Мы не знаем точно, когда появилось название Руси, но уже для IV — VI вв. н. э. мы располагаем сведениями о людях-рос ("росомонах") но соседству с приазовскими готами и о богатырском народе РОС, жившем на северо-западе от Меотиды.

Рубрики: Генеалогия
Источник: http://www.pravaya.ru/ks/20112
Все новости

Наши услуги, которые могут быть Вам интересны