Незаконнорожденные дети в Российской империи

            Куда меньше везло внебрачным чадам иных сословий, и самую трагичную окраску эта проблема приобретала для солдаток: с формированием регулярной армии они, будучи молодыми и цветущими, оставались фактически вдовами – после 25-летней службы мало кто возвращался домой, и провожали рекрута на службу почти как на верную смерть. Появление внебрачных детей у солдатских жен в такой ситуации было естественным, но далеко не везде окружение смотрело на это сквозь пальцы. К тому же вернувшийся муж имел право не признать этих детей и отдать их в приемные семьи. Участь этих несчастных была незавидной, поэтому роженица старалась либо пристроить чадо в другой уезд к родне, либо подкинуть в дом, где была кормящая мать, только что потерявшая своего ребенка, или, напротив, женщина делала все, чтобы оставить младенца себе, но выдать его за подкидыша. В XVIII столетии в городах стали открываться специальные госпитали, куда можно было отдать новорождённого анонимно. Затем появились воспитательные дома-приюты, при которых имелись секретные родильные госпитали. Здесь можно было анонимно разрешиться от бремени, и даже рожать в маске. Все это делалось для борьбы с детоубийством, к которому в отчаянии прибегали несчастные беременные женщины – однако казенные учреждения тоже в нем «преуспели». Подкидышей было много, а кормилиц не хватало, притом что искусственное вскармливание было на плачевном уровне, из-за чего смертность в этих казенных учреждениях была крайне высока. А тем, кто выжил, была верная дорога в солдаты – если мальчик, а девочка в большинстве случаев оказывалась на улице просящей милостыню, где и терялись ее следы…

            Словом, более-менее достойный уровень жизни, за редким исключением, мог быть у незаконнорожденного ребенка, только если его признал отец. Чаще всего в эту ситуацию попадала дворовая девушка, рожавшая от барина. Несмотря на то, что дворянское происхождение потомков таких детей подтвердить очень сложно – с формальной точки зрения – но если сохранились соответствующие документы, можно проследить ход событий и быть практически уверенным в примеси «благородных» кровей. Такова история Евдокии Николаевой из подмосковной усадьбы Кривякино или Красное сельцо, ныне находящейся на территории города Воскресенска. Согласно метрическим записям в 1846 году дворовый человек Семен Лаврентьев, вдовец, которому уже за пятьдесят, женится третьим браком на 21-летней Евдокии, принадлежащей к тому же сословию. В том же году через два месяца после свадьбы у них рождается сын, а в течение нескольких последующих лет – еще трое детей. В октябре 1850 года семья получает вольную, фамилию Грачевы и причисляется к мещанам города Бронницы. Сочетание этих фактов, а также деталей, которые стали известны благодаря филигранной работе с архивными документами, дает право с уверенностью предполагать, что отцом этих детей является не Семен Грачев, а надворный советник, участник Отечественной войны 1812 года и Бородинского сражения Михаил Васильевич Курманалеев, либо его сын штаб-ротмистр Василий Курманалеев. Они принадлежали к семейству, которое владело усадьбой в 1840-х годах. Семья Грачевых была освобождена по договоренности с Курманалеевыми в момент перехода усадьбы в руки следующих владельцев.

            Подобные истории, когда внебрачные дети дворянина освобождаются вместе с матерью от крепостной зависимости – и при этом, что немаловажно, у них есть номинальный отец! – были не такими уж редкими. Здесь можно вспомнить выдающегося русского композитора и ученого Александра Бородина, чьим отцом был грузинский князь Гедианов преклонных лет, а матерью – дочь солдата Авдотья Антонова. Фамилию и отчество будущему гению дал крепостной князя Порфирий Бородин. Похожая история была и с известным художником Орестом Кипренским: он искренне считал своим отцом вырастившего его дворового человека Адама Швальбе, за которого его настоящий родитель помещик Алексей Дьяконов выдал его мать Анну Гаврилову.   

Конечно, в подобных историях человек, который брал на себя отцовскую миссию и растил чужих детей, находился не всегда, но почти всегда освобождение семьи от крепостного гнета сопровождалось материальной помощью на обустройство. Удивительно другое: некая Надежда Курманалеева, по-видимому, принадлежавшая к упомянутому дворянскому роду, была связана с одиозной легендой еще об одном незаконном отпрыске. Все слышали о так называемой княжне Таракановой, которая выдавала себя за отпрыска императрицы Елизаветы, но не все знают, что настоящая дочь действительно существовала, но жила очень тихо и уединенно в Московском Ивановском монастыре. Августа Дараган, получившая фамилию от тетки, дочь императрицы и графа Разумовского, родившаяся в конце 1745 г., стала монахиней Досифеей. И молитвой стяжала дар старчества, то есть, по сути, стала святой при жизни. Она не показывалась почти никому – но об отшельнице знали в народе, любили ее и просили молитв, совета, благословения. Наивная вера в то, что царский обделенный отпрыск и есть настоящий милосердный правитель от Бога, была неизбывной в русском народе. Некоторым паломникам все же довелось встретиться с Досифеей. Одной из них и была Надежда Курманалеева, о чем она оставила письменное свидетельство, где и описала неизгладимое впечатление от той встречи.

            Вряд ли найдутся документальные подтверждения о принадлежности Досифеи к роду Романовых, да и в сущности ее харизме это мало что добавит. Ведь в данном случае вера важнее факта. Как и в жизни внебрачного ребенка более важна не степень знатности отца, а степень его заботы и помощи в преодолении клейма незаконнорожденности.

 

Все статьи